…Моя мечта оказывается многосерийной, и вот я вижу президента уже в Овальном кабинете. На этот раз на встрече присутствуют только министр обороны и глава Администрации общих служб[74].
— Господин министр обороны, госпожа руководитель Администрации общих служб, — обращается к ним президент, — правительство Соединенных Штатов — крупный заказчик, а, как известно, «заказчик всегда прав». Что ж, нынешняя администрация намеревается вернуть этому выражению его исходное значение. Процесс материально-технического снабжения и закупок немыслим без ответственного корпоративного поведения, начиная с вопросов безопасности и охраны окружающей среды до запрета на дискриминацию на рабочем месте. Вы оба хорошо это знаете. Однако до сих пор вне поля нашего зрения оставался вопрос потенциального влияния Министерства обороны и Администрации общих служб как самых крупных в мире заказчиков на корпоративное управление в целом. Настает время перемен.
Мы все понимаем, что подход правительства к контролю за проведением контрактных работ затратен, запутан и расточителен — свидетельств тому с избытком. Есть ли лучший способ усовершенствовать этот процесс, чем заменить существующие механизмы процедурами эффективного корпоративного управления? Эти процедуры представляют собой форму отчетности, естественную для корпоративных структур и их деятельности, а не набор правил, изобретенных и навязанных правительством. Мотивированные должным образом, аудиторские комитеты при советах директоров и акционеры могли бы взять на себя часть тяжелой работы, которую сейчас выполняют федеральные ведомства. Они могли бы содействовать созданию надлежащей корпоративной мотивации, контролировать выделение необходимых ресурсов и, если компания нарушит закон или условия контракта, проследить, чтобы виновные были наказаны.
Этого, — заключает президент, возвращаясь к бумагам на столе, — будет достаточно.
Совсем несуразные фантазии? Две встречи, никаких изменений в законодательстве — неужели так легко все изменить? Выходит, что да. Готовая структура имеется, законы тоже, нормы и положения в изобилии. Один президент, полный решимости исправить корпоративные пороки, может изменить все, и никто не сможет сказать, что президент или правительство вмешиваются в дела бизнеса, поскольку речь идет о соблюдении существующих законов.
Взгляните на систему голосования. На долю институциональных инвесторов приходится, наверное, две трети от общего числа голосов. Акции большинства индивидуальных инвесторов находятся у номинальных держателей — брокеров, и, как правило, ими голосуют в интересах менеджмента корпорации — вот еще одно препятствие на пути реформы корпоративного управления. Нью-Йоркская фондовая биржа, похоже, готова отказаться от практики предоставления брокерам почти неограниченной свободы голосования этими акциями; у этого процедурного изменения могут быть далекоидущие последствия. Крупные институциональные инвесторы, со своей стороны, вовсю занимают друг у друга акции, чтобы обеспечить нужный исход битвы за голоса. Подобная практика приводит на память идею одаренного богатым воображением инвестиционного управляющего Лина Лебарона, высказанную им во время массовых поглощений в 1980-х годах, — организовать официальный рынок голосов. Лебарон шутил лишь наполовину: прямая покупка голосов незаконна, но в любом случае вы видите, почему так трудно понять, кто конкретно голосует, под чьим влиянием и с какой целью. Если бы речь шла о голосах избирателей, правительство бы снесло всю систему и начало все заново. Самое меньшее, что оно может сделать с голосованием акционеров, жизненно важным для внедрения надлежащего корпоративного управления, — обеспечить равные правила для всех участников.
Как писал Шекспир, «не звезды, милый Брут, а сами мы виновны в том, что сделались рабами»[75]. Требуется политическая инициатива на самом высоком уровне, чтобы призвать бизнес к ответственности и гарантировать собственникам их права. Увы, такой инициативы не хватает, а исключения редки и драгоценны.
Помимо героев-одиночек, так хорошо смотрящихся в вестернах, нам нужна правовая структура, которая точнее отражала бы реальность корпоративного функционирования в Соединенных Штатах, — структура, которая могла бы сдержать алчность корпораций, не удушая при этом их выдающийся талант к созданию богатства. Стоит вспомнить, что смысл первой поправки к Конституции США[76] состоял не в том, чтобы защитить церковь от вмешательства государства, но в том, чтобы защитить государство в его светских обязанностях от вмешательства доминирующего института того времени, церкви. Сегодня нам нужна защита от доминирующего института нашего времени — корпорации. Иначе корпорации будут править нами, как короли в прошлом правили Англией.
Не стоит надеяться на новую поправку к конституции, учитывая, что и время поджимает, и сам процесс внесения поправок в этот великий документ восхитительно сложен, но нам придется как-то исправить последствия невероятного регресса Верховного суда — от решения по иску округа Санта-Клара к Southern Pacific Railroad (1886) до решения по иску First National Bank of Boston к Беллотти (1978), от пометок лоббиста на полях решения суда до признания за корпорацией права на свободу слова. Если у корпорации есть право на свободу слова, как быть с другими созданиями государства? Есть ли право на свободу слова у департамента по уборке улиц города Кейп-Элизабет, штат Мэн? Могут ли служащие организоваться для рекламирования и продвижения норм и стандартов, которые противоречат нормам и стандартам выборных членов городского правления? Будет ли им гарантирована федеральная конституционная защита, несмотря на то что законы любого штата регламентируют права и обязанности госслужащих? Настолько абсурдно, что даже шутка получается несмешной, и тем не менее — это не шутка, а серьезный вопрос, затрагивающий самые основы того, что де Токвиль[77] назвал «великим американским экспериментом». Долго ли протянет наша демократическая система, если корпорации сохранят гарантированное им конституцией право участвовать в политической жизни страны?
«Не вижу, как можно согласовать демократию с практикой предоставления учреждениям прав и возможностей физического лица, не прибегая к ревизии демократии, — писал Чарльз Линдблом в вышедшей в 2001 году книге „Рыночная система“ (The Market System). -Обоснование демократии — права и полномочия живых, испытывающих боль и желания людей, и эти права и полномочия дают им защиту, равно как и возможности следовать своим стремлениям. Бессмысленно предоставлять, ссылаясь на демократию, такие права пожарным гидрантам или компьютерам».