Малютке царевне сразу же назначали «маму» из приближенных боярынь, которая руководила уходом за младенцем и воспитанием. Ей подчинялся штат мамок и нянек, непосредственно обихаживавших царскую дочь. Важную роль играла кормилица. Жила она в царицыных покоях и пользовалась особым почетом. Ее выбирали из нескольких кандидаток, в число которых попадали дворянки, жены приказных и служилых людей, а также жительницы московских слобод, физически здоровые, не замеченные в предосудительных поступках, у которых уже были здоровые дети и которые недавно родили очередного ребенка. Кормилицам полагалось особое «хлебное» и «мясное» жалованье, и им часто преподносились различные подарки от имени августейших родителей. Когда надобность в кормилице отпадала, мужей дворянок жаловали вотчинами или посылали на воеводство, мужьям из служилых или приказных людей «прибавляли чести и давали жалованья немало», а мужей горожанок награждали «немалым жалованьем», а также освобождали от податей, то есть кормилицы царских детей приносили своим семьям немалые доходы и привилегии. Подарки полагались и всем женщинам, приставленным к царевнам. Уже самым маленьким делали игрушки, девочкам в основном куклы. Причем довольно рано царевен приучали к рукоделию, преимущественно к вышиванию различных покровов, которые дарились церквам.
Курляндец Я. Рейтенфельс отмечал, что царские дети «воспитываются заботливо и тщательно». Тот факт, что царевны жили в строгой изоляции от посторонних (а о сестрах царя Алексея Михайловича — Ирине, Анне и Татьяне — он заметил, что они вообще «ведут монашеский образ жизни»), обычно не выходили из своих апартаментов и вынуждены были вести «сидячий образ жизни», Рейтенфельс считал причиной различных болезней. Однако известно, что у девочек-царевен имелись возможности развлекаться с приближенными женщинами и девушками, и не только во внутренних покоях, но и заниматься подвижными играми в садах царских резиденций, отгороженных от посторонних заборами. Кроме того, царевны могли ездить с родителями по церквам и монастырям, и эти паломничества совершались не только в Москве, но и за ее пределами. Выходы или выезды царевен на люди обставлялись так же, как и цариц: при посещении различных мест их отгораживали от посторонних суконными полотнищами, над их головами держали большие зонты, в церквах они стояли в завешенных тканями местах, ездили в экипажах с опущенными шторами. От этих строгостей начали отходить в 70-80-е годы XVII века. Как мы помним, царица Наталья Кирилловна делала попытки выйти из затворничества. Когда правительницей страны стала царевна Софья Алексеевна, она для себя и для своих сестер ввела различные послабления, связанные с большей свободой в передвижении, в выходах на люди и т. д. А уж сестра царя Петра 1, царевна Наталья Алексеевна, в 90-е годы вела себя, чего и желал брат, уже как европейская принцесса, посещавшая и официальные церемонии, и «ассамблеи», и шумные застолья без каких-либо ограничений. За нею потянулись и племянницы Петра I — царевны Екатерина, Анна и Прасковья Ивановны.
Примерно в шести-семилетнем возрасте царевну начинали учить грамоте. Для этого назначали «мастерицу». Ее задачей было привить ученице навыки чтения, письма, счета, а также рукоделия. Царевны-девушки принимали по делам посетителей, одевались, питались, располагали собственными апартаментами и пользовались прислугой различных рангов в той же степени, что и царицы. Только на все это им выделялись средства «с убавкой» по сравнению с женами или вдовами государей. В их хоромах также привечались монахини, странники и странницы, блаженные и убогие, их так же развлекали «карлы и карлицы», они так же увлекались играми, хороводами и пением, так же обожали в клетках птиц в ярком оперенье и так же засыпали под проникновенные речи «бахарок», знавших множество сказок. Как и матери-царицы, царевны, радовали глаз статью и дородством. Но доля взрослых царевен была незавидна. После неудачного опыта сватовства иноземного принца, прочившегося в женихи Ирине Михайловне, от дальнейших попыток отказались. А выйти замуж за подданного считалось невозможным. Вот и вынуждены были царевны коротать в одиночестве свой девичий век. Ведь ни муж, ни семья им не полагались! Ходили упорные слухи, что царевны имели любовников, разными способами избавлялись от детей. В особенности это касалась правительницы Софьи Алексеевны и ее сестер. Конечно, трудно было бы представить, что царевны никогда не влюблялись и совсем не встречались с мужчинами в интимной обстановке. Что касается царевен Софьи и Марфы, то их фавориты, по крайней мере некоторые, хорошо известны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда царские дочери заканчивали свой земной путь, церемония отпевания в соборе и погребения была скромнее, чем у других членов царской фамилии. Хоронили их обычно в кремлевском Вознесенском девичьем монастыре, но иногда и в других монастырях.
