А затем была — небрежно писана в увядших коричневых чернилах на пожелтевшей странице — причина того, что все изменилось, когда я сказала Даниэлю, что я люблю его. Из-за этого Даниэль сказал, что он никогда не сможет спросить меня. Поэтому он рассказал мне все те ужасные вещи. Для того чтобы запугать меня, для того чтобы я держалась от него подальше.
Он знал правду тем вечером под ореховым деревом. Мой отец, должно быть, сказал ему это днем. Вот — почему Даниэль был настолько обезумевшим. Он боялся, что не было никакого избавления для него, потому что думал, что никто не сможет полюбить его. Но я думаю, чего он действительно боялся, было, тем, что я сделала.
Я была тем человеком.
И он никогда не мог просить, чтобы я убила его.
Глава 23
Правда
ТРИДЦАТЬ МИНУТ СПУСТЯ
Я сидела с открытой книгой у меня на коленях, пока маленький более коричневый цвет не сполз через ломкие желтые страницы. Паук остановился на мгновение, а затем взобрался на мою руку. Я не вздрогнула. Я не скинула его. Его крошечные ножки кололи мою кожу, когда я позволила ей ползти вверх по моей руке.
Паук взгромоздился на моем плече — только в нескольких сантиметрах от моего лица. Я аккуратно взяла его в свою ладонь.
Хватило бы небольшого сжатия моего кулака, чтобы раздавить его.
Я представила себе эту сплющенную массу в своей ладони: коричневое, липкое и теплое.
Я вздрогнула и немного приоткрыла ладонь. Паук попытался выбраться из моей хватки. Я снова закрыла кулак, блокирую его спасение.
Убийство было неправильным. Разве это не одна из тех основных истин? Ты не должен убивать, и так далее, что гласит в этой заповеди. Но это только относится к людям, не так ли?
Я подумала о г. Макартере и весеннем помете его спаниеля. Я подумал о Маргаритке, о своей трехногой коротышке. Она была настолько крошечной, настолько беспомощной. Г. Макартер хотел утопить ее — для ее же пользы. Это казалось так неправильно мне. Но возможно он был прав. Возможно, для нее это было бы лучше. Лучше чем быть разорванной по частям моим ближайшим соседом. Монстром улицы Маркхам.
Но тогда она не была бы моей Маргариткой.
Паук дергался в моей руке. Разве это плохо, убить вредителя? Убить что-то опасное?
Зверя? Монстра? Это было реальным различием здесь, не так ли? У Даниэля был демон внутри. И единственный способ убить монстра состоял в том, чтобы убить его. Это был единственный способ спасти его душу.
Но не была бы тем, кто пошел вместо него в ад? Не потеряла бы я себя?
Я покачала своей головой. Брат Катарин не попросил бы свою сестру делать это, если бы это было так. Он не обменял бы ее душу на свою.
По крайней мере, я так не думаю.
Я подошла к окну и открыла его одной рукой. Я вытащила другой рукой сетку, вылезла в окно, и присела на карниз крыши в горьком ночном ветре.
Паук был беспокоен в моей руке, дергаясь и трепеща ногами по моей коже. Я чувствовал внезапное жало в середине моей ладони. Мои пальцы вздрогнули внутрь. Я хотела раздавить его. Но затем я поколебалась, разжала свою руку и выпустила паука. Я смотрела, как он удирает по черепице и из моей досягаемости.
Маленькая красная точка образовалась в середине моей руки. Боль была небольшой по сравнению с тем, что я чувствовала внутри. Я любила Даниэля. Я была, вероятно, единственным человеком, который когда-либо любил его.
И это сделало меня единственным человеком, который мог спасти его. Но то, что ему нужно от меня, было невозможным. Я жила без него прежде, и я думала, что была подготовлена сделать это снова, когда я сказала ему, чтобы он уехал из города.
Но как я могу позволить ему умереть? Как я могу быть тем, кто убил его?
Я посмотрела на почти полную луну, которая нависала над ореховым деревом. Через мои влажные глаза, она казалась слишком яркой и необычно окрашенной в кроваво-красный цвет. Я хотела снова стать ребенком. Мне было жаль, что эта ответственность не могла перейти к кому — то еще. Я желала другого. Я желала мира, свободного от темноты.
Но я знала, что моим желаниям не сбыться. Поэтому я стала желать чего-нибудь другого.
И желала еще в течение долгого времени.
Глава 24
Всегда
В ЧЕТВЕРГ
Самое страшное, что правда успокаивала меня. Знание ответов, наконец, успокоили мой разгоряченный мозг, и я смогла мирно спать впервые за несколько недель. Я проснулась от шороха. Я подумала, что это ветер и перевернулась под одеялом на другую сторону кровати. Увидев открытую книгу, лежащую рядом со мной, я задумалась, почему так светло, если часы показывают только 2:00 утра. Я встала с кровати и потянула свои жалюзи. Солнце вспыхивало от дерева грецкого ореха, и я поняла, что на дворе уже день.
Что-то лежало на моем подоконнике — белая картонная коробка, как та, в которую бы Вы положили подарок. Мое имя было написано на ее крышке. Я подняла ее и была удивлена ее весом. Я отошла от окна и сняла крышку. В ней лежала записка сверху большого свертка.
Я узнала почерк из моего детства.
Грейси,
Ты права, если я люблю тебя, то должен уехать. Я уже и так причинил много боли тебе и твоей семье. Мое пребывание здесь только ставит вас всех в еще большую опасность. Я действительно люблю тебя, поэтому я ухожу.
Но я хочу, чтобы ты увидела, что я пытался исправить все. Я не просто приезжал сюда, чтобы разрушить твою жизнь.
Пожалуйста, передай это своему отцу? Если я попытаюсь отдать это ему лично, он не
возьмет. Я хотел полностью выполнить свои обязательства. Но тогда мне нужно было бы еще остаться здесь, пока у меня не было бы всего этого. Я оставил себе лишь небольшую часть на продукты. Я пришлю остальное!
Пожалуйста, скажи Джуду, что я ухожу. Скажите ему, что я никогда не вернусь.
Я всегда буду любить тебя,
Даниэль
Я бросила записку, и развернула сверток. Это была стопка денег- тысячи долларов, чтобы заменить те деньги, которые он украл у прихода. Это и было таинственным "обязательством" Даниэля.
Сколько нужно было времени, чтобы заработать столько денег?
Но что более важно, как долго это было в моей комнате? Даниэль уже ушел?
Я сбежала вниз по лестнице в кабинет папы, надеясь, что он будет знать, куда Даниэль мог бы пойти. Комната была пустой. Я вспомнила, что если даже у меня не школьные дни, то это все еще будничный день. Я зашла на кухню, где мама разбирала счета за столом.
"Где папа?" Я почти кричала. "Он в приходе?"