вообще, будут бесполезны. Надо позвонить Пересвету, этому Пашкиному помощнику по сверхъестественному», — осенила мысль. «Быть может, он что-либо знает и сумеет помочь». Супруга взяла телефон Павлика и открыла список контактов. Благо, знала комбинацию пароля, который муж от неё не скрывал. Быстро нашла фамилию Пересвет и заколебалась.
Время уже подходило к двадцати четырём часам, и звонить незнакомому человеку, даже если он был товарищ мужа, было не комильфо. «Даже если сейчас наберу, не примчится же он посреди ночи помогать. Лучше будет отложить, наверное, до утра», — менжевалась Марина. Но чувство ответственности за мужа и общая тревога пересилили. И она, решившись, нажала кнопку вызова. Однако фраза «абонент временно недоступен» была ей ответом. Она подождала пару минут и набрала ещё раз. Ситуация не изменилась. «Хорошо, может оно и к лучшему, наберу утром», — решила супружница. «И хочешь — не хочешь, но было нужно попробовать заснуть. Завтра, вернее, уже сегодня, вести ребёнка в сад, да и самой на работу. Иначе строгое начальство не поймёт». И Марина, свернувшись калачиком, улеглась на край дивана.
Российская империя, Пензенская губерния, с. Чернозерье, 1863 г.
Павлуха тем временем дремать даже не пытался. Несмотря на позднее время, сон был вытеснен адреналином предстоящей вылазки в избу Ненарокова. Он дождался, пока в господском доме погасли последние огни, и, пригнувшись, короткими перебежками, пробирался к цели. Тихо скрипнула в темноте дверная калитка в заборе, показавшаяся Пашке громом среди ясного неба. Он замер, как статуя на пару минут, тревожно прислушиваясь в темноте. Но, похоже, звука, кроме него, никто не услышал или не обратил внимания. Он медленно притворил калитку и поспешил к избе. На цыпочках подошёл к окну и быстро заглянул внутрь. Там стояла кромешная темнота.
Павлик медленно побрёл к двери, ожидая каждую секунду разоблачения. Но нет, всё было пока тихо. Видимо, в то время, в которое он попал, в деревнях было не принято запирать двери на ночь. А может, недобрая слава колдуна отпугивала потенциальных лихих людей. Так или иначе, но Павел одним движением отворил наполовину дверь, весь внутренне собравшись и подготовившись к самому худшему.
Но ничего не произошло. Никто не выскочил из дома, не ловил его, не вязал ему руки, ноги. Павлуха облегчённо выдохнул и рыбкой нырнул внутрь. Темнота стояла полная, и Павлик вытянул вперёд руки, правая из которых держала злополучную книгу, боясь на что-либо наткнуться. Наощупь дошёл до стола и, сориентировавшись по слабо видимому окну, подошёл в свой угол, из которого несколько часов назад лицезрел колдовские приготовления кудесника. Встал, облокотившись на стену, и замер в ожидании.
Прошла минута, другая, третья. Пашка в четвертый раз посмотрел на циферблат. Он отсчитал семь минут с того времени, как затаился в углу. Ничего не менялось. «Что делать дальше?» — забилась тревожная мысль в мозгах. «Надо подождать ещё», — решил он про себя. Но нервы от незаконного посещения чужого жилища были на взводе. Павлуха то смотрел на часы, то тщательно прислушивался ко всем доносившимся извне звукам, то нервно почёсывался. Прошло ещё минут двадцать. Павел весь издёргался. «Что же случилось? Почему не выбрасывает назад?» — бились в голове пронзительные мысли.
Он несколько раз читал книги про приключения попаданцев в прошлое. Но это было лишь развлекательное чтение про незадачливых либо, наоборот, успешных героев. Но чтобы самому застрять в прошлом, это ему нисколько не улыбалось. «Хорошо хоть ни в кого не вселился», — провёл он аналогии с книжными героями. «Почему же не возвращает назад?» — упрямо сверлила голову тревожная мысль. «Что не так?» Но усталый и одновременно возбуждённый разум не давал ответа.
Прошло ещё мучительных полчаса. Павел просто весь извёлся, нервы были на пределе возможного, в висках стучали молоточки повышенного давления, ноги и спина затекли стоять в однообразном положении. «Давай, кудесник, вращай свою машину», — вдруг вспомнился ему эпизод с Шуриком и Иваном Грозным из знаменитой советской комедии.[1] Но машина не вращалась, а монета буксовала.
— Блядь! — произнёс вслух Пашка в очередной раз, посмотрев на светящийся циферблат.
Он уже пробыл в доме около полутора часов. Губы и глотка давно пересохли и, похоже, растрескались от волнения. Сердце бешено колотилось в груди, мысли в голове начали путаться от перенапряжения. «Ещё немного и до гипертонического криза недалеко», — нервно усмехнулся он про себя. «Так, если в течение десяти минут ситуация не изменится, то он уйдёт из избы. Смысла стоять больше не было. И надо будет думать что-то другое». Но вот что, он пока ещё не знал.
Десять минут истекли. Павлу стало совсем грустно. Рвалась последняя ниточка, соединявшая его с современным миром. Но нужно было уходить. Торчать здесь смысла больше не имело. Внезапная непереносимая грусть закономерно перешла в мучительный страх за своё будущее. «Всё, пошёл!» — наконец решился Павлик и на ватных ногах вышел во двор. Машинально притворил дверь и побрёл к калитке. Сейчас он уже не прятался ни от кого. Ему было безразлично, заметят его или нет. Казалось, его существование потеряло всякий смысл. «Что ему здесь делать, как жить, неужели прежняя жизнь совсем потеряна?» Вышел за забор и пошёл на одинокий светящийся огонёк. На полпути опомнился. «Хрен вам, я так просто не сдамся». Он встряхнулся. «И не в такие истории попадал. Выход всегда есть, надо его только суметь найти». Павлуха подошёл к деревянному колодцу, спустил ведро на цепи вниз. Напился прямо из ведра, умылся и зачем-то намочил волосы на голове. Немного полегчало. «Так, будем есть слона по частям. Не хера далеко загадывать, нужно решить первостепенные задачи. И для начала надо где-то покемарить несколько часов. Утро вечера мудренее».
Посмотрев вокруг, он увидел под светом луны на отшибе небольшую избушку. «Сарай или баня», — прикинул Староглядов. Спать на голой земле не улыбалось, хотя и несколько раз приходилось в жизни. «Так что попробуем перекантоваться там».
Павлик подошёл к лачуге, открыл покосившуюся дверь, мельком окинул взглядом. Так и есть, в дальнем углу глиняная печь для бани по-чёрному, а в предбаннике длинная широкая скамья. «Тут и устроимся». Справил за углом малую нужду и зашёл внутрь, затворив наполовину