Познакомимся с наиболее известными и яркими царевнами.
Царевна Ирина — неудавшаяся невеста
Первенцем царя Михаила Федоровича и царицы Евдокии Лукьяновны стала родившаяся 22 апреля 1627 года царевна Ирина. Этим именем девочку нарек духовник царя протопоп Максим, он же и первый молился о благополучных родах. За это счастливый отец пожаловал Максима дорогой шелковой тканью и сороком соболей. 25 апреля в Грановитой палате был «родинный стол». Во главе его сидели патриарх Филарет и Лукьян Степанович Стрешнев (дедушки малютки), высшие церковные иерархи, известные бояре — князь И. Б. Черкасский, М. Б. Шеин, князь Д. М. Пожарский — и другие приближенные и придворные. Всего более 100 человек. Причем патриарху Филарету подносились подарки. Крещение царевны состоялось 6 мая в кремлевском Чудовом монастыре. Крестил ее все тот же протопоп Максим. Крестными отцом и матерью стали келарь Троице-Сергиева монастыря Александр Булатников и бабушка по материнской линии Анна Константиновна Стрешнева. Заметим, что при крещении присутствовали отец, царь Михаил Федорович, и дедушка, патриарх Филарет Никитич. В Золотой палате тогда же был устроен «крестинный стол» во главе с патриархом и Л. С. Стрешневым. Гостей собрано 32 человека, и Филарет Никитич опять получал подарки. Известно, что бабушка по линии отца, инокиня Марфа, очень любила Ирину, а та, в свою очередь, испытывала к ней те же чувства. Марфа, очевидно по болезни, не могла присутствовать на торжествах по случаю рождения и крещения царевны.
Ирина Михайловна была первой царевной новой династии. И это обстоятельство наложило отпечаток на ее судьбу. А пока в 1627 году государь Михаил Федорович щедро одаривает повивальную бабку суконной «шубкой» и «летником» из тафты. Старается не отстать от сына и инокиня Марфа: она подарила ей же «шубку» из персидской ткани. Не обижена и кормилица царевны: ей царь Михаил пожаловал суконный «опашень» и шелковый «летник». Мать, царица Евдокия, пожаловала трех боярынь и кормилицу шляпами. Кормилица царевны Ирины получала подарки от царской четы и позже: в 1637 году от Евдокии Лукьяновны — сафьяновые сапоги, а в 1640 году от Михаила Федоровича английское черное сукно. Грудному ребенку нужны были игрушки. Уже в мае 1627 года была сделана белая атласная кукла. Известно также, что бабушка, инокиня Марфа, сама шила для любимой внучки куклы.
В хоромах маленькой царевны обивались сукном окна и двери. В 1640 году даже понадобился «вислый» замок. В 1629 году ей были сделаны: новая колыбель, обитая красным атласом с золотыми узорами, одеяло из красной камки с золотыми и серебряными изображениями, нагрудник из красной тафты. С грех лет Ирина уже обряжена во «взрослые» одежды: в 1630–1636 годах ей кроят из золотой, красной гладкой и с разводами шелковой ткани «опашень», «летник», кафтан «на турецкое дело» с серебряными пуговицами, подбитые соболями две шубы, «телогрею», подбитый белкой «кортсль» (зимнее одеяние), а также «приволоку» (верхняя накидка) на бобровом пуху.
В это время царевна-девочка пользовалась деревянными стулом, «погребцом», в котором хранились стеклянные сосуды, маленьким «погребчиком», обитым «нерповою кожей» и «немецким» железом, ларцом, с раскрашенными красками рисунками и отделанным слюдой, обитым железом и оловом, белой коробочкой, расписанной красками, «ноженками» «немецкого дела». Шести- восьмилетняя Ирина «для потехи» пользовалась «немецкой» раскрашенной бумагой. Кукол своих она укладывала в игрушечные постели, на принадлежности к которым использовались перо, полотно на наволочки — все как в настоящей жизни. На новоселье, в новые хоромы девочки-Ирины, бабушка, инокиня Марфа, пожаловала в 1630 году сорок соболей. Две связки по сорока соболей, но уже девушке-Ирине подарила ее мать, царица Евдокия, в 1641 году также на новоселье.