Читать интересную книгу На тайной службе Ее Величества. Живешь лишь дважды. Человек с золотым пистолетом - Ян Флеминг

— По всем выходным и праздничным дням. — Бонд вышел из машины и снял ленты. Он посмотрел на безоблачное небо, почувствовал тепло солнечных лучей на своем лице. — Как считаешь, мы не замерзнем, если опустим верх машины?

— Нет, давай. А то, когда верх поднят, видим лишь половину мира. И дорога отсюда до Китцбюхеля просто прекрасна. Мы всегда можем поднять верх, если захотим.

Бонд отвернул два болта и сложил парусиновый верх за сиденьями. Бросил взгляд на автостраду. Движение было интенсивным. У большой заправочной станции «Шелл» на полосе одностороннего движения, которую они только что проехали, ему бросился в глаза заправлявшийся ярко-красный открытый «Мазерати». Хорошая машина. И типичная щегольская пара, мужчина и женщина, на переднем сиденье — белые легкие плащи и полотняные шлемы, застегнутые под подбородком. Большие очки с темно-зелеными стеклами из слюды скрывали лицо. Обычная одежда немецких автолихачей. Слишком далеко, чтобы увидеть, так ли они хороши, как их машина, но силуэт женщины многого не обещал. Бонд сел рядом с Трейси, они поехали по дороге, по обе стороны от которой открывался прекрасный пейзаж.

Они почти не разговаривали. Трейси вела машину со скоростью около 80 миль в час, и вокруг них ревел ветер. Этим и плохи открытые машины. Бонд взглянул на часы. 11:45. Где-то в час они будут в Куфштейне. Там, на улице, поворачивающей к большому замку, была великолепная гостиница. Это было симпатичное уютное местечко, трогающее за душу звуками музыки, исполняемой на цитре, и нежными меланхолическими мелодиями тирольских йоде-лей. Именно здесь по традиции останавливались немецкие туристы после однодневных поездок в дешевую Австрию, прямо за немецкой границей; они останавливались здесь, чтобы заказать последний обильный обед — чисто австрийская кухня и вино. Бонд склонился к уху Трейси и сказал ей об этом, а также о другой достопримечательности Куфштейна — наиболее внушительном из всех когда-либо воздвигнутых мемориалов, посвященных войне 1914–1918 годов. Точно в полдень каждый день окна замка распахиваются настежь и исполняется соло на большом органе, находящемся в помещении замка. Орган слышно на километры, звуки несутся вниз по долине, расположенной между огромными горными хребтами. Куфштейн является как бы воротами в эту долину.

— Но мы не услышим орган. Сейчас уже почти двенадцать.

— Ничего, — сказала Трейси. — Обойдусь и цитрами, пока ты будешь поглощать свое пиво и шнапс.

Она свернула на правую развилку дороги, ведущей вниз на Куфштейн, вот они уже проскочили Розенхейм, и возникли огромные снежные горные вершины.

Движение уже не было столь интенсивным, навстречу не попадалось почти ни одной машины. Дорога стрелой уходила между белыми полями и рощами лиственниц к той сверкающей границе, где веками проливалась кровь воюющих армий. Бонд оглянулся назад. На расстоянии нескольких миль сзади них на автостраде появилась красная точка. «Мазерати»? Да, у них наверняка нет духа соперничества, если не могут догнать «Ланцию», идущую со скоростью 80 миль! Какой смысл иметь подобную машину, если не гнать на ней с такой скоростью, что весь остальной транспорт можно наблюдать в зеркале заднего обзора. Может, чересчур несправедлив к ним. Может быть, им тоже хочется ехать спокойно и наслаждаться красотой дня.

— Нас быстро нагоняет какая-то красная машина, — сказала Трейси спустя 10 минут. — Хочешь, чтобы мы оторвались от нее?

— Нет, — ответил Бонд. — Пусть обгоняет. Ведь у нас впереди много времени, целая вечность.

Вот он уже слышал звук работы восьми цилиндров. Бонд выкинул руку влево, подняв большой палец, показывая, что «Мазерати» может обгонять их.

Звук восьмицилиндрового двигателя превратился в оглушительный рев. Ветровое стекло «Ланции» рассыпалось, как от удара кулаком какого-то монстра. Бонд увидел напряженно ощерившийся рот под сифилитичным носом, увидел, как полыхнул глушитель какого-то автоматического оружия, и красная машина пролетела мимо, а «Ланция» с бешеной скоростью понеслась с дороги через полоску снега, пробивая себе путь через молодую рощицу. Затем Бонд ударился головой о ветровое стекло и потерял сознание.

Когда он пришел в себя, то увидел какого-то человека в форме автодорожной полиции цвета хаки. Молодое лицо его исказил ужас, он изо всех сил тряс Бонда.

— Что произошло? Что произошло? — повторял он по-немецки.

Бонд повернулся в сторону Трейси. Она лежала, наклонившись вперед, лицом на изуродованном руле. Ее розовый платок сполз, и прядь золотистых волос свисала, скрывая лицо. Бонд взял ее за плечи, на которых стали расцветать темные пятна.

Он прижал ее к себе. Он посмотрел на молодого человека и ободряюще улыбнулся.

