Вера Филипповна. Ступай, ступай!
Огуревна (оглянувшись). Батюшки, да где это мы?
Вера Филипповна. Ступай, ступай, не твое дело.
Огуревна. А ведь мне мерещится, что ты это у себя в спальне, на постеле лежа, мне что приказываешь.
Вера Филипповна. Ступай, ступай, вон прямо по коридору — на лестницу наверх, да там и жди! Да не усни дорогой-то!
Огуревна (уходя). Ладно, мол, ладно.
Вера Филипповна. Куда ты? Куда ты? Прямо, прямо… Свечку-то не урони!.. (Затворяет дверь и отходит от нее.) Где же он? Он в своей комнате. Ну, я туда не пойду. (Прислушивается.) Кто-то идет со двора… по коридору… сюда кто-то… (Входит за прилавок и садится за кипы товару.)
Входит из коридора Ольга, навстречу ей Ераст выходит из своей комнаты со свечкой.
Явление третье
Ольга и Ераст.
Ераст. Ты зачем? Кто тебя просил?
Ольга. А затем, чтоб сказать тебе прямо в глаза, что бессовестный ты человек.
Ераст. Так, я думаю, ты это после успела бы, торопиться-то тебе некуда.
Ольга. Да душа не терпит, постылый ты человек. Вот как ты за любовь-то мою, вот как! Да ведь со мной шутить нельзя… Я тебя, голубчик, погоди!..
Ераст. Да потише ты! Ты не в своей квартире — дебоширничать-то! Ты в чужом доме. (Заглядывает в коридор.)
Ольга. Да что мне! Я и знать не хочу!
Ераст. Нет, вот что: ты лучше оставь до завтра, мы с тобой после поговорим.
Ольга. Да не могу я, не могу; душа кипит, не могу.
Ераст. Ну, говори, только скорей! Что там такое у тебя случилось?
Ольга. Я только одному дивлюсь, как у тебя хватает совести прямо глядеть на меня. Ах, убила б я тебя.
Ераст. Да уж довольно твоих ахов-то! Ты дело-то говори!
Ольга. Аполлинария Панфиловна видела тебя с теткой вместе? Говори! Видела?
Ераст. Ну, так что ж за беда? Видела так видела
Ольга. И ты можешь после этого равнодушно со мной разговаривать; и тебе ничего не стыдно? Вот и выходит, что глаза-то у тебя бесстыжие.
Ераст. Да дальше-то что? Ты дело-то говори! Некогда мне с тобой проклажаться. (Заглядывает в коридор.)
Ольга. чего ж тебе еще дальше-то, чего еще?
Ераст. А коли только, так и ступай домой. Стоило прибегать из-за таких пустяков.
Ольга (чуть не плачет). Что ж, тебе мало этого? мало?
Ераст. Разумеется, мало, а ты как думала!
Ольга. Мало! чего ж тебе? Удавиться мне, что ли?
Ераст. Коли твоя глупость заставляет тебя давиться, так давись! Я тебе больше скажу! Твоя тетка сейчас ко мне сюда придет. Слышишь ты это?
Ольга. Ну, так не бывать же этому; себя не пожалею, а уж не позволю тебе так издеваться надо мной.
Ераст. Позволишь.
Ольга. И не говори ты мне, и не терзай ты меня; а то я таких дел наделаю, что ты сраму и не оберешься.
Ераст. Погоди, слушай ты меня! Сейчас придет сюда твоя тетка, а через десять минут нагрянет сюда Потап Потапыч с твоим мужем и накроют ее здесь.
Ольга. что, что? то еще за глупости придумываешь?
Ераст. Ну, уж это не твоего ума дело.
Ольга. Да зачем, к чему это?
Ераст. Стало быть, так надо.
Ольга. Да голубчик, миленький, скажи!
Ераст. То-то вот, так-то лучше; а то шумишь да грозишь без толку. (Смотрит в дверь.) Пожить-то тебе получше хочется — и одеться, и все такое?
Ольга. Как не хотеться! Дурное ли дело.
Ераст. А муж-то твой давно прогорел, да еще долгов много. Коли дядя ему наследства не оставит, так ему в яму садиться, а тебе куда?
Ольга. Уж ты меня не оставь, Ераст, на тебя только и надежда.
Ераст. Да мне самому-то не нынче-завтра придется по Москве собак гонять. А как застанет Потап Потапыч жену здесь, меня-то за ворота дубьем проводит, да уж и ей наследство не достанется, а все ваше будет. Так видишь ты, я для вас с мужем себя не жалею; а ты тут путаешься да мешаешь.
Ольга. Да разве я знала…
Ераст. Так вот знай! Ну, иди, иди!
Ольга. А ведь я думала, что ты ее любишь.
