Читать интересную книгу Рыцари былого и грядущего. Том II - Сергей Катканов

— Иблис[10]? Ты и есть — Махди?

— Какой же ты дурак, Хасан. Я есть вечная смерть. Истины и жизни больше не существует. Быстро к ноге, ничтожество!

— Истина существует. Это Христос, — неожиданно для себя сказал Хасан, и его сердце наполнилось тихой радостью, какой он не испытывал никогда в жизни. Сразу же рядом с ним (а, может быть, в его душе) появился мирный Свет — добрый и ласковый. Со стороны Света он не слышал никакого голоса, но ощущал, что Свет так же призывает его к себе, как и тьма.

— Не смеши меня, — язвительно усмехнулся Иблис, хотя голос его прозвучал уже не столь уверенно. — Кровавый маньяк, никого в своей жизни не любивший, вдруг обратился ко Христу. Это не твоё, Хасан.

— Я любил истину и пытался ей служить.

— Ты не любил истину. Ты её страстно желал. Это разные вещи. А служил ты только собственной гордыне. Значит, ты мой.

— Что же ты не открыл себя раньше?

— С такими путаниками, как ты, лучше не действовать открыто. Стал бы ты служить «скрытому имаму», если бы знал, что он — враг Аллаха?

— Ни за что.

— Вот именно. Я и сейчас не явился бы тебе, если бы ты не стал совать свой нос в совершенно ненужную тебе книгу. Успели бы ещё встретиться после твой смерти. А при жизни ты, и не зная меня, всё равно служил мне — скрытому и таинственному, всё отрицающему, не признающему над собой никакой власти. Или не понял до сих пор — ты мне подобен!

— Я не твой.

— Чей же ты?

— Ничей.

— Дурак. Всякий, кто считает, что он — ничей, на самом деле — мой.

Хасан понял, что полемика с этим существом ни к чему не приведёт. От него не прикроешься словами. Время диспутов закончилось. Пришло время выбирать.

Свет манил к себе, но не уговаривал и ничего не требовал, в отличие от Тьмы. Хасан понимал, что достаточно ответить Свету внутренним согласием, просто выбрать Его, и Тьма тот час отступит. Но это оказалось не так просто. Свет был теперь любимым, но по-прежнему чужим, что-то в нём пугало Хасана и очень сильно отталкивало. Тьма была ненавистной, но, как ни странно, весьма родственной, влекущей к себе. Хасан чувствовал, что выбрать Тьму гораздо проще — подобное тянется к подобному. Казалось, что он обречён, и всё-таки он понимал, что вопреки всей логике выбор у него есть. Он ещё не принял решение. А времени почти не осталось. Он не доживёт до рассвета.

Эпилог

После смерти Хасана ас-Саббаха прошло почти полтора века. Горное государство низаритов, выжившее во многочисленных бурях, теперь рушилось под ударами монголов. Воины хана Хулагу брали крепость за крепостью, им покорилось уже около ста низаритских твердынь. Аламут выдержал многолетнюю осаду, но в конечном итоге сдался.

Персидский историк Ата Малик Джувайни был потрясён, когда ему рассказали, что в каждой низаритской крепости монголы находят богатую библиотеку. Неужели эти дикие фанатики, наркоманы-убийцы, которых ненавидит весь мир, были на самом деле книжниками-мудрецами? Кем же были эти проклятые ассассины, если не только их вожди, но даже коменданты самых незначительных крепостей никак не могли обходиться без хороших библиотек? Что это были за люди? А не важно! Главное, что они — были. И никогда их больше не будет.

И всё-таки Джувайни не смог удержаться от соблазна и, пользуясь хорошими отношениями с монголами, отбыл к осаждённому Аламуту в надежде, что застанет крепость ещё не разрушенной и сможет ознакомиться с аламутской библиотекой.

Джувайни проторчал под стенами Аламута несколько месяцев и вот, наконец, низариты сдали свою твердыню. Аламут поразил учёного перса. Большие пространства крепости создавали впечатление самодостаточного мира. Роскошные оштукатуренные здания. витые лестницы. почему бы и не провести здесь всю жизнь, если есть хорошая библиотека?

А вот келья, где некогда жил Хасан ас-Саббах. Вряд ли здесь что-то изменилось с его времён. Переступив порог хасанова жилища, Джувайни был вторично поражён, на сей раз — суровым и мрачным аскетизмом этого помещения. Стены грубого камня, никакой отделки, полное отсутствие украшений, минимум мебели и то довольно грубой. Похоже, последующие вожди низаритов жили уже не здесь, устроив в келье Хасана что-то вроде библиотеки с читальным залом. Да и кто бы кроме ас-Саббаха решился здесь жить? Какой контраст с общим аламутским великолепием. А ведь Хасан ас-Саббах 35 лет не покидал эту келью, не желая видеть не только окружающего мира, но даже и самого Аламута вне своей конуры.

