Элоэ взяла из шкафа свое простенькое черное вечернее платье и надела его через голову. «Вчера вечером, – подумала она, – я выглядела блестяще в платье, которое одолжила мне Жанна. Сегодня Золушка возвращается назад к своим лохмотьям, в которых она выглядит скромненько и серенько».
Только она собралась подумать, какой пояс ей лучше надеть, цветной или однотонный, бархатный, черный, как вдруг раздался стук в дверь.
– Войдите, – сказала она.
В комнату вошла горничная в кружевном чепчике и таком же переднике.
– Я принесла вам это, мадемуазель, – сказала она, протягивая Элоэ серебряный поднос, на котором лежал великолепный корсаж с приколотыми к нему розовыми розами.
– Для меня? – удивилась Элоэ. – Вы абсолютно точно уверены, что это не для мисс Лью Деранж?
– Нет, для вас, мадемуазель, – с улыбкой ответила горничная.
– О, благодарю вас.
Розы были приколоты к корсажу проволокой, а их стебли обернуты серебристой фольгой. Она приложила корсаж к платью и увидела, как его суровая простота преобразилась в нечто радостное и нарядное.
– Это как раз то, что мне нужно, – воскликнула она и только сейчас поняла, что горничной в комнате уже нет и разговаривает она сама с собой.
Она приколола корсаж, прошлась в последний раз щеткой по своим светлым волосам, которые мягко рассыпались по ее плечам, и вышла, направившись в спальню Лью.
Она постучала в дверь, страшась того, что Лью ей может сказать, страшась момента, во время которого, как она чувствовала, Лью разразится признаниями о том, что она думает о герцоге. С облегчением она увидела, как обе, мать и дочь, выходили из другой двери апартаментов.
– А вот и ты, Элоэ! – воскликнула миссис Деранж. – Я думаю, мы должны спуститься вниз. Герцогиня сказала мне, что перед ужином они встречаются в «Гранд-салоне».
На Лью было восхитительное красное атласное платье, которое было доставлено от одного из знаменитых французских кутюрье. «Она выглядит так, – подумала Элоэ, – как будто только что сошла с картины восемнадцатого века. Она вполне может сойти за одну из своих прародительниц в этом платье с широкими, ниспадающими волнами юбками, которые шелестят, задевая перила огромной лестницы, пока мы будем медленно спускаться на первый этаж».
На Лью не было никаких цветов. У миссис Деранж к плечу была приколота орхидея, и Элоэ предположила, что цветы всегда посылались гостьям перед ужином. Замечательный штрих, но тут же озадачилась, а не обидится ли герцог на то, что Лью не оценила такого жеста.
Герцогиня уже была в «Гранд-салоне», и герцог рядом с ней в своем кресле на колесиках. Элоэ показалось, что мать и сын что-то горячо обсуждали, когда они вошли, и герцогиня выглядела слегка озабоченной.
Тем не менее она была приучена к тому, чтобы не показывать своих эмоций. Она сразу же поднялась и пошла к ним.
– Надеюсь, что вы нашли все, что вам необходимо, – сказала она. – А также оказали должное внимание вашей горничной.
– Все было отлично, – ответила миссис Деранж. – А Жанна просто на седьмом небе от того, что она вновь оказалась в частном жилом доме. Она так часто мне рассказывала о великолепии французских домов. Мы не можем предложить ей в Америке ничего подобного, что могло бы сравниться для нее с прелестью проживания в доме.
Герцог засмеялся.
– Боюсь, это типично для многих. Мы, французы, ворчим, когда живем дома, но стоит нам попасть за границу, как наши воспоминания становятся просто золотыми.
Он повернулся к Элоэ и спросил:
– А вы не находите, что и вы вспоминаете только приятное и забываете о плохом, когда вы оторваны от дома?
– Я думаю, что, когда человек скучает по родному дому, все для него выглядит в лучшем свете, чем то было на самом деле, – ответила она.
– А вы скучаете по дому?
– Не сейчас. Я в таком восторге от того, что нахожусь здесь. Единственное, чего я хочу, это то, чтобы мой отец смог увидеть «Шато». Он так часто о нем говорил.
– Вы должны приехать сюда вместе с ним, – сказал герцог. – Я хотел бы, чтобы он почувствовал гордость от того, что я сделал, чтобы сохранить фамильные сокровища.
Элоэ про себя подумала: «Повторит ли он свое приглашение после того, как я сбегу. Что он скажет завтра, когда они обнаружат, что моя спальня пуста? Интересно, как скоро они узнают о том, что я сбежала с мужчиной, который разыскивается полицией?»
Она слегка вздохнула. Герцог взглянул на нее.
– Вы несчастны? – спросил он.
Он произнес это тихим голосом, так, чтобы остальные не слышали, а в его глазах светилось что-то, что требовало правды.
Она утвердительно кивнула.
– Не надо, – сказал он. – Счастье всегда подстерегает вас там, где вы его не ждете, а оно стоит того, чтобы его дождаться.
Он говорил с каким-то глубоким, внутренним убеждением, что сделало Элоэ безмолвной, и все же его слова вызвали в ней неожиданный шквал дурных предчувствий и опасений: «А вдруг счастье не поджидает меня за углом? А вдруг Дикс уже мертв или ранен, или находится в тюрьме? Что если я прожду его всю ночь, а он так и не придет? Что я буду делать? Что я смогу сделать?»
В этот момент ей показалось, что все, что сейчас происходит – какой-то кошмарный, неприятный сон: красота комнаты, люди, сидящие в ней, даже она сама, все было нереальным, каким-то бесплотным.
Только Дикс имел значение, только Дикс и его проблемы заполнили собой весь мир, без исключения.
Как будто из дальнего далека до нее донесся голос герцогини.
– Прошу меня извинить, если ужин будет задержан, – сказала она. – Мы ждем еще других наших гостей.
– Пьер всегда опаздывает, – проворчал герцог. Герцогиня повернулась к миссис Деранж.
– Боюсь, мой младший сын славится своей непунктуальностью, – сказала она. – И он ведет с собой еще своего друга.
– Граф Пьер, мадам! – объявил дворецкий.
Элоэ безразлично взглянула в сторону двери; но, после того, как она это сделала, ее сердце, казалось, остановилось.
Она хотела встать, но не смогла сдвинуться с места; она сидела как парализованная на стуле, сжимая и разжимая пальцы, а кровь медленно схлынула с ее лица, сделав его смертельно бледным.
На пороге стоял Дикс!
Дикс, улыбающийся, с его черными глазами, которые обвели взглядом всех собравшихся; его волосы блестели в лучах солнца, проникавших сквозь окна.
Кто-то еще стоял рядом с ним, конечно. Высокий, широкоплечий мужчина в просторном сером костюме.
– Ты должна простить нас за опоздание, мама, – сказал Дикс герцогине. – Но самолет задержался. Могу я представить мистера Стива Вестона?
Лью первая вышла из оцепенения, которое, казалось, охватило их обеих, ее и миссис Деранж. С криком, почти истерическим, она вскочила на ноги и бросилась через комнату к дверям.