Читать интересную книгу Жажда целостности: наркомания и духовный кризис - Кристина Гроф

Разумеется, алкоголики и наркоманы могут ради своего выздоровления полностью отказаться от употребления алкоголя и наркотиков. Наряду с другими факторами этого требуют от них биохимические процессы, происходящие в их организме. Но многие другие виды зависимостей и привязанностей представляют собой дилемму, которая, например, знакома человеку, страдающему нарушением пищеварения. Человек, склонный к перееданию, навязчивым образом связывает себя с пищей. Однако, чтобы жить, ему нужно есть, и он не может полностью отказаться от пищи. Чтобы таким людям избавиться от своей зависимости, им нужно отказаться от маниакальных физических, эмоциональных, умственных и духовных привязанностей к пище. Они должны изменить к ней свое отношение точно таким же образом, как матери, слишком зацикленной на своей дочери, следует ослабить свою эмоциональную привязанность к ней. Это не обязательно означает, что нужно пренебрегать ребенком или пищей, — просто нужно воспитывать в себе беспристрастное отношение к ним.

К сожалению, некоторые люди в своем заблуждении испытывают побуждение к полному отделению от нездоровой и неблагополучной ситуации. Молодая жена, утратившая свою индивидуальность из-за вошедшей в привычку зависимости от мужа, вдруг понимает, что она безнадежно привязана к нему. В порыве откровения она легко может предположить, что для того, чтобы изменить ситуацию, она должна с ним развестись, даже несмотря на свою любовь. Или, к примеру, деловая женщина, понимающая, что ее непрекращающийся трудоголизм приводит ее к частым депрессиям и стрессам, боится, что более здоровый образ жизни будет означать для нее уход с творческой и важной работы.

Возможно, в некоторых случаях физический отказ и необходим, но я еще раз повторю — ведь возможно изменить природу отношений с источником многих наших привязанностей и зависимостей, в то же время оставляя или даже пробуждая в нем здоровые, положительные качества. Изначальная ситуация, то есть работа или брак, остается неизменной. Но теперь, поскольку мы за нее больше не цепляемся, мы расслабляемся и чувствуем в себе любовь, энтузиазм и внутреннюю силу, которую раньше омрачали своей привязанностью.

Мы можем также путать зависимость с привязанностью. Стэнтон Пил в своей книге The Diseasing of America («Болезнь Америки») пишет: «Все может стать зависимостью. Эта замечательная истина… настолько потрясла нас как общество, что мы потеряли голову… С этой позиции почти о каждом американце можно сказать, что он зависим». Пил указывает на очень существенную проблему. Я бы сформулировала это иначе: все обладает потенциалом стать привязанностью. В Америке огромный рост интереса к зависимостям, и избавление от них означает наше понимание того, что за страданиями нашей жизни стоят наши зависимости и привязанности. У каждого американца непременно есть привязанности. Каждый человек, независимо от национальной, расовой и религиозной принадлежности, борется со своими привязанностями.

Проблема возникает тогда, когда мы привязанности путаем с зависимостями. Ведь это легко. В чем же состоит нередко весьма тонкое различие между зависимостью, привязанностью и источником удовольствия? Некоторые из нас, ввиду своих заблуждений, смотрят на свою жизнь через призму зависимости, патологии или болезни. Это особенно относится к тем, кто несет на себе бремя стыда. На ранней стадии выздоровления я начала подвергать сомнению каждое свое движение. Мои рассуждения иногда принимали такую форму: «Я — алкоголик, и в этом нет никакого сомнения. Кроме того, мне следует обратиться к ряду своих весьма серьезных проблем созависимости. Когда я чувствую дискомфорт или беспокойство, то бывает, что я пытаюсь утешить себя или избежать страданий, занявшись приготовлением пищи, посещением магазинов или танцевальных курсов. Не означает ли это, что я становлюсь пристрастной к пище, становлюсь «магазиноголиком» или просто начинаю «ловить кайф» на танцах?» Я пришла к выводу, что я, должно быть, наркоманка во всех отношениях. Дай мне что-либо, и я стану от этого зависимой. Вскоре я составила длинный список своих многочисленных зависимостей и увидела весьма печальную картину. Я чувствовала, что все безнадежно.