Джувайни почувствовал, что душу его сжал зловещий ужас от прикосновения к чему-то непостижимому и запредельному. Вот комната с книгами. Огромное количество прекрасных фолиантов. Благоговевший перед знаниями перс в любой другой ситуации набросился бы на книги и листал бы их часами, а здесь было ещё интереснее — он мог взять себе любое количество этих книг. Однако, ноги его словно приросли к полу, он стоял перед книгами и боялся приблизиться, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ним.

Этих книг касались руки великого Хасана ас-Саббаха. Великого?! Омерзительный паук, боящийся солнечного света, забившийся в каменную щель и раскинувший на полмира гнусную паутину убийств! Что в нём великого? Эти мысли воплем вырвались из души Джувайни. И в тот же момент он почувствовал, что сам он — никто перед таким человеком, как Хасан ас-Саббах. Замерев перед непостижимой загадкой этой грандиозной личности, оставалось только брызгать слюной в бессильной злобе. Это мелочно и недостойно мудреца — у Джувайни хватило честности и смелости вынести приговор самому себе. Он подумал о том, что надо бы всё-таки посмотреть книги, но в этот момент в комнату вошёл монгольский военачальник. Суровое и тупое лицо этого не знавшего сомнений человека вывело Джувайни из оцепенения.

— Нашёл что-нибудь интересное? — спросил монгол.

— Ничего особенного. Можно всё сжечь.

Монголы приступили к исполнению чрезвычайно сложной задачи — сносу крепости Аламут.

* * *

В горной деревне Андрея раздражало теперь всё, что он видел вокруг себя — и эта пыль на дороге, и эти маленькие аккуратные домики, и эти горы вокруг. Не радовали больше благородные и доброжелательные лица крестьян, их плавная и переливчатая речь скребла по душе напильником. Халаты, чалмы, паранджи — всё выводило из себя. Как его достал весь этот восточный колорит, первоначально приводивший в восторг. Про ислам ему даже думать было больно — объелся до отрыжки. И в Каабу Христа на последнюю службу он не пошёл — всё здесь было чужим, не на него рассчитанным. Экзотика восхищает недолго. Вымотал его этот отпуск. Пора в Европу. А его Европа теперь в Африке. Сиверцев горько усмехнулся.

Встав перед иконой, он, как тамплиер в походе, вместо обедни 13 раз прочитал «Отче наш». Казалось, молитва дерёт горло — сухая и жёсткая. И всё-таки стало легче. Он постарался собрать мысли в кучу.

Во всём виноват ас-Саббах. Даже ночами он слышал теперь это змеиное шипение: «Хас-с-с-с-сан». Нельзя безнаказанно прикасаться к памяти таких людей. Да, безнаказанно нельзя, а вообще — надо, если мы хотим хоть чем-то быть в этом мире.

Хорошо бы закрыть глаза и сказать себе, что больше не существует ни шиитов с суннитами, ни суфиев с дервишами, ни измаилитов с низаритами, но мир от этого не изменится. Мир переполнен исламом и от этого никуда не денешься. В этом мире нет отдыха, уюта, комфорта, кто ищет их — гоняется за миражами. На земле невозможно «устроиться поудобнее». Здесь — непрерывная война, в первую очередь — война идей, порождающая все остальные войны.

Что такое его исламские изыскания? Переговоры с противником. Поиск перемирия. Стремление ко взаимному пониманию. Одновременно с поиском уязвимых мест. Куда денешься? Войну никто не отменял. Надо продолжать.

Сиверцев полагал, что от Хасана ас-Саббаха сразу же перейдёт к сирийским ассасинам и Горному Старцу — Синану. Но, подумав, он понял, что Синан пока постоит в очередь. Нельзя рассматривать отношения тамплиеров и ассассинов вне контекста отношений Ордена Храма с исламским миром вообще. А это в свою очередь невозможно, пока не разберёшься в отношении Западного мира к исламу.

Первый крестовый поход. Хасан ас-Саббах уже прочно обосновался в Аламуте. Вторжение крестоносных франков в Палестину его совершенно не волнует. Хасан скорее даже радуется тому, что франки наносят поражение за поражением его заклятым врагам — сельджукам. Но всё это далеко от Персии вообще и от Хасана в частности. Ему не до крестоносцев.

А крестоносцы? Что знали они об исламе, о мусульманах, против которых обнажили мечи? Ни-че-го! Ничего и даже более того. Дикая и дремучая религиозная безграмотность Запада до глубины души поразила Сиверцева. Ладно ещё то, что простые рыцари, участники крестового похода, слабо разбирались в нюансах сравнительного богословия и смутно представляли себе, что такое ислам, против которого они ополчились. Но и самые образованные люди Запада — хронисты, поэты, богословы — люди, писавшие книги, пороли про ислам такую дичь, что даже Дэн Браун по сравнению со средневековыми авторами — академик.