Читать интересную книгу Слезы темной воды - Корбан Эддисон

Ее глаза сверкнули:

– Вы слишком умны, чтобы верить в это. Если вас принуждали к этому или ваша способность действовать рационально была снижена, мы можем на этом построить защиту.

Он уставился на темное пятно на столе, изъян в текстуре древесины.

Когда тишина стала неудобной, Меган спросила:

– Что происходит, Исмаил? Почему у меня такое чувство, что мною манипулируют?

Он снова посмотрел на нее и испытал ощущение дежавю. Ему было нужно, чтобы она доверяла ему, точно так же, как ему было нужно, чтобы Пол доверял ему. От этого зависело все.

– Я не могу назвать причину. Пока. Но назову. Я хочу, чтобы вы приняли это.

Она смотрела на него не моргая.

– Я сделаю это при одном условии. Я хочу выяснить, как это все началось. Мне нужен доступ к вашей семье. Я хочу, чтобы жюри узнало, кто вы на самом деле.

В одно мгновение чувство вины Исмаила расцвело метастазами стыда. Мысль о родственниках, разбросанных по всему земному шару. Он не сомневался, что им всем известно о смерти его отца. Клановые сети разносят новости так же быстро, как современные медиа, с той лишь разницей, что происходит это в избранном кругу. Для них Адан был героем, человеком, пожертвовавшим для своей страны самым дорогим. Меньше всего Исмаилу хотелось лишать блеска уважаемое имя своего отца.

Он задержал дыхание и не дышал, пока не почувствовал головокружение. А потом признался:

– Мой отец мертв. Мать наверняка тоже. У меня есть дядя в Миннеаполисе, тетя в Лондоне и еще один дядя в Могадишо. Предлагаю вам поговорить с ними.

– Как зовут вашего дядю в Миннеаполисе? – спросила Меган.

Имя он произнес шепотом:

– Фарах Саид Ахмед.

Ясмин

Средняя Джубба, Сомали29 января 2012 года

Джубба снова отступила, превратившись в сеть водных лент, вьющихся между зелеными берегами, но по крайней мере она продолжала нести свои воды. Были времена, когда река почти полностью уходила в песок. Дожди дейр положили конец засухе, страшнее которой не помнил никто, но к ноябрю они закончились и вернулась испепеляющая землю жара.

Ясмин встала на колени в тени раскидистого дерева хигло и опустила в воду кувшин. Когда он наполнился, она встала и примотала его к спине, глядя через реку на горизонт. Пустыня походила на сшитые воедино лоскуты желтой земли и зеленых кустов с редкими вкраплениями групп деревьев с длинными корнями: пушистая акация, плосковерхий кудхак и величественный дамал. Пыльно-голубое небо пестрело брызгами мелких облаков.

Деревня, в которой она прожила уже почти три года, находилась в глухом районе южного Сомали, на одинаковом расстоянии от порта Кисмайо и кенийской границы. Это было бедное поселение скотоводов и торговцев, которые благоденствовали в удачные годы, когда приходили дожди, а верблюды, козы и скот росли здоровыми, тучными и продавались на рынке за хорошие деньги, и боролись за жизнь, когда дождей не было, живность голодала, а воды Джуббы истощались и приобретали солоноватый вкус. По сравнению с урбанизированным Могадишо это был другой мир, не говоря уже о многонациональном Найроби, в котором прошло раннее детство Ясмин.

– Закончила? – спросила Фатума. Она сидела под деревом хигло, прислонившись спиной к стволу. – Я есть хочу.

Ясмин посмотрела на нее с раздражением и состраданием. В последнее время Фатума всегда хотела есть. Она была уже восьмой месяц беременна ребенком Наджиба.

– Ха, – ответила Ясмин. – Да. Пойдем.

Поправив хиджаб, она помогла Фатуме встать и повела ее через калитку в заборе во двор. Шлакоблочный дом, в котором Ясмин жила с Фатумой, первой женой Наджиба, и Джамаад, его хабариаро, или теткой по материнской линии, имел крытое крыльцо и черепичную крышу – редкость в деревне, состоящей в основном из глинобитных лачуг. Но на этом роскошь заканчивалась. В пустые глазницы окон свободно залетал ветер, бетонный пол лишь местами был накрыт коврами. Туалет представлял собой дыру в полу с керамическими подставками для ног. Еда готовилась на походной плите.

Джамаад помахала с порога, приглашая Фатуму посидеть с нею, пока Ясмин будет готовить обед. «Как же поменялись местами наши жизни!» – подумала Ясмин, заходя в кухню и ставя на огонь чайник. Когда несколько лет назад Наджиб привел ее сюда, она считалась особенной, предметом его желаний, и Фатума, жена, не сумевшая зачать ребенка, была отодвинута на второй план. Но время шло, и стало понятно, что Ясмин тоже не может родить. За долгие месяцы бесплодия они стали близки, как сестры, и поклялись друг другу, что, если Аллах улыбнется одной из них, они никогда не станут из-за этого ссориться. Но потом Фатума зачала, и все изменилось. В один день Ясмин превратилась в изгнанницу, прислужницу будущей матери ребенка Наджиба. Во время последнего приезда Наджиб произнес, как пророчество: «Фатума родит мальчика».

