приходится, договорившись о кратковременном привлечении оперативников, работать в манере «вызываю огонь на себя», которую лично я терпеть не могу! Она и так-то… не для всех, а уж когда сомневаешься как в квалификации людей на подстраховке, так и подозреваешь возможность интриги, в которой ты всего лишь расходный материал…
… зябко.
Но деваться, собственно, некуда, и лучше, как по мне, пойти на разовый, хотя бы отчасти контролируемый риск, чем постоянно ожидать подвоха. Так что информация о моём желании «пойти в народ» была аккуратно слита, и вот я уже который час изображаю праздного зеваку, постоянно ожидая неведомо чего…
Несколько облегчает ситуацию тот факт, что в некоторых вопросах господа офицеры предсказуемы и просты, как собачки Павлова. Командование Легиона, а вернее всего, офицеры, поставлены, по сути, в безвыходное положение.
Весьма своеобразные понятия чести российского офицерства требуют «наказать» меня, притом непременно своими силами. Положено так, чёрт подери!
Это не секрет для людей, хоть сколько-нибудь интересовавшихся обычаями и нравами воинской касты Российской Империи. В обычай вошло избиения, а то и убийства тех, кто, чёрт подери, дерзнул покуситься на Святое!
Статистики такого рода, по понятным причинам, не велось, да и в прессу, ввиду обыденной избыточности, попадали разве что самые вопиющие случаи, вроде убийства журналиста, написавшего что-то неугодное полковому собранию. Ну или скажем — студента, отказавшегося встать в ресторане при исполнении гимна.
Наказаний, что характерно, господа офицеры не несли вовсе, или наказывались так символически, что обществом (закономерно!) воспринималось это не иначе как издевательство. Главное — хотя бы видимость того, что убитый был смутьяном и мерзавцем, противником политического строя.
На худой конец, доказать, что убитый, покалеченный или просто избитый, как-то задел гипертрофированную и болезненно воспалённую честь благородного офицера, защитника Веры, Царя и Отечества. Привычка к безнаказанности, привычка решать проблемы пулей, плетью и кулаками въелась в господ офицеров до костного мозга, и то, что здесь не Россия, для многих из них не повод отказаться от своей натуры.
А у меня тоже…
… натура! Хочу, чёрт подери, говорить то, что думаю, а не думать, что говорю!
Поэтому и кручусь с фотоаппаратом среди прохожих, постоянно прицеливаясь через объектив, припадая на колено и резко разворачиваясь. Со стороны — энтузиазмом человек горит, а на деле…
… страшно. А фотографии, уж какие получатся — попутно! Хотя стараюсь, да… не люблю делать что-то плохо, да и по совести — не умею.
Военный оркестр играет вальс, и ах, как играет… Блестит на солнце начищенная медь, кружатся на пятачке пары, и воздух напоён счастьем, мёдом и миром… Это всего лишь аромат продающихся неподалёку сладостей и выпечки, но как же гармонично вплетается он в этот жаркий летний день!
Как же хочется остаться… Хочется танцевать с Валери и Анной, не думая ни о чём, а просто кружиться на брусчатке, глядя друг другу в глаза, и ноги сами замедляют шаг, но… надо! Примерившись несколько раз через объектив фотоаппарата, делаю единственный снимок и иду дальше. Всё согласно плану.
Соревнования силачей проводятся в лучшем ярмарочном стили, с поправкой на местные особенности и колорит. Перебивая гомон толпы, орут зазывалы, которым, чёрт подери, и громкоговоритель не нужен! Ох и орут…
Зазывалы, то растягивая слова, то выплёвывая их скороговоркой, приглашают на помост настоящих мужчин — показать свою силу и попытать счастье, выиграть один из призов! Тут же — реклама местных пивных и харчевен, беспроигрышной лотереи и салона подержанных автомобилей. Без пауз!
На помостах силачи в обтягивающих трико. Могучие пузатые дядьки ломают подковы и гнут пальцами монеты, поднимают зубами тяжести под восторженные крики зрителей.
Вперемешку — откровенно цирковые трюки для неискушённой публики, с пустотелыми гирями и подпиленными цепями, и настоящее, достойное. Сходу, если не знать, и не разобраться…
Ходит по помосту могучий африканец в львиной шкуре, обвешанный «настоящими африканскими амулетами» так, что почти не видно кожи. Поигрывает палицей, скалит свирепо зубы, бьёт себя кулачищем в могучую грудь, рыча не хуже гориллы.
— … из племени зулусов! — надрывается антрепренёр, выдавая несусветную чушь, но неискушённой публике хватает…
Ага, дикарь… он приезжал в Москву ещё до войны, знаю его через Гиляровского. Выпускник Говардского[62] Университета, так вот… Не сложилось у него в США, и хотя подробностей не знаю, но очень жёстко не сложилось — так, что и возвращаться нельзя.
Будь у него черты менее негроидные, он мог бы попытать счастье в Южной Америке, но увы…
— … великий воин, голыми руками задушивший льва! Его ассегай не знает промаха, а палица проломила сотни сотен черепов!
Поймав взгляд великого зулусского воина с дипломом Университета, приподнимаю кепку, и вижу едва ответный уловимый кивок. Дальше…
Атлетических развлечений — на все вкусы! Есть откровенно ярмарочные, простонародные — метание бочонка с якобы пивом на дальность, разрубание бревна на скорость. А есть — изыски, где предлагают полюбоваться, как атлеты плетут галстуки из полос железа, рвут пальцами монеты и аккуратно укладывают лопатками на помост зрителей, решивших попытать счастье в схватке с именитым силачом.
— … Капитан воздуха и Король железа, — слышу я где-то вдали и начинаю идти туда, где объявили легендарного Заикина.
«— Если и там не будет, — мелькает усталое, — то хватит на сегодня! Полчаса ещё такого топтания на нервах, и мне на всё плевать будет, Керенского в упор не замечу».
Сделав несколько фотографий Заикина и покружившись вокруг помоста, ежесекундно испытывая дичайшее напряжение, отошёл в сторонку. Перерыв…
Приваливаюсь спиной к стене красного кирпича, и пошарив по карманам, достаю портсигар. Кепка на глаза, ремешок фотоаппарата небрежно намотан на кулак. Закуриваю, не забывая сканировать обстановку.
«— А пальцы-то подрагивают» — отмечаю машинально и делаю первую затяжку. Давно не курил, и потому сразу затуманилось в голове. Медленно выдохнув через нос, кашляю…
… и краем глаза замечаю двух офицеров в форме Легиона.
Бешено заколотилось сердце, и разом, вдруг, отступила усталость. Делаю условленный жест сопровождающим…
… и сплёвываю, ничуть не фигурально! Да чёрт бы вас… Поклясться готов, что их заметили только сейчас, по моей наводке! Это, чёрт подери, лучшие… якобы.
Настроение, и без того ни к чёрту, стремительно ухнуло вниз. Союзнички…
Сдвинув на затылок кепку, чтоб уж наверняка опознали, делаю ещё несколько затяжек, не чувствуя никакого вкуса. Заметили… вот теперь — точно заметили! Вон как пошли… чуть не строевым!
— Ну… — говорю неведомо кому и зачем, — поехали!
Затушив окурок в карманной пепельнице, прячу её в карман и отлепляюсь от стены. Хочется верить, что сейчас я играю