Читать интересную книгу Цесаревич - Денис Старый

в записках для себя нечто интересное, ему будет плевать какие такие силы даровали знания, если только в ключе «дайте еще».

Пусть люди и занимаются своим делом, используя мои знания. Сейчас же к Ломоносову будут приставлены филеры, — тоже новшество, но нужное, по мере появления вокруг меня множества людей. Никто к нему не подступится. В любой момент может быть отдана команда на ликвидацию ученого. Очень надеюсь, что такого решения принимать не придется ни-ког-да.

— Я хотел бы попросить у Вас, Ваше императорское Высочество, помощи, — начал было разговор Ломоносов на второй день после моих откровений, когда большой поезд, в составе которого была и моя карета, расположился на ночевку в дне пути от Москвы.

— Вы выглядите испуганным, — сказал я, догадываясь, что именно хотел бы просить ученый.

— Этим бумагам нужна охрана. Я буду брать только частями, пометив себе темы и направления, — сказал Михаил Васильевич.

— Сие верно, — говорил я. — Мне было важно, чтобы Вы прониклись смыслами.

— Уж проникся! Мне в лабораторию потребно поспешать. Градусник, что Вы начертали — это чудо, много людей можно спасти, — загорелся научным азартом Ломоносов.

— Так еще для его изобретения нужно изучить температуры определить деления, — сомневался я в возможности изобрести нормальный градусник.

— Я верю, Ваше Высочество, что Вас, как вы сказали, уж не серчайте — ликом измазали по пыли на столе, но учиться было бы не дурным и нынче, ибо не ведаете того, что в мире науки происходит, — ученый рассмеялся. — Господин Цельсий уже работает, а мы еще раньше его будем, утрем нос немчуре… Простите государь-цесаревич. Вы же не знали о господине Цельсии?

— Да, ничего, толком я о Цельсии не знал. А на счет иного, так я себя уже давно русским мню, так что утирайте нос немчуре без оглядки на меня, но все с умом и осторожностью, а Цельсия подумайте, может и к нам переманить, серебра не пожалею, если нужен будет, — вернул я улыбку профессору.

По прибытии в Москву, прямо на въездном шлагбауме, мне вручили депешу с повелением срочно явиться пред светлые очи тетушки. Пришлось быстро, прямо на пункте пропуска переодеваться из дорожного мундира в парадный, умываться и чистить сапоги. Благо слуги работали всегда удивительно предусмотрительно, и парадный мундир выглядел безупречно, словно только принесенным портным.

— Ваня, оставь нас, хочу говорить с племянником, уж прости друг любезный, — сказала государыня, как только я зашел к ней в спальню.

Было очевидным, что самочувствие государыни не очень соответствует образу озорной и шальной императрицы. Постепенно, но неуклонно Елизавета сдает. Помниться, в иной реальности, она прожила то ли до конца Семилетней войны, то ли почти что. По крайней мере, в 1762 году Екатерина уже свергала меня с престола. Сейчас же складывалось впечатление, что тетушка уйдет в лучший мир раньше. Может, потому, что стала пить больше сладкой воды и ликеров производства моих предприятий, как и конфет. Пристрастилась к майонезу. При этом, режим дня как был губительным с ночными посиделками, так и остается таковым.

Ну, и был грех на мне — получилось добиться того, что Елизавета стала пользовалась помадами и белилами, которые якобы из Франции, но по факту, сделанные некоторыми умельцами… с повышенным содержанием свинца. В этом времени свинец был практически во всех косметических приспособ, правда, слова «косметика» еще нет.

А я чувствовал, что моя деятельность все больше становится костьми не в одном горле вельмож, но в множестве. Перешел дорогу Апраксину, которому мало того, что приходится мириться с должностью всего то заместителя главы Военной коллегии, так и работать, а не сибаритствовать, распиливая бюджеты. Шуваловы так же наблюдают, как возможные их прибыли текут рядом, но мимо. Да и иноземные послы могут интриговать. И это еще выжидает церковь, с представителями которой, как я не буду истово молиться, вряд ли получится вести дружбу. Я уже слышал некоторые упреки, что благодетельствую раскольникам. Многие казаки и являются теми самыми раскольниками, но я у них перекреститься не просил, мне служба нужна и служат они на совесть.

