Читать интересную книгу Встречный бой штрафников - Сергей Михеенков

О том, что Бальку за спасение офицера, как минимум, положен Железный крест II класса, гауптман Фитц говорить не стал. Довольно, а то у парня голова закружится. Он и без того его уже не бросит. Такие, как Бальк, товарищей в беде не оставляют. Кто бы мог подумать, что из дюссельдорфского студента швабских кровей получится такой отличный солдат, вполне соответствующий лучшим прусским образцам. Мерцающее сознание гауптмана Фитца стало тускнет и делать значительные паузы. Но оно успело прокрутить перед ним кинопленку еще одного сюжета. Старого рубаку Артура Фитца на орудийном лафете ввозят в Арис. Родной городок встречает его тело, как встречало бы тело героя. Или фельдмаршала. Казалось, что не только жители Ариса, но и всей Восточной Пруссии выстроились вдоль дороги в несколько рядов, чтобы приветствовать своего защитника. И вдруг процессия остановилась. Фитц привстал из своего гроба, отбросив атласное покрывало и увидел обер-шютце Балька. «Что ты здесь делаешь, Бальк? И где твой Schpandeu?» – спросил он своего верного солдата. Но тот на глазах у изумленной толпы подхватил тело Фитца, ловко перебросил его через плечо и потащил в сторону пункта первой медицинской помощи, который был развернут неподалеку. При этом голова ротного время от времени колотилась о саперную лопату обер-шютце.

Снова все повторялось. Немцы контратаковали точно тем же порядком, как и полтора месяца назад. Танковая атака с густыми цепями пехоты. Без предварительной артподготовки. Без налета пикировщиков – мешала нелетная погода, низкая облачность, туман, снежные заряды. Все как тогда. С той лишь разницей, что под рукой у Воронцова не было трофейного пулемета. Да позади окопов в овраге не ждала сигнала к открытию огня минометная батарея, и младший лейтенант Малец не вычислял координаты.

ПТО в какой-то момент одновременно прекратили огонь. Заржали в березняке, прореженном взрывами танковых снарядов, кони. И Воронцов увидел, как беспокойно поглядывали в сторону артиллерийских позиций его бойцы. Но он даже не оглянулся туда. Он знал, что снаряды артиллеристам подвезли. Значит, батарея просто-напросто меняла позиции. Оставаться на прежних было безумием. Немцы давно засекли их и уже начали пристрелку. В бинокль Воронцов хорошо разглядел порядок атаки немцев. Вслед за танками шли бронетранспортеры и пехота. А позади на руках катили короткоствольные орудия артиллеристы. Эх, как бы их сейчас красиво накрыл Малец огнем своих минометов, подумал он.

Вторая волна атакующих оказалась более мощной.

ПТО на этот раз открыли огонь самостоятельно. Но роты еще молчали. Далековато. И Воронцов беспокойно трогал в нише ракетницу, проверял патрон с красным глазком и засовывал его обратно.

Храпунов на корточках сидел на дне окопа, потягивал «сорок», оставленный ему кем-то из бойцов расчета, и сосредоточенно смотрел в угол окопа. Расчет сидел вокруг. Все посматривали то на своего первого номера, то на ротного. Наконец желтое колечко окурка с дымящимися крошками табака упало к ногам Храпунова и он придавил их сырым валенком.

– Рындин, – сказал он, – когда пойдет ракета, досчитай до трех и снимай маскировку.

Почему до трех, подумал Воронцов, в очередной раз запихивая в ракетницу патрон с красным зарядом. Видимо, у Храпунова «три» – заветное число. Три очереди – и пулемет на дно окопа.

Воронцов посмотрел на пулеметчика. Тот по-прежнему сидел на корточках. Лицо бледное, мгновенно постаревшее лет на десять. Губы едва заметно двигались, выполняли одно и то же движение в такт какой-то внутренней мысли или пытаясь произнести, осилить какое-то слово, очень важное, именно теперь, когда красная сигнальная ракета еще не взлетела.

И вдруг Воронцов понял, что в его руке сейчас судьбы восьми десятков людей, всей его роты. Он посмотрел на ракетницу, попробовал тугую рубчатую скобу взвода и осторожно отпустил ее назад. Еще можно успеть отойти. Подать команду взводным, бросить все, что может помешать быстрому отходу, и уйти в лес. А там, лесом, тропами и проселком, благополучно перебраться к Дебрикам. От Дебриков рукой подать до своих окопов. Но если они побегут отсюда, в следующее мгновение подумал он, то вряд ли удержат и свои окопы. Да и не спасет он людей, позволив им бежать сейчас, когда все уже изготовились к бою и думают только об одном. О чем? О чем можно думать, снова заговорило с ним сомнение и желание выжить, когда на тебя надвигается смерть? Только о ней. Что будет ему, если он отдаст сейчас приказ на отход? Суд? Штрафной батальон? Но рота, восемь десятков людей останутся в живых. И быть может, кто-то из них, и даже большинство, доживут до конца войны, а значит, он своим приказом сохранит их жизни для того, чтобы подарить им счастье встречи с их женами, родителями, детьми. Нет, не спасет он их бегством. И Седьмую роту погубит. Откроет фланг, и Нелюбина танки сомнут в несколько минут. Он бросит артиллеристов. А они уже вступили в бой. Кем после этого будет чувствовать себя он сам и его солдаты? Он погубит их как солдат, как мужчин, если даже сохранит жизни.

