Читать интересную книгу Восток — дело тонкое: Исповедь разведчика - Вадим Сопряков

Эти воспоминания об отце начинаются со времени его учебы в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Помню большую светлую комнату в общежитии, где с нами жила и моя бабушка Помню стол, вечно заваленный книгами. Каждый раз, когда я просыпалась ночью, передо мной было лицо отца в зеленоватом отблеске настольной лампы. Занимался он тогда до трех-четырех ночи. Мама тоже работала по семь часов, а вечером убегала на хор. Она всегда была полна энергии. В праздники слушатели собирались вместе. Пели, танцевали. Никогда я не слышала ссор или повышенного голоса отца Это уважение в семье друг к другу и к детям сохранилось и впоследствии.

По окончании академии мы переезжаем в только что построенный для работников Генерального штаба дом. В те годы этот семиэтажный дом № 13 на Плющихе считался элитным. Здесь жили офицеры, генералы и маршалы. Среди них: полковник Степанов, генерал Попов, полковник Лукманов, генерал Маслов, маршал Рыбалко и другие.

Здесь же в моей детской душе поселилось ожидание чего-то плохого. Может быть, это был просто страх. Шел 1937 год. Иногда мы слышали разговоры взрослых о «черном вороне». Если отец задерживался, мама не спала Вечерами дети собирались в широких коридорах, покрытых отличным паркетом, который сохранился до сих пор, и перешептывались, передавая новости.

Вчера забрали мать нашей подружки. Она работала за границей. Мы бегали к ней в квартиру, смотрели на красивые заграничные куклы. В каждой кукле нам мерещились шпионские сведения, заделанные в фарфоровых ручках и туловище игрушки. «Шпионы, шпионаж» — насколько это страшное, ползучее слово, как змея. Это понимаешь только сейчас. «Никто не мог вступиться за обвиняемого тогда, — говорит отец. — Каждый день мы ждали своего собственного ареста».

Год спустя, когда отец стал работником Генштаба, участились его отлучки из дома. Сначала на неделю, потом на месяц. «Папа в командировке», — говорила мама. Отец всегда возвращался веселый, с небольшим чемоданчиком, но всегда с подарками. Часто он привозил «оттуда» пластинки. Это были и Лещенко, тогда почти запрещенный, и Карузо, Пампанинни и другие знаменитые итальянские оперные певцы. Эти пластинки сохранились в семье до сих пор. А Лещенко кто-то «унес», когда мы были в эвакуации. К приезду отца собирались гости. Меня с братом не допускали на эти встречи друзей-коллег, но иногда и я присутствовала при разговорах. Помню, отец рассказал о своей поездке в Италию, после чего раздался взрыв хохота. Только шестьдесят лет спустя он объяснил многое более подробно. Речь шла о встрече с агентом в Риме. Отец, как было условлено, должен был встретиться на площади перед собором Святого Петра Агента не было видно. Наконец-то он увидел его голову (агент был около двух метров роста), торчащую из знаменитого по тем временам итальянского туалета Лишь по выходе из туалета, поменяв несколько заранее обдуманных точек, они встретились в парке и обговорили все детали операции.

Таких поездок было много — по всем странам Европы.

Однажды нам сказали, чтобы мы готовились к отъезду в Венгрию. Отец уже был там, исполняя обязанности военного атташе при посольстве СССР. Послом Советского Союза тогда был Шаронов. При первой встрече с послом и его женой за обедом началось мое дипломатическое воспитание. Папа говорил потом, что он не знал, куда провалиться от стыда за мое с братом поведение. Стол, как говорится, ломился от всяких заморских яств, а мы с братом набросились на кислую капусту и чуть не подрались.

Заграничная жизнь резко отличалась от нашей родной. Мы это понимали. Нас поселили в дом, сделанный мужем известной тогда актрисы Франчески Галь. В феврале 1941 года она присутствовав на большом приеме, устроенном нашим посольством по случаю Дня Красной Армии. Затем, не захотев жить в стране с фашистским режимом диктатора Хорти, уехала в Америку. Дом напоминал древний замок. По крайней мере, нижние комнаты были стилизованы под старинный замок. Огромный камин, сложенный из камня, узорный пол, также выложенный камнем, на стенах оружие и рога А в белоснежной спальне под балдахином я чувствовала себя принцессой. Дверь из спальни выходила на балкон такого размера, что мы с братом катались на нем на роликах.

