Мик злобно фыркнул, однако сказал:
– Простите, учитель.
Повернувшись к кустам, из которых осторожно высунулся Ким, он неожиданно поклонился и ему.
– Прости, брат. Я думал, ты надо мной издеваешься.
Вонхва нахмурился. Извинение перед Кимом, по его мнению, было лишним.
– Зачем ты останавливаешь меч? – переключился он на Кима. – В бою ты тоже будешь поворачивать его плоской стороной? Думаешь, мы здесь занимаемся танцами? Твоя рука должна привыкнуть разить в полную силу!
Мик отправился на указанное место, сел на колоду и сложил руки на коленях. Несколько глубоких вздохов, и лицо подростка разгладилось, выражение одержимости сменилось покоем, алая полоса от удара начала бледнеть на глазах. Когда она пропала полностью, Мик как ни в чем не бывало вскочил со ствола, а вонхва объявил:
– Меняемся!
Ким стоял на краю поляны, успокаивая дыхание. По спине стекал пот, сердце колотилось. «Только не Лиу!» – мысленно взмолился он. Бешеный Мик пугал, но Лиу, с его искусными и жестокими атаками, мог и серьезно ранить. И то, что потом он был обязан залечить все нанесенные раны, как-то не успокаивало…
– Ким и Дон, Лиу и Сеннай. Сеннай, активнее веди бой! Лиу, не калечить!
Ким вздохнул с облегчением и почти радостно отвесил Дону ритуальный поклон. Дон гордится своей выдержкой, он ни единого лишнего движения не сделает, не взвесив его целесообразность. Иногда Дон Гван напоминал Киму его побратима Рея, – каким тот был в молодости – только без его всесторонней образованности. Дон ко всему относился крайне серьезно и ответственно. К обучению, к своим обязанностям старшего, к чародейству… Это ему и мешало. Из всех детей Ветра и Луны у него были самые слабые способности к магии. Даже боевые духи у него напоминали прозрачные, почти невидимые тонкие сети. Когда он не без труда призывал их, казалось, что солнце уходит в облака и на мир опускается серая хмарь. Добродушный Сеннай, и тот с легкостью рвал эти невидимые сети. Но против простых смертных это работало.
Вот и Ким вскоре почувствовал, что его как будто опутывает тончайшей липкой паутиной. «Нет уж», – подумал он и, преодолевая слабость, сделал выпад, целясь Дону прямо в лицо. Конечно, он не стал бы его ранить (еще чего, лечить потом!), но противник-то этого не знал. Дон отшатнулся назад, невидимая колдовская паутина словно лопнула. Ким тут же прыгнул вперед и приставил лезвие к его шее.
– Ты убит!
– Еще раз! – потребовал Дон, хмурясь.
Ким отступил, вставая в стойку, и раскланялся. Истинный хваран всегда вежлив с противником. После боя он непременно поклонится трупу врага и поблагодарит его душу за доставленное удовольствие. Горделиво оглянулся назад – смотрит ли учитель, – и тут же услышал детский голос:
– Старшие братья…простите, ужин готов!
У края поляны стоял оруженосец – нандо, одетый в цвета Ёнгон, и с восхищением таращился на поединок Лиу и Сенная. Нандо не умели вызывать духов, но их учили их видеть. Ведь в бою вместе с хвараном сражается его дружина. Духов и богов призывает только командир, но духи должны знать его свиту, а свита не должна их пугаться.
Дремавший на кочке вонхва встрепенулся и объявил, что тренировка закончена.
Тайный учебный лагерь хваранов располагался в длинной узкой долине, заросшей редким сосновым бором. Хлипкие деревянные постройки ярусами взбирались на склоны гор. Кима здесь многое удивляло. К примеру, как такой большой лагерь мог годами оставаться тайным. И зачем он вообще нужен, весь этот лагерь? Неужели все затеяно ради каких-то четырех мальчишек?
Да, будущих хваранов здесь в самом деле обучалось всего четверо. Однако это были далеко не все обитатели долины. С порога просторного дома вонхва, где в отдельном крыле жили мальчики, каждый вечер виднелись десятки огней, и слышались звуки хоровых ритуальных песен. Там, внизу под горой, раскинулся лагерь нандо: длинные дома-бараки под легкими крышами из коры, с плетеными стенами для защиты от ветра.
Вместе с каждым из хваранов воспитывался и его личный отряд. За Кимом тоже закрепили нескольких мальчишек из дома Ёнгон. Они совершенно не помнили его, – десять лет назад им было по три-четыре года, – но приказ приняли без рассуждений. Все они были выходцами из семей потомственных вассалов Ёнгонов, и каждый считал, что удостоился огромной чести быть выбранным в свиту хварана. У нандо были свои наставники и слуги. А еще там постоянно жили повара, уборщики, дровосеки… словом, всего в Горах Цветов постоянно или временно обитало более двухсот человек.
Из лагеря оруженосцев, огибая усадьбу вонхва, вела широкая тропа. Она взбиралась в гору и приводила к воротам небольшого деревянного храма. Храм разочаровал Кима – он ожидал увидеть там нечто необыкновенное, но там всё было в точности так же, как в монастыре Иголки. Все те же раскрашенные статуи богов Небесной Иерархии. В храме всегда было чисто, горели ряды свечей, на алтарях лежали свежие цветы. Вот только монахов там не было ни одного. За храмом ухаживали нандо, они же приносили богам жертвы под руководством своих наставников. Хвараны никогда туда не ходили. Только основательный Дон иногда заглядывал – сжечь молитвенную палочку да проверить, все ли в порядке.
За храмом, на границе леса, стояли ворота. Просто деревянная арка, полированная, черная, без всякой изгороди – на островах Кирим такая звалась бы торием. За воротами сразу начинался густой лес. Ходить за эти ворота вонхва в первый же день строго-настрого запретил. Насчет того, что скрывается в лесу за воротами, среди мальчиков ходили разные слухи и домыслы. Если смотреть издалека, можно было рассмотреть на лысой вершине горы высокий деревянный частокол. Но что там, за ним?
Стол в трапезной в доме вонхва был уже накрыт. Хвараны готовили себе еду только в лесных походах, обычно ее приносили из лагеря нандо. Умытые, переодевшиеся в чистое мальчики расселись вокруг стола и поедали пищу глазами, ожидая, пока первый кусок возьмет вонхва.
Над столом в нише висел развернутый свиток, содержащий «Пять Предписаний для повседневной жизни». Остальные считались тайными, их полагалось заучивать наизусть, а записывать запрещалось. Четыре из пяти Предписаний выглядели традиционными добродетелями:
«Верностью служи правителю»
«Сыновней преданностью служи родителям»
«Доверием обретай друзей»
«В бою нет отступления».
А последнее звучало несколько странно, особенно для воина: «В убиении или оставлении в живых есть выбор».
Ким подозревал, что всё не так просто и эти банальные нравственные истины – всего лишь покров для чего-то тайного.