Воронцов нащупал ребристую насечку скобы и уверенным движением взвел курок ракетницы. Минутная слабость прошла. Струйка холодного пота скользнула по позвоночнику под ремень и мгновенно высохла.

– Храпунов, – напомнил он задачу расчету ДШК, – твое дело – фланги.

– Я свое дело знаю, – спокойно ответил пулеметчик. – Мне медали ни к чему. – И Храпунов кивнул Рындину, что означало – приготовиться.

Воронцов, приподнявшись над бруствером, в последний раз окинул взглядом оборону своей роты, неровную линию окопов, белые кочки касок, выкрашенных известью или обернутых в маскировочную материю, торчащие из снега стволы винтовок и автоматов, покрепче прихватил зубами кислый ремешок и поднял над головой ракетницу.

Глава двадцать четвертая

– Эта одежда не подойдет. Слишком будет выделяться. – Керн осматривал Ивана, как делал он это на вечерних осмотрах, когда военнопленных, возвращавшихся с завода, внимательно обыскивали, чтобы те не смогли пронести в барак посторонних вещей и предметов, включая продовольствие. Пары картофелин к приварку, брюквы или кочана капусты, куска антрацита для железной печи. Однажды Ивану удалось стащить из вагона тушку трески. Она весила около двух килограммов. Они с летчиком Олегом разрезали треску вдоль, по позвоночнику и спрятали ее под одеждой. Вначале обыскивали Олега. Ничего не нашли. Потом его. Обыскивал как раз этот, вахман Керн. Он ткнул Ивана в живот деревянной палкой и сразу почувствовал под шинелью посторонний предмет. Их всех раздели. Нашли, конечно, и вторую половину тушки трески. Лучше бы они ее съели сырой. Побоялись, что скрутит животы. Не было соли. Но лучше бы все же съели. Ивана и Олега избили палками и ногами. На трое суток заперли в карцер. Давали только воду. И то не кипяток, а просто сырую воду, пахнущую ржавым водопроводом, а может, и канализацией. Избивали их Керн и еще двое. У Ивана потом долго болел правый бок. Олег, немного разбиравшийся в медицине, сказал, что в правом боку находится печень. Керн знал, куда бить.

И вот этот лагерный экзекутор стоял перед ним.

– Одежду я принесу. А это уложите в рюкзак. Сверху рюкзак обшейте какой-нибудь старой тряпкой неопределенного цвета. Чтобы не бросалось в глаза со стороны. Вы понимаете?

– Понимаю, герр полицейский.

Вахман Керн больше не произносил имени Армана, как будто все, что они делали сейчас и что им предстояло, происходило без участия француза.

– Переводи быстро и точно, – приказал вахман Керн Шуре и строго посмотрел на нее. – Завтра утром на работы в горы уйдет колонна. Сопровождающих будет всего двое. Я и мой напарник. Напарник будет управлять лошадью, везти инструменты. Подвода, как всегда, будет двигаться в голове колонны. Когда хвост колонны поравняется с домом, последнюю шеренгу я остановлю, чтобы убрать столб, который лежит на тротуаре. Твоя задача, Иван, быстро догнать колонну и занять свободное место в одной из последних шеренг. Свободное место там будет.

– Меня могут узнать. Кто будет идти в колонне? «Остовцы» или военнопленные?

– Никто из этой группы тебя не знает. Они прибыли вчера вечером. Из разных лагерей. Они еще не привыкли друг к другу и знают не всех. Новая партия военнопленных, пополнение с Восточного фронта.

Ивану показалось, что конец последней фразы немец произнес с иронией. Смысл фразы Иван уловил без перевода. Но Шура тут же перевела. И Иван посмотрел на вахмана спокойным взглядом человека, который ничего уже не боится и готов выполнить любое поручение, лишь бы оно вело в горы, к свободе.

– Схему маршрута я передам потом, когда перейдем реку и колонна начнет подниматься в горы. Подумай, куда ее положить. Да, вот еще что. Чтобы не подводить вашу соотечественницу, выходить нужно через двор. Я так понимаю, что она в этой истории человек случайный. Быстро перелезть через забор, когда на дороге никого не будет, и сразу догонять колонну. Через решетку лучше перелезать там, где заросли кустарника. Риск есть, но других вариантов нет. Я постараюсь сделать так, что военнопленным, занятым уборкой столба, некогда будет смотреть по сторонам. Об остальном позаботься сам. И запомни следующее: если произойдет провал, я тебя потащу в полицию сам. Понял?