Это отождествление себя с неким существом, состоящим из зависимостей, было, по своей сути, патологическим, и оно вполне соответствовало моей уже мрачной самооценке. Я всегда находила отличное оправдание для того, чтобы бичевать себя за то, что сделано хорошо. «Я ужасный человек, потому что люблю после обеда поесть сладкого. Я наркоман по сладостям». Однако по мере своего выздоровления я начала менять свою установку: «Да, я зависимый человек во всех отношениях, но одни мои зависимости убивают меня быстрее, чем другие, и поэтому я в первую очередь сосредоточусь на самых серьезных из них».

Меня ставит в тупик именно то, что не все мои зависимости по своей природе являются столь же безнадежными, неконтролируемыми, прогрессирующими и разрушительными, как алкоголизм, который почти что погубил мою жизнь. Вещества, отношения и виды деятельности имели надо мной власть в разной степени. Кроме того, мое представление о себе как о человеке, зависимом от всего, не соответствовало моей здоровой внутренней сущности, которую я в себе открывала. Когда я начала размышлять об отношениях между зависимостью и привязанностью, многие недостающие куски стали вставать на свои места.

На самом деле я знаю, что была во власти серьезных зависимостей, угрожающих моей жизни. Их сделало зависимостями именно то, что они по своей природе являются прогрессирующими, подразумевающими навязчивое, саморазрушительное поведение, и я их никак не могла контролировать. Так же, как любой обычный человек, я боролась со своими привязанностями, которые в различной степени создавали в моей жизни неудобства и страдания. Кроме того, мною двигала глубинная жажда целостности. Когда она возникает во мне, это означает, что я утратила контакт со своим «глубинным Я». Когда такие неудобства становятся очевидными, то это подспудное стремление дает мне знать, что мне нужно предпринять усилия и восстановить сознательный контакт со своей Божественной Силой. Патологизируя все эти моменты и вешая на них ярлык «болезнь», мы унижаем себя.

Среди людей, работающих над проблемой зависимости от других, часто возникает вопрос: как отличить акт сострадания от действия, обусловленного зависимостью от другого человека? Когда я кому-нибудь помогаю из искренних побуждений, действительно ли я отдаю себя или пытаюсь контролировать жизнь другого человека? В конечном итоге у каждого человека есть ответ на этот вопрос. Что они получают от такого действия? С чем они уходят — с чувством временного удовлетворения по поводу того, что ты сумел себе доказать, что оправдал ожидания другого человека, или с искренним чувством любви и радости, сопровождающим сострадательное и бескорыстное действие?

Затевая эту дискуссию, я никоим образом не хочу преуменьшить важность существующей проблемы зависимости. Я на непосредственном опыте знаю, насколько сильной и разрушительной может быть настоящая зависимость. Несомненно, этим сильным и опасным зависимостям подвержены миллионы людей. Однако я стала свидетелем ненужной боли, а также чувств вины и стыда, которые возникают в людях, отождествляющих каждое свое движение с потенциальной зависимостью. Понимая то, что зависимость и привязанность существуют в одном континууме, мы, желающие избавиться от зависимостей, привязанностей и от вытекающих из них страданий, можем стать добрее к себе.

Западни на пути

На духовном пути зачастую встречаются западни — трудности или ловушки, которые мы можем сразу не увидеть. Мне нравится образ, передающий изначальное значение слова «западня»: слегка закамуфлированная яма в земле, которую охотники используют для ловли зверей или которую используют на войне для захвата противника. В духовном путешествии мы много раз попадаем в западни, а наш враг — это обычно мы сами. Когда наше эго постоянно напрягается, чтобы выдвинуться на духовную арену, мы обнаруживаем, что оправдываем и разыгрываем бесконечные проблемы, связанные со своей персоной, в результате чего на некоторое время попадаемся в западню. Каковы же эти западни, в которые столь многие из нас попадаются?

Первая западня — это использование духовности в качестве части отрицания. Иногда мы вовлекаемся в разрушительное или саморазрушительное поведение и оправдываем это своими религиозными или духовными интересами. Раньше в своей жизни мы, возможно, наслаждались подлинными и важными для нас встречами со своей Высшей Силой. Но по мере развития зависимостей наше самоотождествление с «религиозным человеком» стало служить помехой к честному признанию проблемы: мое духовное пробуждение началось задолго до того, как я стала алкоголиком. Так, погибая от алкоголизма, я говорила себе, что я — духовный человек. Я регулярно ходила в церковь, пела духовные гимны и читала молитвы, и поэтому я не могла быть самым обычным алкоголиком.