Читать интересную книгу Принцесса Анита и ее возлюбленный - Анатолий Афанасьев

Осведомленность генерала давно не удивляла Желудева.

— Да. И что?

— Попробуй осторожненько выяснить, не оттуда ли ветер дует. Исключать ничего нельзя.

Желудев выкатил глаза, изучая генерала тем знаменитым гипнотизирующим взглядом, от которого многие сильные мира сего теряли присутствие духа. Лишний раз убедился, что для бравого служаки его волевое воздействие как мертвому припарка. Он спокойно допивал наливку, сладко причмокивая. Посасывал трубочку.

— Положа руку на сердце, Иван Зиновьевич, считаешь всех болванами, да? Умный ты один?

— Если бы я был умный, — ухмыльнулся генерал, — то платил бы тебе жалованье. А не наоборот.

…Весь оставшийся день Станислав Ильич провел как на иголках. После правительственного ленча, где ничего не удалось разнюхать, поехал на благотворительную акцию, на открытие бесплатной ночлежки для бездомных детей-наркоманов. Там выступил с небольшой речью и дал пресс-конференцию. Там же пообедал в отдельном кабинете вдвоем с директрисой Анастасией Добрыкиной, которую сам и назначил. Это были приятные два часа. В недавнем прошлом известная куртизанка, обслуживавшая исключительно финансовую элиту, Анастасия Добрыкина была во многих отношениях необыкновенной женщиной. Обладая привлекательной, но не выдающейся внешностью, она владела колдовским даром превращать рутинный половой акт в восхитительное пиршество любви. Брала недешево, очень недешево даже по столичным расценкам. Но никто из постоянных клиентов не жаловался, что остался внакладе. Напротив, многие пытались прибрать ее в личную собственность. Но Настино свободолюбие можно было сравнить лишь с ее любовным пылом. Станислав Ильич провел с ней много незабываемых ночей, и, когда с ней случилось несчастье, охотно пришел на помощь. Господь наказал ее за грехи изощренным способом. По первоначальному, еще дорыночному образованию Анастасия Добрыкина, смешно сказать, была ветеринаром и до сей поры, борясь с ностальгией, подкармливала всех бродячих собак в округе. Отсюда и ждал ее роковой удар. Здесь ее и подстерегала беда. Среди собак был один пес Филя, ее любимец, матерый дворняжище с примесью сенбернара. Однажды по весне Филя и еще с пяток кобелей, как обычно, сопровождали ее на прогулке в парке. Пес ластился, поскуливал, вился у ног, выклянчивая если не лакомство, то ласку. И Добрыкиной это было приятно. Она изредка останавливалась и милостиво почесывала собаку за ухом, трепала по пышной грязной холке. Собачья преданность отличается от мужской в лучшую сторону, хотя тоже не бескорыстная. И вот в какой-то момент Филя перешагнул границы приличия, видно, унюхал что-то и начал натурально к ней приставать, запрыгивать на нее и грозно порыкивать. Остальные псы помельче завистливо подтявкивали, суетились, и все это напоминало собачью свадьбу. Добрыкина прикрикнула на пса, попыталась оттолкнуть, и в пылу борьбы распалившийся Филя цапнул ее за шею клыками. Он-то, наверное, хотел любовно, но нежную кожу поранил и хлынула кровь. Кое-как отбившись, она добралась до дома, продезинфицировала ранку, приняла снотворное и пораньше легла спать. Но ночью поднялась температура и начался озноб. Анастасия перепугалась не на шутку. Позвонила знакомому профессору, и тот подтвердил, что в Москве зарегистрировано несколько случаев бешенства. Инфекционный климат вообще неспокойный, на подходе моровая язва, чума, холера и бубонный триппер. Узнав о происшествии, профессор велел немедленно подъехать к нему в лабораторию. Однако обошлось. К вечеру температура спала, а через несколько дней от ранки на шее осталась лишь памятка, как вечный поцелуй. Обошлось, да не все. Впоследствии Добрыкина не раз думала, что лучше бы влюбленный псина заразил ее бешеной болезнью. Пустячный, в сущности, эпизод произвел какое-то необратимое изменение в ее психике. Вместо бешенства она занедужила тем, что можно условно назвать членобоязнью. При ее роде занятий — гробовой диагноз. Она сделала несколько попыток переломить ситуацию, но тщетно. Станислав Ильич распространившимся сплетням не поверил, пока сам не убедился. Специально завернул к ней среди бела дня по дороге в Думу. Действительно, при виде обнаженной мужской плоти вчерашнюю безумную вакханку сперва бросило в жар, она покрылась сизыми пятнами, затем мертвенно побледнела и рухнула в обморок. Возможно, кому-то понравится заниматься этим с женщиной, которая трясется от ужаса и вопит, но он не был извращенцем. Погоревал вместе с подругой над нежданной напастью и тут же предложил ей место директрисы в приюте. Анастасия обрадовалась. В деньгах она не нуждалась, запасла капиталы, на оставшуюся жизнь хватит, но хотелось ощущать себя полезной обществу.

