Читать интересную книгу Мысли и сердце - Николай Амосов

– Ваши сомнения мне понятны. Философов было много, все обещали… Но без «принципов» нельзя, как хотите. Мои - ничему не учат. Я же не говорю об управлении, пока только о понимании мира. Моделирование - это познание. И лишь как непременный компонент управления.

Наступать.

– Даже и так. Вы же сами писали: сходство между объектом и моделью может меняться от нуля до ста. Я так понял, что это касается любого этажа программы? (Кивает головой.) Принципы - это модель какого-то верхнего этажа программы. Чтобы доказать их действенность, нужно проиллюстрировать примером. Так мне кажется.

– Все правильно. Я и собирался это делать, но, к сожалению… К сожалению, успел очень мало. Написал «Моделирование психических процессов», в котором дал общие алгоритмы психики. Не улыбайтесь, они не настолько общие, чтобы по ним нельзя создавать эвристические модели[36]. С тех пор дело не стояло на месте, и одну из наших моделей успешно программируют на машину. Правда, как она будет действовать, я не знаю.

И не узнаешь, боюсь… Он и сам об этом подумал.

– Дальше. Моделирование организма, так сказать, в приложении к медицине. Эти работы вы знаете. Ваши истории болезни, что Володя переводит на перфокарты, - это обобщенная модель больного человека. Правда, абстрагирование значительное, но я сказал ему, как быть дальше. Структурная модель человека - если это осуществится - другой пример реализации общей идеи.

Все это зависит и от меня. Я тоже должен это двигать…

– Ну и, наконец, последнее. Социология. Здесь я почти ничего не успел. Лишь кое-что наметил. Вот тут написано. Суть в следующем. Создана обобщенная модель человека и разработаны принципы синтеза из таких моделей человеческих коллективов. К сожалению, опять только принципы!

Засмеялся. Самому смешно - насчет принципов. Видимо, его утомил разговор. Доказывать свою правоту оппоненту. Это всегда волнует, даже если противник не очень сведущ.

– Мои помощники, я надеюсь, сумеют реализовать многое из того, что намечено. Я еще забыл упомянуть о работе Ирины. (Он уже не прибавляет «Николаевны». Что от меня скрывать?)

– Конечно, если бы мне целый институт… да годы. Знаете, эта реализация принципов - ужасно трудоемкая штука. А без нее, конечно, не звучит. Понимаю.

Тема разговора иссякла. Очень интересно посмотреть бы эту «обобщенную модель человека», но он уже устал. А для чтения она не готова. Кому он оставит в случае смерти? Наверное, теперь уже не мне. Приходят к нему ребята, хотя бы этот аспирант Алик. Да и Ирина тоже… Ничего, они мне дадут. Нет, сам не попрошу - стыдно будет.

Они не простят, если что… Скажут: «Чего вы тянули?» Разве объяснишь: «Не мог». - «Обязан!» Но ведь это не он один - Саша. Есть еще Юля. Есть мальчик с рецидивом после тетрады… А все те, кому просто отказал?… Нужно уходить… Он устал. Вон глаза даже прикрыл. Встаю.

– Молодец вы, Саша. Но я, пожалуй, пойду. Век роботов, слава Богу, еще далеко.

– Не так далеко, как вы думаете. Ваша Леночка и мой Сережа вполне могут дожить.

– Не знаю… Остановить все равно нельзя, как вы говорите. Я подумаю обо всем, Саша. До свидания. Пошел.

Ухожу.

Нарочно намекнул ему. Нужно как-то поднимать настроение, дать надежду. Может быть, я решусь? Так надеялся на камеру…

Бреду по коридору, грустный. О больных узнать, на завтрашних взглянуть, и иди домой, именинник…

Посмотрел. Все хорошо. Поднимаюсь на третий этаж в кабинет.

Ого! Что это за сборище у дверей? Почему они без халатов?

Впереди Дима, Дмитрий Алексеевич.

– Михаил Иванович, просим вас разделить с нами маленькую компанию. Мы решили отпраздновать мою защиту…

Компанию. Что за компанию? Ах да, защита была… вскоре после того дня.

Петро:

– Раз вы отказались пойти в ресторан, то мы рискнули организовать здесь в зале. Очень скромно, очень!

Юбилейный банкет. Замаскированный. Начальство, слава Богу, поняло, что подследственных не чествуют, и сделало вид, словно не знает о моем шестидесятилетии. Я им благодарен за это. А в глубине души все-таки плачет маленькая обида: «Хотя бы по телефону поздравили. Будто я и не сделан ничего в своей жизни».

Придавить. Все правильно.

– Ребята, я вас просил ничего не делать. Вы понимаете, что мне не до того? Даже если отбросить все обстоятельства…

Галдят:

– Мы вас очень просим, очень просим.

Марья:

– Тяжелых больных в клинике нет, все хорошо… посидим… немножко!

Все хорошо! Как быстро забывается…

Смутно в душе. Первый импульс: «Отказаться». Не хочется даже видеть веселых лиц. Потом: «Обидятся». Жалко их.

И так хочется, чтобы кто-то поддержал, пожалел…

Стоят, ждут. Смотрят, очень хотят. Нельзя отказать, нельзя.