Но и здесь действительность брала вверх и над нами. Перед домом всегда стояли два венгерских полицейских. В первые дни, когда наступали сумерки, а родителей не было, мы с братом гасили в комнате свет, затем ползли к краю балкона и следили за полицейскими. Потом нам это надоело. Часто днем мы с мамой выходили гулять в парк. И здесь взглядом «профессионала» наблюдали за собой слежку. На рынок, в магазин — везде нас с мамой кто-то сопровождал. Но и к этому мы привыкли. Папа умел как-то мельком все это разъяснить нам, не ранив наши детские души.

В доме была приходящая прислуга Кажется, немка по происхождению. Я вспоминаю ее милое, доброе лицо. Она часто делала нам вкусный венгерский торт с шоколадом. Вскоре она стала как своя, очень полюбила мою маму. Даже пригласила ее на конфирмацию своей племянницы, подарив фотографию с надписью. Она искренне плакала когда мы покидали Венгрию. Как рассказал отец потом, он, да и мама знали, что она была агентом венгерской разведки.

Часто по воскресеньям мы с родителями выезжали в горы. Там проходили подготовку любители-скалолазы. Необычная горная природа глубокие таинственные пещеры нас завораживали. Оказывается, в эти же минуты отдыха проходили встречи отца с агентом. Там же мы узнали и Будапешт, старый и новый город, красивый и незабываемый.

Родителям приходилось часто быть на приемах и устраивать их самим. Мама всегда скромно одетая в Москве, просто преобразилась. Ее вещи были настолько элегантными и добротными, что я долго потом донашивала их и удивляла понимающих в моде наших дам.

Среди частых гостей в нашем доме был человек, который производил на меня особое впечатление своей шотландской юбочкой. Это был английский военный атташе. Он оказался потомком знаменитого Барклая-де-Толли, верного соратника Кутузова в Великой Отечественной войне 1812 года Фото его с дарственной надписью хранится в альбоме отца

Несмотря на то что отец еще был молод, в то время ему исполнилось только 35 лет, он пользовался большим уважением среди своих коллег, как русских, так и иностранцев.

Когда он уезжал из страны, ему устроили большой прием. На стене в нашем доме как память о тех днях висит огромное серебряное блюдо, на котором около полусотни подписей агташатов и других дипломатов, служивших в то время в Венгрии.

В 1940 году в Будапеште состоялась выставка достижений народного хозяйства Советского Союза Вся наша колония помогала в организации и в последующей ее работе. Участвовала в ней и моя мама Были летние каникулы, и все дети вместе с родителями проводили их на выставке. Никто не ожидал такого большого успеха Каждый день масса людей проходила через строй полицейских, чтобы посмотреть, как живут русские. В конце дня на столах с литературой не оставалось ни одной книги, ни одного буклета Два огромных снопа из колосков пшеницы тоже разбирались начисто. Каждое утро приходилось восстанавливать их заново, раскладывать литературу. Женщины в связи с этим жаловались мужьям, но они ничего не предпринимали. Тогда дети и придумали метод борьбы с растаскиванием книг. Те, кто был помладше, укрывались под столом, на котором были разложены книги, и отмечали мелом на ботинках тех, кто брал книги, другие, постарше, стояли на выходе и отбирали эти книги. Взрослым пришлось извиняться перед посетителями, которые возмущались, что мальчишки пытаются отобрать у них книги. Отец не ругал нас. Собрав детей, он объявил им, что они молодцы, проявляют бдительность. Но в данном случае лучше подарить книгу. Люди мало знают о СССР, а прочитав ее, будут знать больше и лучше к нам относиться.

Война приближалась с каждым днем.

Вот в посольство привезли венгерского коммуниста Ракоши, министра первой Венгерской Советской республики 1919 года Он был приговорен к шестнадцати годам тюремного заключения. Его венгерские власти решили на кого-то обменять. Будет произведен его обмен. Ответственность за переправку его в СССР возлагалась на отца. Операцию эту он провел успешно.

Наступил момент и нам уезжать из страны. Отец подбадривал маму и нас. Он еще оставался в Венгрии. Обстановка накалялась, и мы это чувствовали. Уезжали мы с одним чемоданом. Браг плакал, что оставляет свой любимый и первый в жизни велосипед. Отец обещал привезти его потом. Никто из нас не подозревал, что скоро все изменится и мы могли бы и не увидеть отца. Когда началась война, весь дипкорпус был интернирован, а потом обменен.

Мы уже воочию увидели фашистов. На перроне Берлинского вокзала, куда нас доставили, стояли дюжие молодцы со свастикой на рукаве, широко расставив ноги и держа в руках автоматы. Посольство, где мы остановились, готовилось к отъезду. Помню подвальное помещение, где жгли документы и сотни хороших книг, разбросанных на полу. Так для всех нас начиналась война.