Ясмин бросила спагетти в котелок, нарезала овощи и отправила их жариться на сковородку с пряностями хавааш и козлиным мясом, оставшимся от вчерашнего обеда. Работая, она старалась отвлечься, произнося в уме поэтические строки, как учила мать.

Аш-Шафии: «Имея удовлетворение в своем сердце, ты равен тем, кто владеет миром».

Саади: «Не существует человека, способного постичь свои неисчислимые благости».

Руми: «Храни молчание, и ты усвоишь от Солнца мудрость, не описанную в книгах и не высказанную в беседах. Храни молчание, чтобы Дух мог говорить с тобой».

Однако Бог не говорил с ней, и мудрые строки не возвышали ее. Напротив, пока шли минуты и запах сомалийских специй наполнял воздух, она незаметно соскользнула в привычную канаву отчаяния. Жизнь, которой она жила, была ложью в каждой мелочи, жалкой оболочкой отчуждения и унижений. Она стала пленницей человека, который убил ее отца и многих других во имя веры, которой она так дорожила. Душа ее томилась в изгнании, надежды умерли, и все, что от них осталось, – это волосок воспоминаний, несколько слов, произнесенных братом в кузове грузовика в первый день крови и страха. «Если нас разлучат, сохрани свой телефон, – шепнул Исмаил. – Я найду тебя».

И она сохранила свой мобильный телефон, как он сказал. Прятала его от Наджиба, от Джамаад и Фатумы в нижнем белье, пока не заполучила пластиковый пакет с водозащитной застежкой и не нашла место, где его спрятать, – в заполненной грязью яме между корней дерева хигло. Каждый месяц она вставала среди ночи, выкапывала телефон и несла в дом, чтобы зарядить аккумулятор устройством Джамаад. Каждый раз она отправляла текстовое сообщение на старый номер Исмаила, надеясь, что он ответит. Но папка входящих сообщений оставалась пустой. После нескольких лет молчания она начала считать, что он умер, но продолжала исполнять этот ритуал, потому что не придумала ничего лучше.

Много раз она задумывалась о побеге. Но опасность такого шага была огромной. «Шабааб» контролировала все города на сотни километров вокруг. Их шпионы были повсюду. Даже последний попрошайка мог оказаться доносчиком. Дороги тоже были переполнены бойцами «Шабааб», бандитами, ворами, а теперь еще и кенийскими солдатами, известными своими вольностями по отношению к сомалийским женщинам. Даже если бы ей удалось избежать их всех, она почти наверняка погибла бы. Не зная местного расположения водных источников и не имея животного, которое можно подоить, она умерла бы от жажды меньше чем через неделю, если раньше ее не разорвал бы лев или не укусила кобра. До лагерей близ Дадааба в Кении две недели пути, если идти пешком.

Приготовив обед, она подала спагетти с чатни и чапати – индийской лепешкой – Джамаад и Фатуме на пороге, а сама села есть на другом конце двора, в тени ветвей дерева хигло. Одиночество терзало ее, вгрызалось, обдирало последние остатки счастья, как гриф, потрошащий труп. От природы она всегда была общительна. Когда они с Фатумой дружили, ей по крайней мере было с кем поговорить. Теперь же она стала изгоем на положении не лучшем, чем служанка. «Хоойо, – подумала она, представляя лицо матери, – если Бог чтит тех, кто хранит веру, почему Ааббе умер? Почему я оказалась здесь? Где Исмаил и Юсуф? Где ты?»

– Ясмин! – крикнула с порога Джамаад, поднимая опустевший стакан с водой. – Я пить хочу. Принеси что-нибудь другое, пожалуйста.

Ясмин оставила свою тарелку на земле и сходила к холодильнику за «кока-колой». Работающий от небольшого генератора, маленький холодильник был едва ли не единственным современным устройством в доме. Когда она вручила бутылку Джамаад, женщина сказала ей:

– Я получила эсэмэс от Наджиба. Он обещает приехать, как только родится ребенок.

– Хорошо, – сказала Ясмин, изобразив улыбку, и вернулась на свое место у стены.

Теперь ей была ненавистна маска, которую ей приходилось надевать, чтобы скрыть правду, правду о том, что она презирает Наджиба всем сердцем. Когда Ясмин встретила его, она была семнадцатилетней девушкой, наделенной отцовской любовью к знаниям и материнским состраданием к обездоленным. Потом в один день Наджиб разрушил ее мир, очернив все, что она считала хорошим и правильным. И все же нельзя сказать, что он ненавидел ее, у него были к ней чувства, и она хотела, чтобы они были. Сколько раз он говорил ей, что мечтает о том, чтобы она родила ему сына! Он превратил ее жизнь в извращенное противоречие, и его возвращение сулило только новые страдания.