отпечатков нет ни в одной базе данных. Выудил из мусорного ведра использованный презерватив и спустил его в унитаз. Отказывался думать о том, остались ли частицы его ДНК в кровати и на теле погибшего. Насколько Юэль мог судить, никто не видел, как он выходил из квартиры, да и залитый солнцем тротуар перед домом был пуст. Раньше в этом районе Юэль никогда не бывал.
Полиция не стала бы расследовать смерть наркомана от передозировки. А если бы и стала, как бы они связали погибшего с Юэлем? Даже если бы полицейским это как-то удалось, он бы сказал, что парень был жив, когда он уходил. Бояться нечего.
Вот в чем Юэль пытался убедить себя ночами, когда не мог уснуть, днями, когда не мог думать ни о чем другом. Он снова и снова прокручивал в голове сцену на велюровом диване, будто мог изменить ход событий. Ты действительно хочешь еще? Да ну, лучше ляжем спать. Но в те времена Юэль никогда не останавливался, пока не заканчивались наркотики.
Полиция с ним не связывалась. Никто из знакомых никогда не упоминал того парня. Словно его не существовало.
Прошли недели, прежде чем они его нашли. Его родители так себя и не простили. Они думали, он наркоман… и что они не понимали…
Это было шесть лет и почти три месяца назад. Юэль всегда знал, что случившееся вернется к нему бумерангом. Но он даже не мог предположить, как именно это произойдет.
Юэль мечтательно смотрит на стоящий на полу собранный чемодан.
Он не может снова сбежать. Только не от этого.
На прикроватном столике лежит телефон. Юэль берет его и идет в сад. На часах почти восемь вечера.
В «Соснах» на звонок отвечает Нина.
– Хочешь, я посмотрю, спит ли Моника? – тихо спрашивает она.
– Нет. Я хотел поговорить с тобой.
Молчание. Только деревья шумят на вершине холма. Юэль размышляет, как ему двигаться дальше. Возможно, Нина решит, что он сошел с ума. Но, с другой стороны, она наверняка уже так думает. И, скорее всего, она права.
– С мамой что-то происходит, – говорит Юэль. – Не знаю, что это такое, но врачи не смогут это определить с помощью анализов.
– Знаю, – отвечает Нина.
Одно слово, и у него не только камень с души упал, все тело, кажется, стало легким.
– Я заканчиваю в десять. Хочешь, я приеду? – предлагает Нина.
– Да. Приезжай.
Они заканчивают разговор. Когда Юэль поворачивается к дому, ему кажется, что в окне своей комнаты он видит тень.
Нина
Она захлопывает дверь машины, и в тишине хлопок звучит неестественно громко. На газоне стоит табличка «Продается». Дверь в сарай приоткрыта. За ней плотная темнота, словно нарисованная черной краской. Нина отмахивается от роя комаров и поворачивается к дому. Во всех окнах горит свет.
Нина поднимается по лестнице к входной двери и звонит в звонок. Слышит шаги и видит силуэт Юэля, искаженный вогнутым стеклом, вставленным в дверь. Щелкает замок.
У Юэля опухшие глаза, от него пахнет алкоголем. Совсем чуть-чуть, но в детстве Нина всегда была готова уловить этот запах, его от нее не скроешь.
Она идет за Юэлем на кухню. Фоном звучит старая песня «R.E.M.». Здесь все по-старому. Тот же ламинат, который был старым уже тогда, когда они были подростками. Тот же кухонный стол и те же стулья. Нина бросает взгляд в гостиную. Теперь там меньше мебели. Музыка раздается из небольшой колонки, подсоединенной к стоящему на журнальном столике ноутбуку.
– Что будешь пить? – спрашивает Юэль. – Кофе? Или, может, вино?
– А виски есть?
Юэль удивленно смотрит на Нину. Ей мерещится тень улыбки на его лице, и он достает из шкафа два бокала.
Нина садится за стол. Проводит указательным пальцем по сосновой поверхности, следуя за текстурой, кружит вокруг более темных сучковатых пятен. Точно так же, как делала раньше. Она убирает руку. Юэль садится напротив и придвигает к ней один бокал. Нина смотрит на жидкость цвета янтаря. Она никогда много не пила, несколько лет вообще почти не притрагивалась к алкоголю, но если когда-нибудь и существовало хорошее оправдание тому, чтобы успокоить нервы, то как раз здесь и сейчас.
– Будем здоровы, – говорит Юэль. – Или типа того.
– Или типа того, – повторяет Нина и осторожно отпивает.
Виски мягче, чем она ожидала. От выпитого ее дыхание становится горячим, но горло не обжигает. Она делает еще один глоток.
– Что Маркус думает о том, что ты здесь? – спрашивает Юэль.
– Я написала ему, что задержусь на работе.
Юэль кивает.
– Обычно я ему не лгу. Мы так не поступаем друг с другом.
– Понимаю. Можешь не объяснять.
Майкл Стайп поет о купании в ночи.
– Ты все еще слушаешь ту же музыку? – спрашивает Нина.
– Только что начал снова.
Нина делает еще глоток, и стакан уже пуст. Юэль наливает еще.
Только один бокал. Она должна быть в состоянии сесть за руль, чтобы поехать домой.
– Спасибо, что приехала, – благодарит Юэль. – Я не знал, поверишь ли ты мне.
– Я все еще не знаю, во что я верю.
– Нет… ну это понятно. Я тоже. Но ты же тоже поняла, что тут что-то не то.
Нина молча смотрит на Юэля. Теперь в стол уставился он.
– Я знаю, что у нее деменция и что такие пациенты могут странно себя вести, – говорит Юэль. – Но иногда… иногда кажется, что ее сознание совсем не спутано. Наоборот.
– В каком смысле «наоборот»? – тихо спрашивает она.
Ей необходима уверенность в том, что они говорят об одном и том же.
Юэль вздыхает:
– Она знает то, чего знать не должна.
Нина поднимает бокал и выпивает его залпом:
– Да.
Из гостиной слышится новая песня. «Suede». Нина все больше осознает, что гостиная находится у нее за спиной, а за ней – спальня Моники.
– Что она тебе говорила? – спрашивает Юэль.
Нина решает, что все-таки она должна рассказать. Не все, но достаточно, чтобы у них был шанс понять, что происходит.
– Речь шла о моей маме. Моника даже притворялась ею. Очень убедительно. А ведь они, скорее всего, даже не встречались…
Кажется, будто Моника находится в доме. Слышит их.
– Еще она знала кое-что об отце Сукди, – быстро продолжает Нина, чтобы Юэль не успел спросить, что именно Моника говорила.
– Она упоминала об этом, – вспоминает Юэль. – Но он же жив, так?
– Да, – отвечает Нина. – Почему ты спрашиваешь?
– Со мной она говорила о моем отце… и об одном парне,