был сын Сталина.
– Конечно. Очень помог. Он всё сделал, чтобы оградить нашу семью от большой беды. – Женщина вновь надолго замолчала, поддавшись воспоминаниям. – А потом, когда после смерти Сталина арестовали самого Василия, мы с мужем уехали подальше от Москвы, в Баку. Любой компромат на Василия, который тщательно искали, мог ему навредить. – Лариса посмотрела на девушку и увидела слёзы в её глазах. Женщина обняла Леру, и они долго сидели молча: одна – от нахлынувших воспоминаний, другая – под впечатлением от услышанного.
* * *
На следующий день Лера уезжала домой. Ася вызвалась проводить её на автовокзал и ради этого сбежала с процедур. Когда девушки уже выходили из ворот санатория, их окликнули. Оказалось, что подвиг с побегом совершила не только подруга Леры. К ним со всех ног бежала «главная по кефиру», профсоюзная активистка Таисия Сергеевна. Она тепло обняла девушку и пожелала ей счастливой дороги.
На протяжении всего пути в автобусе Лера думала о том, что ей рассказала Лариса, удивительная зеленоглазая женщина, покорившая своей красотой сына того, чьё имя совсем недавно было символом великой страны. Девушка чувствовала невероятный трепет от прикосновения к живой истории.
«Как удивительно переплетаются иногда судьбы простых людей с судьбами выдающихся личностей», – подумала она, подъезжая к своему городу, в котором её ждали близкие, родные люди.
Запишите меня в комсомол
Диктор радиостанции «Голос Америки» монотонно читал «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына.
Специально создаваемые искусственные помехи, заглушающие «вражеские голоса», были так сильны, что двое мужчин, молодой и постарше, сидя возле транзисторного приёмника ВЭФ-201, который был почти в каждой советской семье 70-х, вплотную прильнули к нему, обратившись в слух. За окнами стояла поздняя ночь, и её тишину не нарушал приглушённый в целях безопасности звук транзистора.
– Папа, Олег, вы опять? – Ася, миловидная семнадцатилетняя девушка, всплеснула руками, войдя в комнату. – Как вы можете это слушать? – она покачала головой.
– Тише ты, не мешай. – Старший брат махнул на неё рукой. – И так глушат, а тут ещё ты. – Юноша ближе склонился к приёмнику.
– Пап! – Ася положила отцу руку на плечо. – Ну, вот скажи, зачем слушать, как читают писанину этого отщепенца, которого лишили гражданства и выгнали из СССР?
Брат повернулся на стуле.
– Ну и дура же ты, Аська, Солженицын правду пишет. Наш дед через всё это прошёл, через ГУЛАГ, ты не понимаешь? – Олег опять махнул на сестру рукой и вновь приник к приёмнику.
Но Ася не унималась.
– Вы знаете, что завтра меня будут принимать в комсомол? И что я им скажу? Что мои родные, самые близкие люди, тащат с собой в наше светлое коммунистическое будущее какого-то запрещённого писаку? – Ася тряхнула чёлкой и с отчаянием посмотрела на отца. Тот встал и, обняв дочь, усадил её на диван, подальше от приёмника, чтобы не мешать сыну.
– Как же ты похожа на свою маму. – Мужчина нежно провёл рукой по блестевшим в свете лампы волосам девушки. – Такая же строптивая, с характером.
Оба замолчали, переживая одно и то же. Мать Аси и Олега умерла, когда девочке было шесть. Отец постарался скрасить детям потерю любимого человека бесконечным вниманием и заботой. Но если сына он поощрял быть в гуще общественной жизни, то Асю, наоборот, оберегал от политизированных жизненных противоречий, считая, что она еще слишком мала и по-девичьи ранима.
– Ты уверена, доченька, что будущее одинаково для всех? – ласково обратился мужчина к девушке.
– Конечно, а как же иначе? – Ася, обожавшая отца, с недоумением уставилась на него своими синими, в опушке густых темных ресниц, материнскими глазами. Мужчина тяжело вздохнул, вспомнив этот взгляд.
– Ты не права, девочка. Пойми, каждый творит своё будущее сам, собственными поступками. Тот, чьё повествование мы слушаем каждый вечер с твоим братом, уже создал своё будущее, рассказав людям страшную правду. И впереди этого человека ждёт всемирная слава, благодарность людей и непреходящая память.
– Как странно, пап. – Девушка наморщила свой хорошенький носик. – А нам в школе говорят совершенно другое, и потом, как же радио и газеты?
– Ты всё поймешь, доченька, обязательно поймёшь. Иди спать, завтра у тебя важный и трудный день. – Отец нежно поцеловал Асю, пожелав ей сладких снов.
Утро выдалось необыкновенно ясным и солнечным, что соответствовало настроению Аси, находившейся в радостном возбуждении от предстоящего события. Девушка оканчивала школу в этом году, десятый класс был выпускным, и уже совсем скоро открывала свои объятия взрослая жизнь. Ася шла на собеседование совершенно спокойно. Она знала, что в комсомол принимают всех, ну, разве что кроме отъявленных хулиганов и второгодников.
Перед дверью школьного комитета комсомола толпились старшеклассники, которым собеседование также было назначено на сегодня. Неожиданно кто-то тронул Асю за рукав.
– Волнуешься? – Перед девушкой стояла её подруга и одноклассница Мила, приглаживая руками мокрую чёлку и стряхивая с платья капельки воды.
– Ты где так промокла? Дождя на улице нет. – Ася с удивлением рассматривала подругу.
– Да какой там дождь? – начала было Мила, но затем, отведя одноклассницу в сторонку, понизила голос. – Я всё узнала у тех, кто уже прошёл собеседование. Там какая-то противная тётка – представитель райкома, придирается ко всем девчонкам: то юбка короткая, то глаза накрашены. Вот я в умывальнике всю тушь с ресниц и смыла, а заодно и чёлку намочила, чтобы прическа не была такой вызывающей.
Мила выпалила это всё на одном дыхании, с недоумением наблюдая за реакцией Аси.
– Милка, тебя же в комсомол не за чёлку принимать будут? Не говори ерунду. – Ася откровенно потешалась над страхами подруги.
– Конечно, тебе хорошо говорить, ты, наверное, весь Устав комсомола наизусть выучила? – Мила не унималась. – А я в этом демократическом централизме абсолютно ничего не понимаю, а «райкомовка» этот вопрос всем задаёт.
Ася не успела ответить, как из-за открывшейся двери выглянул Сергей, комсорг их с Милой класса, и назвал её фамилию.
Через минуту Ася стояла перед длинным столом комиссии, покрытым красным сукном. Всех ребят, комсоргов выпускных классов, она хорошо знала. Сейчас они улыбались ей, одной из самых симпатичных девушек школы, а Сергей даже подмигнул, мол, не дрейфь. Незнакомыми были только та самая «тётка из райкома», которая, прищурившись, смотрела на Асю сквозь стёкла очков, и сидевший прямо по центру, на месте комсорга школы человек, который, наклонив голову, что-то писал. Этого члена комиссии наполовину скрывал небольшой мраморный бюст Ленина, стоявший на столе, – непременный атрибут таких кабинетов.
На первый же вопрос: «Почему вступаете в комсомол?» – который задал Сергей, Ася ответила легко и просто. Конечно же, она