Ераст. Как бы не полюбить, да не такая женщина. К ней не скоро подъедешь.
Ольга. А ты бы не прочь подъехать, кабы можно?
Ераст. Да, конечно, чего ж зевать-то!
Ольга. Ах ты постылый! Так вот не пойду же, не пойду.
Ераст. Кому ж ты угрозить хочешь? Себе ж хуже сделаешь. Да тебя муж-то убьет до смерти, коли ты нам помешаешь.
Ольга. Да я бы ушла, да как тебя оставять-то с ней? Сомнительно мне.
Ераст. Ревность. Ты о тетке-то по себе судишь!.. Не сумлевайся. Она не такая, не вам чета. Ну, ступай скорее, скоро десять часов.
Ольга. Ну, смотри же ты у меня! И, кажется… тогда не живи на свете.
Ераст. Да будет уж, ступай! Постой! Идет кто-то. Вот дотолковались. Беги в мою комнату, возьми свечку. Затворись и сиди там, не дыши.
Ольга уходит со свечкой. Ераст подходит к двери коридора.
Явление четвертое
Ераст и Вера Филипповна.
Ераст (у двери). Вера Филипповна, это вы-с?
Вера Филипповна (выходя из-за перегородки). Нет, Ераст, я давно уж здесь.
Ераст (хватаясь за голову). Все слышали?
Вера Филипповна. Все.
Ераст. Стало быть, знаете теперь, каковы мы люди?
Вера Филипповна. Знаю, Ераст.
Ераст. Оправданий нет, и язык не подымется оправдываться перед вами! что ж мне, плакать, прощенья просить, в ногах валяться? Так я, может, и потерянный человек, но унижаться не стану, низкости во мне нет. Все дело налицо, ясно… уж тут нечего… Следует вам только пренебречь нами, плюнуть и уйти… и оставайтесь опять такой высокой женщиной, как вы были, не связывайтесь с такими людьми, как мы.
Вера Филипповна. Так я и сделаю. Ты как точно угадал мои мысли.
Ераст. Но позвольте! Человек я для вас маленький, ничтожный, так все одно, что червь ползущий; но не откажите сделать мне последнюю милость. (Становится на колени.) Скажите, что-нибудь да скажите! Ругайте, прощайте, проклинайте; ну, что вам угодно, только говорите — мне будет легче; ежели же вы уйдете молча, мне жить нельзя. Не убивайте презрением, сорвите сердце, обругайте и уйдите!..
Вера Филипповна. Изволь. Встань.
Ераст встает.
Ты меня хотел обмануть, а бог меня помиловал, стало быть мне жаловаться не на что. Мне радоваться надо, что бог меня не забыл. Хоть сто раз меня обманут, а все-таки любить людей я не отстану. Только одно я скажу тебе: любить людей надо, а в дела их входить не нужно. тобы входить в дела людей, надо знать их, а знать мне их не дано. Коли я не умею разобрать, кто правду говорит, а кто обманывает, так лучше не браться за это. Кто молча нуждается, кто просит, кто руку протягивает — всякому помоги и проходи мимо с легким сердцем. А станешь ты людей про их нужды расспрашивать, так волей-неволей тебя обманут, потому что всякому хочется себя оправдать, свою вину на других либо на судьбу свалить, всякому хочется себя получше показать, своих-то грехов, своей-то вины никто тебе не скажет. А догадаешься ты, что тебя обманывают, и осудишь человека, так уж какое тут добро, только грех один. А вот как надо жить нам, глупым людям: люби людей, и не знай их, и не суди. Я не за свое дело взялась, моя забота люди бедные, беспомощные; а вы сами себе поможете; ишь как ловко вы всё придумали. Видеть тебя и разговаривать с тобой уж больше мне незачем. Ты прощенья-то за свой грех проси не у меня, а выше, а коли и мое прощенье тебе нужно, так я тебе прощаю. С богом! Мы теперь чужие. (Идет к двери.)
Ераст. Вот, кажется, к воротам кто-то подъехал, да уж теперь вас не застанут.
Вера Филипповна. Тебе дела до меня нет, ты об себе думай, я не боюсь. Что правому человеку бояться. (Уходит.)
Ераст. Вот важно! хорошо, очень хорошо, лучше требовать нельзя. Ну, Константин, подвел ты меня ловко! Во всей форме я теперь невежа перед ней, да и самому-то на себя глядеть противно. Вот так налетел! Я стыда-то еще в жизни не видал, так вот попробовал. Эх, сирота, сирота, учить-то тебя да бить-то было некому. Вот и беда, как твердо-то не знаешь, что хорошо, что дурно. Нет, уж лучше бедствовать, чем такими делами заниматься! Только бы бог помог. До поту меня стыд-то пробрал; да пот-то какой, холодный. (Подходит к двери своей комнаты.) Ольга!