Славно пообедали, распили бутылку «Шардоне», много смеялись, припоминая забавные случаи из прошлого, расшалившийся Станислав Ильич даже попытался склонить ее к греху, чтобы посмотреть, не наступает ли исподволь выздоровление. Но у бедной женщины при одной мысли об этом брызнули слезы из глаз. Желудев начал ее успокаивать, сказал, что пошутил, демонстративно затянул потуже ремень на брюках и тут вдруг заметил на ее лице странное выражение, какого прежде не видел. Холодное, стылое. Как будто наблюдала за ним из дальней ложи.

— Ты чего, Настя? — спросил, оторопев. — Что-то не так?

Смущенно потупилась. Слезы высохли.

— Ну-ну, говори, чего увидела?

— Боюсь, обидишься, родной.

— Да что, в самом деле? Плохо выгляжу?

— Плохо, родной мой. Поберечься надо. Смерть в очах стоит.

Как кипятком ошпарила, стерва. Желудев замахнулся, но не ударил. Вот и делай после этого им добро. Проскрипел сквозь зубы:

— Брось свои ведьмины штучки. Говори, кто заплатил?

Всерьез переполошилась.

— Что ты, Стас, что с тобой? От чистого сердца хотела. Прости бабу неразумную… Мрак свинцовый… Ну ударь, пожалуйста, ударь, если легче будет.

Буром попер из-за стола, опрокинув на скатерть вино. Еле попал в рукава песцовой шубы. Добрыкина бежала следом, в платье выскочила на мороз. Что-то все верещала, просила прощения, но он уже не слушал.

Из машины в очередной раз позвонил Васюкову. Новостей не было, шантажист не объявлялся, из Киры ничего вытрясти не удалось. Но все под контролем и приняты чрезвычайные меры. Желудев не стал уточнять, что это значит.

Новостей не было до самого вечера, зато ночью, когда забылся неспокойным сном, возле тумбочки заблажил телефон. Не ожидая ничего хорошего (путный человек не рискнет звонить в такое время), на ощупь снял трубку. Голос узнал сразу, хотя не слышал несколько дней. Тот самый юный наглец, который под звуки американского поздравления обзывал его Пал Данилычем.

— Ну что, пупсик, совсем испекся, да? — злорадно, торжествующе поинтересовался подонок. — Дедушка дочек любит. Он тебя скоро за яички подвесит. Ага, Пал Данилыч?

— Зря веселишься, — спокойно ответил магнат. — Я ведь все равно до тебя доберусь.

В ответ раздался такой безобразный гогот, какой бывает только в пивной рекламе на телевидении. Станислав Ильич положил трубку на рычаг и выдернул вилку из розетки.

9

Никита плел паутину, а его друзья изнывали от безделья в однокомнатной квартире в Бутово. Время проводили в разговорах, в телевизоре и в долгой спячке. Отоспались за все последние годы. Валенок хандрил, и его состояние беспокоило Коломейца. Никита звонил два раза в день, утром и вечером, и в одном из разговоров, когда Валенка не было рядом, Коломеец поделился тревогой с другом:

— Боюсь, как бы Мика не наделал глупостей.

— Что имеешь в виду? Запил, что ли?

— Хуже. Боюсь, влюбился.

Никита засмеялся:

— Из окна кого-нибудь увидел? Или по телику?

Коломеец рассказал, что Валенок резко изменился после ночной поездки на дачу к Трунову. С ними тогда увязалась красивая девица, из тех московских вертихвосток, которым все трын-трава. Кроме доллара. Какая-то студентка из МГУ, но это еще надо проверить. Все они студентки. При Михаиле Львовиче она состоит то ли в сексобслуге, то ли в секретаршах, Жека толком не разобрался. Суть не в этом. Каким-то образом эта девица сумела оказать роковое воздействие на Валенка, что само по себе удивительно, особенно учитывая короткий срок их знакомства. Валенок не из влюбчивых, а теперь, когда стал художником, к нему вообще не подступись. Да и с этой студенткой, Коломеец помнил, они сразу начали собачиться, без конца подкалывали друг дружку. Но был момент — Коломеец и Трунов поднялись наверх, на второй этаж за документами, а Валенок и студентка остались внизу в гостиной. Наверное, тогда все и произошло. Любовь — таинственная штука. Может ужалить, как змея, а иногда развивается постепенно, как раковая опухоль. Задним числом Коломеец припомнил, что, когда они с Труновым вернулись, Валенок и студентка держались как-то скованно и сидели в разных углах. И на обратном пути почти не разговаривали друг с другом.