* Последний крик моды (фр).
Скользнув на балкон, Рианон зажмурилась, поспешно надела темные очки и глянула вниз. Посреди бассейна имелся остров с настоящими пальмами, окруженными множеством лимонно-желтых с белыми полосами тентов. На голубом небе не было ни облачка.
Она услышала, как Оливер перевернулся на другой бок. Рианон оглянулась и поняла, что он еще спит. Захватив рукой длинные волосы, она устроила их на макушке в пучок, облокотилась на перила и отдалась созерцанию темно-зеленых фруктовых садов, за которыми вдалеке сквозь знойное марево виднелись силуэты Атласских гор.
С самого утра Оливер мучился расстройством желудка. Признаков улучшения до сих пор не было, и Рианон никак не могла решить, обратиться к доктору или не стоит. Если к вечеру жар не спадет и спазмы не прекратятся, то без врача не обойтись, хотя сам Оливер яростно протестовал против этого.
Рианон стянула с себя верхнюю часть бикини, втерла порцию крема в начавшую темнеть кожу и присела в шезлонг, чтобы немного почитать. То и дело она бросала взгляд на безымянный палец правой руки, и при виде тонкой золотой полоски сердце ее всякий раз подпрыгивало. Как ни странно это прозвучало бы, но этот золотой ободок так сблизил ее с Оливером, что это казалось чудом, ибо раньше она и вообразить не могла, что двое могут значить друг для друга еще больше, быть еще ближе, чем они.
В болезнях и в здравии, с мрачной иронией подумала она, прислушиваясь, как стонет и мечется на кровати Оливер. Ее сердце всегда будет с ним, в любой беде. А ведь беда уже пришла. Еще бы – столкнуться с марокканским вариантом мести Монтесумы* именно в медовый месяц. Что может быть хуже?
В четыре часа Оливер еще не проснулся. На противоположной стороне бассейна струнный квартет наигрывал попурри из мелодий двадцатых годов. Рианон решила спуститься поплавать. Когда она шла к бассейну мимо расставленных там и сям шезлонгов, в которых денежные мешки поджаривали свои и без того вяленые на солнце тела, с городских минаретов доносились заунывные возгласы муэдзинов. Рианон усмехнулась про себя, подумав, что в этом заботливо охраняемом маленьком раю легко позабыть о том, что за темно-розовыми стенами отеля существует еще огромный мир. Мир, совершенно чуждый обитателям этого блаженного оазиса, – тот, где люди носят тюрбаны и бурнусы, толкаются на базарах, мир, состоящий из бесконечного многоцветья и многоголосья.
Рианон остановилась, чтобы дать дорогу работнику отеля со свернутым тентом в руках. Вдруг ей стало не по себе, она пожалела, что вышла в одном бикини и с полотенцем на плече. Надо было взять халат или саронг**. Она редко испытывала смущение, а сейчас неожиданно захотелось укрыться от взглядов купавшихся. У нее возникло смутное ощущение, что все вокруг, как и она сама, – участники какого-то стриптиз-шоу. Ока подняла голову, и словно невидимый магнит моментально притянул к ней взоры сотни глаз.
* Монтесума – правитель ацтеков. Боролся против испанских конкистадоров, многие из которых погибли из-за жадности, так как награбили в фантастически богатой столице ацтеков больше, чем могли унести при отступлении.
** Саронг – индонезийская национальная одежда.
Удивляясь сама себе, она уже готова была вернуться в номер, когда заметила мужчину, который смотрел на нее с особым любопытством. На лице незнакомца было написано восхищение, и, когда Рианон обратила на него внимание, он продолжал все так же глазеть. Сидел он за пять или шесть шезлонгов от нее. Темные волосы на груди и на руках еще не высохли. На шее у этого человека была золотая цепочка, а на ней – крупный кулон.
Рианон отвернулась, подумав про себя: наверняка итальянец или француз, только южане способны так откровенно и нагло пялиться на женщин, да еще чуть ли не награды за это ждать. Впрочем, нет, у этого во взгляде нет откровенной похоти, скорее простое дружелюбие с примесью досады: ну почему она так резко отвернулась? Вот что значит англичанка! Но посмотреть в ту сторону теперь означало бы приглашение его к дальнейшим шагам, а этого ей точно не хотелось. Поэтому Рианон смело вышла на палящее солнце, встав на бортик бассейна, присела перед прыжком и уверенно нырнула в прохладную воду.
Конечно, такой прыжок был безумием. Как она не сообразила сразу? Разумеется, ее бикини не выдержало напора воды. Рианон догадалась, что произошло, лишь почувствовав, что трусики сползли к коленям. Погружаясь в воду, она принялась лихорадочно их подтягивать, подвергаясь опасности либо захлебнуться, либо всплыть на поверхность нагишом. Что касается верхней части купальника, то ее Рианон могла только проводить безнадежным взглядом.
Наконец голова Рианон показалась над водой. Марокканское солнце было обжигающе горячим, но этот жар не мог сравниться с жаром стыда. Рианон закрыла глаза и поплыла по-собачьи (и молотить-то по воде она могла только одной рукой) к краю бассейна, отчаянно стараясь убедить себя, что никто ничего не заметил. Оливер, несомненно, устроил бы ей взбучку за безрассудство, но если бы он был здесь, то смог бы по крайней мере отыскать верхнюю часть купальника, пока она скрывалась под водой, храня остатки скромности.
В бассейне было всего несколько купальщиков, и ни один, судя по всему, не догадывался о щекотливом положении Рианон. Ситуация была безвыходной. Бассейн был достаточно глубок, и она не могла нырнуть. Значит, оставалось только висеть, держась одной рукой за бортик и поддерживая другой трусы. Рианон не знала и знать не хотела, сколько людей смотрит на нее сейчас. Держась за бортик, она принялась медленно передвигаться к лестнице в углу бассейна. Там, если повезет, можно попросить кого-нибудь принести ей оставшееся в шезлонге полотенце. Но все, разумеется, были как назло слепы и глухи. Рианон растерянно взглянула вверх, на свой балкон, но Оливера там не было. Мужчина, который недавно проявил к ней недвусмысленный интерес, теперь полностью переключился на книгу.
Оставалось только одно. Она начала неуклюже взбираться по лесенке; одной рукой придерживая трусы, а другой цепляясь за мокрые перекладины. Ее груди никто не назвал бы маленькими, а сейчас они казались ей самой безобразно огромными. Все же Рианон прошла мимо своего поклонника к шезлонгу, в котором осталось полотенце. Точнее, туда, где, по ее мнению, она оставила полотенце. Туфли и солнечные очки были на месте, а полотенце пропало.
Рианон захотелось стонать, кричать и смеяться одновременно. Она надела туфли, гоня от себя мысли о том, что придется миновать бар отеля и стол администратора, подняться на лифте на второй этаж, где ее, несомненно, встретит орава горничных, а они-то уж точно обратят на нее внимание, ведь им полагается приветствовать каждого постояльца. Когда-то ей приснился кошмар, в котором она оказалась голой в ресторане “Сейнзбури”. Нынешнее положение представлялось ей еще более плачевным.