если англичанам по силам брать всё, что привлекает их алчный взор в любом уголке земли, то какого дьявола за это нужно платить? Тем более давать золото русским дикарям, коих паровой прогресс ни на йоту не сделал цивилизованнее, как это показала кончина Кунардов.
Началось с мелких торговых уколов. Через Парламент прошёл билль, ограничивающий число компаний, коим дозволено торговать и посылать суда в бассейн Чёрного моря. Естественно, «Скоттиш Стимшипс» в сей список не попала. Главный офис компании перебрался в Нью-Йорк, корабли сменили флаг и порт приписки, но конкуренты быстро сориентировались, и суда под звёздами и полосками тоже получили от ворот поворот у входа в Дарданеллы.
Затем молодая и неопытная королева Виктория изволила топнуть ножкой, парламент поддержал. Из России началось бегство английского капитала, никак расцвету экономики не содействующее.
Наконец, британские лорды достали из дальней кладовой старое и проверенное временем оружие против России — науськивание Османской империи, хронически сожалеющей, что Чёрное море не омывает одни только турецкие берега.
Вредоносное шевеление эмиссаров Лондона замечено было и в центральных европейских столицах, всё лишь с одним направлением — подтолкнуть развитие событий в невыгодное для России русло. До прямой войны империй было далеко; обе не желали открытой кампании. Однако Европа и ближайшая Азия сделали заметный шажок к ней и приготовились к следующему.
А я в очередной раз понял: никакое моё вмешательство в историю ни к чему хорошему не ведёт. Стало быть, нужно исправлять последствия очередного вмешательства.
* * *
Аграфена Юрьевна окончательно отдалилась от князя. И ранее отношения между супругами, благопристойные внешне, не отличались теплотой. Разные спальни дворца, запираемые на ключ изнутри, не видели сцен, юному глазу не рекомендовавшихся, оттого не случилось общих детей. В браке с Платоном она не подумала бы оговорить себе отдельные покои, а с Паскевичем держала себя более как друг и сестра, не давала повода для злословия, но и не стала женой в том главном смысле, о котором чаял овдовевший князь, зазывая её под венец.
Тот, безутешный от потери сына, на неё порой посматривал странным взглядом, словно обвиняя: из-за тебя! Но она-то в чём виновата? Если бы вдруг, не дай Бог, что-то подобное произошло с Володенькой, она растерзала бы обидчиков как раненая волчица. Фельдмаршал ограничился поездкой в Кале, куда с острова переправили гроб с останками наследника. Он даже не попробовал разыскать драчунов, выяснить подробности, потормошить полицию…
Из него словно выдернули какой-то стержень. А месяца через полтора после похорон фельдмаршал получил странное послание, в котором лежала лишь вырезка из лондонской «Таймс». Аграфена Юрьевна тайком подглядела — ничего особенного, о каком-то пожаре в столичном пригороде. Мало ли таких.
Иван Фёдорович произнёс загадочные слова: «он хотя бы что-то сделал». Потом засобирался в Москву, откуда не вернулся, только письмо прислал о том, что упросил Строганова восстановить его на военной службе в качестве товарища Военного министра.
Княжна поняла — не к добру это. Газеты несли тревожные вести из Западной Европы, так и писали: трупный запах новой войны уже витает в воздухе. И они не ошиблись.
* * *
Наблюдая за английскими маневрами на континенте в преддверии войны, я вспоминал слова, прочитанные мной в тонкой книжице на французском языке, перевод с китайского. Древний автор писал, словно жил не тысячу лет назад, а в наше время: «Никогда ещё не бывало, чтобы война продолжалась долго, и это было бы выгодно государству. Поэтому тот, кто не понимает до конца всего вреда от войны, не может понять до конца и всю выгоду от войны». В прежней жизни штудировать «Искусство войны» Сунь-Цзы не пришлось, зачем подобная мудрость простому фельдшеру, здесь книжка пришлась кстати. Те, кто определял внешнюю политику Великобритании, наверняка пользовались теми же соображениями, для своей страны не хотели ни длинной войны, ни короткой.
Сами того не зная, британские джентльмены подарили мне цель и заполнили пустоту после мести Гладстону: ставить им палки в колёса.
Печально и то, что новости из России были не самые утешительные. Правительство Александра Строганова — не ровня демидовскому. Военный министр Чернышов снова ввёл шагистику прусского образца, армия, как при Александре I, уповала на кавалерию и инфантерию. Паровой прогресс если и не остановился, писалось о нём куда как меньше.
Из всех газетных новостей только одна заслуживала внимания, она и позвала меня в дорогу, как в двадцать шестом, когда прочитал про массовые казни в Питере. Последняя заметка, наоборот, принесла благую весть: Строганов вернул Паскевича на службу. Заранее, а не дожидаясь падения Смоленска под ударами врага. Я поспешил в Москву.
Думаю, Фёдор Иванович, ожидавший меня не с большей радостию, чем поход к зубному доктору, вздрогнул, услышав доклад лакея о визите «мещанина Трошкина».
Меня провели в гостиную. Паскевич вышел, источая волны недовольства. На нём был туго завязан бордовый атласный шлафрок, придавая фигуре мундирную подтянутость.
— Доброе утро. Чем обязан?
Длинный халат с малиновой феской на голове придал фельдмаршалу неприятное сходство с османским беем. Я сдержал раздражение, вызванное этим напоминанием о годах турецкого плена, и начал вежливо:
— Здравствуйте, Фёдор Иванович. Не волнуйтесь, о финансах поговорим в мае, как условились. Вероятно, в этом году попрошу вдвое больше, и на сём прекратим выплаты. Удачно вложенные деньги делают новые деньги. Ну, да не о том речь. Тучи сгущаются, и я хотел бы сослужить службу Отечеству по военной части.
— Объяснитесь, сударь. Признаться, после лондонской истории… — голос князя невольно дрогнул, но он моментально овладел собой и твёрдо продолжил. — После той истории мне решительно не с руки вообще затруднять вас какими-либо поручениями. А также рекомендовать другим господам.
— Понимаю. Искренне соболезную. Вы продолжаете считать меня виновным в его участи.
— А кого же, позвольте спросить?
— Если вы не запамятовали, я выручил его из ловушки Кунардов и не советовал возвращаться в Портсмут; он поступил по-своему. Увы, драка с американскими моряками, только сошедшими в порту, вне моей компетенции. Это судьба.
— Правда ли это, граф? Какого чёрта вы устроили цирк со вторым поджогом? Спалили дюжину людей за просто так?
— Вы позволите мне, наконец, присесть? Правила хорошего тона никто не отменял.
Князь, готовый сорваться на необратимые оскорбления, нехотя буркнул:
— Садитесь.
Сам присел в кресло напротив, отделённый от меня низким пустым столиком, тем подчёркнув — рядом с вами мне не место.
— Вы упускаете, Иван Фёдорович, что в основе моего шантажа, благодаря коему Фёдора выпустили во Францию, была угроза