— Все в порядке, — сказал он четко, как бы объясняя что-то ребенку. — Все абсолютно в порядке. Она отдыхает. Мы скоро снова поедем. Спешить некуда. Понимаете. — Бонд склонил голову к Трейси и прошептал ей на ухо: — У нас ведь впереди много времени, целая вечность.

Молодой полицейский испуганно взглянул в последний раз на неподвижную пару и поспешил к своему мотоциклу, по рации — срочно, очень срочно — он начал торопливо вызывать «скорую помощь».

ЖИВЕШЬ ЛИШЬ ДВАЖДЫ

1. Ножницы режут бумагу

Гейша по имени «Трепещущий Лепесток», стоя на коленях перед Джеймсом Бондом, склонилась к нему и быстро поцеловала в щеку.

— Что за дела? — сурово спросил Бонд. — Мой выигрыш — поцелуй в губы. По меньшей мере, — добавил он. Переводила «Серая Жемчужина», хозяйка заведения: черные лакированные зубы, сногсшибательные манеры, густой грим, словом, самый настоящий персонаж театра «Но». Девушки вокруг хихикали и шептались. «Трепещущий Лепесток», изобразив оскорбленную невинность, закрыла лицо руками. Но вот пальцы раздвинулись, и дерзкий карий глаз подмигнул Бонду. Тело ее стремительно изогнулось. На этот раз настоящий поцелуй в губы, мучительно долгий. Приглашение? Соблазн? Бонд помнил, рядом с ним сидит «постельная» гейша, гейша низшего разряда. Она не слишком сведуща в традиционных искусствах — не сможет рассказать забавную историю, петь, рисовать или сочинять стихи в честь гостя. Но, в отличие от своих утонченных подруг, готова на менее романтические услуги. Главное условие — не распускать язык. И стоить это будет дорого. Но, в любом случае, грубому иностранцу постель понравится больше, чем «танка», в которой он сравнивается с хризантемой на склонах Фудзиямы, и которую он все равно не поймет.

Аплодисменты, встретившие эту вспышку неприкрытого желания, быстро и почтительно смолкли. Коренастый мужчина в черном кимоно, сидевший за низким красным лакированным столиком напротив Бонда, вынул зажатый в золотых зубах мундштук «Данхил» и положил рядом с пепельницей.

— Бондо-сан, — сказал Тигр Танака, шеф японской Секретной Службы, — предлагаю вам сыграть и заранее уверен в своей победе.

Миндалины глаз превратились в узенькие щелки. Большое загорелое лицо сморщилось в знакомой улыбке. И не улыбка это была, а блестящий золотом оскал тигриной маски.

Бонд рассмеялся:

— Ладно, Тигр. Но для начала еще саке! И не из этих дурацких наперстков. Пять порций, а толку, как от одного двойного мартини. Раз уж я решил продемонстрировать превосходство западной мудрости над коварством Востока, надо повторить. Найдется среди всей этой китайской дребедени обыкновенный высокий стакан?

— Бондо-сан, это не китайский фарфор. Боюсь, в выпивке вы разбираетесь получше. Кроме того, не стоит недооценивать саке. У нас есть поговорка: «Человек пьет первый кувшин саке, затем второй кувшин пьет первый, а потом саке пьет человека».

Тигр Танака повернулся к «Серой Жемчужине» и, смеясь, заговорил. «Шуточки по поводу неотесанного европейца и его бездонного желудка», — решил Бонд. Мадам что-то сказала, и «Трепещущий Лепесток», низко поклонившись, выскользнула из комнаты. Тигр повернулся к Бонду.

— Вы произвели впечатление, Бондо-сан. Только борцы «сумо» могут выпить столько саке и устоять на ногах. Вы, несомненно, способны на восемь кувшинов. — Тигр хитро улыбнулся. — Но она считает, что для девушки к концу вечера толку от вас не будет.

— Скажите, что ни одна из девочек ей в подметки не годится. Я уверен, в ее арсенале есть средства, способные воскресить и мертвого.

Лесть достигла цели. «Серая Жемчужина» быстро заговорила. Тигр переводил:

— Бондо-сан, эта женщина не глупа. Она говорит, что уже состоит в законном браке с одним «Бон-сан», и на ее «футоне» нет места для другого. «Бон-сан» — в переводе священник, А «футон», как вы знаете, постель. Она скаламбурила на вашем имени.

Вечеринка с гейшами тянулась уже два часа, и челюсти Бонда ныли от бесконечных улыбок и вежливых ответов. Дурацкие звуки трехструнного самисена отнюдь не услаждали его слух, девушки надоели, и Бонду утаено хотелось отвесить прощальный поклон. Тигр Танака с садистским удовольствием наблюдал за его мучениями. Дикко Хендерсон предупреждал Бонда, что иностранцу эти вечеринки напоминают попытку развлечь толпу незнакомых друг с другом ребятишек в детском саду со строгой воспитательницей — мадам. Но еще Дикко сказал, что Тигр Танака оказывает ему высокую честь, а вечеринка обойдется Тигру в маленькое состояние, из секретных ли фондов или его собственного кармана, и Бонду лучше не выпендриваться, приглашение к гейшам — настоящий прорыв в операции, но может обернуться и катастрофой, здесь уж все зависит от Бонда.