– Ладно.

Смех, аплодисменты. Они ничего не понимают. И они не были в том виноваты… Еще - молодость.

– Усаживайтесь, я сейчас.

Вхожу в кабинет. Один.

Нужно снять халат, надеть пиджак и туфли. Ни к чему сидеть в халате.

Не люблю я этих праздников в клинике: веселье, выпивка, а тут - больные. Поставь себя на их место - каково? Правда, в этом крыле нет палат и в общий коридор не слышно, но все равно отравляет само сознание соседства. Обычно не разрешаю. Есть рестораны. Но не прогонишь же их сегодня, раз уже все накрыто?…

Покурю и пойду.

Речь придется говорить. А что им скажешь? «Работайте честно»? «Дерзайте»? Вот - дерзнул. Ну их к черту, с этим празднеством… Когда чувствуешь себя слабым и изломанным, когда потеряна вера в себя… Где уж тут поучать?

А как было бы хорошо - если бы все одни удачи… Восседал бы эдакий почтенный юбиляр. Впрочем, на больших юбилеях тоже противно. «В расцвете творческих сил…», а старику семьдесят лет, песок сыплется. Но у тебя-то не сыплется еще?

Ну ладно, нужно идти. Как-нибудь переживу, раз уж ребятам так хочется. Надеюсь, прославлять не будут - знают, что не люблю.

Вхожу немного смущенный. Народу-то сколько!

Конференц-зал совсем необычный. Где это столько столов взяли? По всем трем стенам. Так странно видеть их всех «в гражданском». Девушки приоделись, даже не узнаешь. Вон Люба, Димина помощница, просто красотка. И Марина, будто королева, улыбается. Разве подумаешь, что такой ведьмой бывает в операционной?

– Михаил Иванович, вот сюда, пожалуйста, в центр.

Семен берет меня под локоть и ведет, как свадебного генерала. Все стоят и ждут. Ужасно неловко.

– Ну, садитесь же, садитесь, что вы на меня все уставились? Прошу, пожалуйста, не забывать правила игры!

– Как же, помним!

«Правила» - это чтобы без подхалимства. Все садятся. Шум, оживление. Я оглядываюсь. Любопытно. Рядом - Марина. Хорошо. Операционная сестра - самый близкий человек для хирурга. Не зря они часто женятся или романы крутят. Но я не грешен. Давно не грешен, очень давно. С другой стороны - Петро. Скучный сосед! Потом Дима.

– Ти-ше!

Это Петро. На правах старшего.

– Тише, товарищи! Хотя тосты в нашем обществе и не приняты, но все-таки для порядка нужно бы тамаду выбрать? А?

– Семена! Семена!

Тот встает, раскланивается с претензиями. Артист.

– Благодарю за доверие! Гости дорогие, пейте, ешьте, не стесняйтесь.

Оглядываю стол. Еда - так себе, больше салатов, колбаса. На всех бутылках есть этикетки. Спирта брать не разрешаю. Но не уверен, что без обмана. Спирт в клинике - это валюта в экономических сношениях с внешним миром. Но самим - ни капли. А около меня - коньяк. Знают слабость, черти.

Олег встает.

– Можно тост толкнуть? Маленький? Братцы, давайте выпьем за Диму! Замочим диссертацию, чтобы ВАК не завалил!

Дима поднимается, такой длинный, худой. Домучил все-таки свой труд. Олег кричит:

– Полный наливай, полный! Больше поздравлять не будем! Дима смеется.

– Больше нельзя. Доза рассчитана на квадратный метр поверхности тела!

– Так премедикации же не было!

Мне уже налита рюмка коньяку! Хочется выпить. Но нужно держаться. Пьяный шеф - уже не шеф. Встаю. Нужно чокнуться.

– Ну, Дима, чтобы АИКи шли хорошо! Олег протестует:

– И тут АИКи. Жизни от них нет…

Это и есть наша жизнь.

Выпил. Фу, горечь. Лимон.

Шум какой. Все тянутся к Диме, чокаются. А Оксана почему-то на другом конце стола. Чего бы? Говорили - невеста. Марина подкладывает мне на тарелку еду.

– Ешьте, Михаил Иванович. Вот с маслом.

Боится, что опьянею. Операционная сестра - вторая жена. Заботится.

А как бы хорошо выпить, повеселиться со своими, если бы не то дело… Не вернешь.

Нужно поесть в самом деле. Аппетит появляется после рюмки.

Смотрю на всех. Маленькое затишье - рты заняты, жуют. Всегда все съедается подчистую.

Какие они - мои помощники? Как все люди - хорошие и плохие. Я не заблуждаюсь - просто люди. Но если измерить добро и зло, то больше хорошего. Почему бы? Неужели все наши люди такие? Нет. Пока нет. Просто у нас большой отсев. Каждый год три-четыре врача приходят и уходят. Джентльменское соглашение действует без осечки. Плохие уходят, а хорошие остаются. Таланты? Нет. Пока нет. Одни - поярче, другие - бледнее. Может быть, развернутся, если попадут на самостоятельную работу.