Ну, да пообщаться с церковниками еще придется, так как скоро расширенное заседание Синода, о присутствии меня на котором уже настояла тетушка. Есть обиженные и в военной среде, кого обошла слава победителей османов.

Есть еще немало причин меня не любить и желать иного наследника. И я не пытаюсь целенаправленно убить тетушку, она и сама семимильными шагами идет к концу своего жизненного пути, я только чуть ускоряю.

Да и самокопание государыни, и почти постоянная депрессия из-за увядшей красоты еще более старит женщину и провоцирует болезни, скорее всего, еще и на фоне относительно раннего климакса. Тут и война, несущая стресс, и переживание. Есть у меня даже мысль, что в иной истории Елизавету Петровну держало в этом мире понимание краха империи после ее смерти. Оставлять престол и Россию, своих любимых фаворитов и друзей на дурочка Петрушу? Вот и цеплялась за жизнь, несмотря на то, что в 1756 году Елизавету уже почти похоронили, она выкарабкалась и прожила еще пять лет. Сейчас же есть я, цесаревич — раз даровала этот титул, то поверила в наследника, есть мой сын Павел, наконец, и Аннушка — старшенькая дочурка — радует своих родителей и весь двор своей смышлёностью.

— Что, дурна собой? — спросила императрица, как только Иван Шувалов удалился, оставляя меня наедине с родственницей.

— Ты прекрасна, тетушка! Все приходят в этот мир ангелочками, потом цветок расцветает, закономерно, что он и погибает. Но ты, как цветок, еще своего увядания не достигла, пусть и той красоты, от которой вся Европа восхищалась уже и нет. Все равно в историю войдешь, как самая прекрасная самодержица Российская, уж прости, но куда там и бабушки моей Екатерине Алексеевне, или, уж тем более, царевне Софье, — говорил я, сжимая ладонь государыни, она же целовала мои руки [исторический факт — Елизавета часто целовала руки Петру Федоровичу].

Я прочувствовал момент, что сейчас можно говорить так, как разговаривают любящие друг друга родственники. Тоска об ушедшем прямо материализуется в комнате. Нету нормальной семьи у Елизаветы– не считать же Разумовского, тайного мужа, семьей, в женском понимании. Тут дети нужны, а Бог не дал. Кстати… нужно как-то все же вызнать у Елизаветы о детях. Может все-таки княжна Тараканова, что представилась дочкой Елизаветы, является действительно дочерью государыни? Ходят и иные слухи о детях русской императрицы.

— Спасибо, что не стал угождать, как все это делают, будто я не вижу себя в зеркалах. Бог не дал своих детей, так хоть вразумил племянника, — тетушка поцеловала меня в лоб. — Я гневалась на тебя, когда читала намерения в войне с султаном, когда запрос сделал о назначении Миниха наместником в отвоеванных землях. За многое гневалась… Знаешь, почему я отправила Ваню? Откель тебе ведать! А потому, что это Бестужев вступался за тебя и разъяснял мне, что да как. Я и так ведала о разумности поступков, но не все понимала. Посему, ты едешь в Молдавию и не далее, там от моего имени решай. А, уж кого поставишь управлять — то твоя воля. Миних, так пусть и он, только помню я, как он Слабодщину и Гетманщину хотел под свою руку привести. Будет озорничать, то отправлю далее в Сибирь, али в твою Америку.

Я молчал и со всем соглашался, понимая, что Елизавета даровала мне все те практически тепличные условия управления войной, которые сейчас так нужны. Я не стану совать свой венценосный нос во все дела армии, убедился, что хватает более компетентных товарищей. А вот оградить уже их от ненужных нападок — вот моя задача. Я предполагал создание приближенными Елизаветы некого Совета, который станет лезть во все дела войны с турками, так и должно было быть. Не успели ранее «советчики», как война началась, по сути, неожиданно для них. Сейчас же многие хотят «сесть на потоки», вот только потоков этих нет, воюем «на свои», что были взяты боем в первый год компании, ну и из Фонда вспомоществования. И Совета такого не будет, об этом только что сказала тетушка.

— Медали те, что ты прозвал «За отвагу» и кресты солдатские «Георгиевские» я утвердила. Но платить солдатам станешь своим серебром. Надо же удумал за «Георгиевский крест» по пятьдесят рублей давать! А вот орден «Герой России» — непригож вовсе. Звезда, пусть и золотая, да стяг там очерчен, — продолжала государыня.

— Тетушка,