Читать интересную книгу Том 2. Машины и волки - Борис Пильняк

В полдни с вышгорода видно, как идет метель. Полдни.

У крепостной стены, около шведской церкви из гранита, наполовину врытой в землю, – дом, в котором жили – когда-то – шведские гильдейцы. В этом доме гостиница теперь: «Черный Ворон». В последнем этаже гостиницы, где раньше гильдейцы-шведы хранили свой товар, – последние – за тридцать – номера, вход на чердак, комнаты для оберов и фрек-кен, потолок почти в уровень с головой и в узких окнах черепицы крыш соседних зданий. С полдня и всю ночь – из ресторана внизу – слышна музыка струнного оркестра. Здесь живет богема, гольтепа, все комнаты открыты. Здесь проживает русский князь-художник, три русских литератора, два русских офицера, художники из Тарапита, – здесь бывают студенты-корпоранты, партизаны, офицеры национальной и прежней русской армий, министры, губернаторы, поэты. – И в тридцать третьем номере, – в подштанниках, – с утра играют двое в карты и в шахматы, начатые вчера, – русский князь-художник и русский офицер. На столе у шахмат ужин на подносе, а на кровати, где свалены пальто, спит третий русский. На столике и под столом бутылки из-под пива, стаканы, рюмки, водка. Князь и офицер сидят, склонившись к шахматной доске, они играют с ночи, они долго думают, они долго изучают шахматную доску, их лица строги. На чердаке безмолвие, тепло, за окнами зима. Безмолвно иной раз проходит фрекен с ведерком и щеткой, в крахмальном белом фартучке, – и навощенный пол, и крашеные стены в морозном желтом свете блестят, как им должно блестеть в горнице у бюргера. Двое за шахматами безмолвны, они изредка – по глотку – пьют помесь пива с водкой.

Тогда приходит, запушенный снегом, ротмистр Тензигольский. Он долго смотрит в шахматную доску, бекешу сваливает на спящего, садится рядом с игроками и говорит недоуменно князю:

– Да как же ты играешь так?

– А что?

– Да где же твой король?

Ищут короля. Короля нет на шахматной доске: король вместо пробки воткнут в пивную бутылку. – Мешают шахматы, толкают спящего и расходятся по комнатам – ложиться спать. Фрекен убирает комнату – моет, чистит, отворяет окна в ветер – каждый день из стойла превращает фрекен в комнату, в жилище, мирное, как бедный бюргер.

Ротмистр Тензигольский спускается по каменной лесенке, выбитой в стене, – вниз, в ресторане уже надрывается оркестр, и скрипки кажутся голыми, обера во фраках, бывшие офицеры русской армии, разносят блюда. Ротмистр Тензигольский у стойки, по привычке, пьет рюмку водки и идет в метель, в кривые тупички улиц, где трое расходятся с трудом. – Князь Паша Трубецкой, грузясь в мути сна, сквозь сон слышит, как в шведской церкви – не по-русски – медленно вызванивает колокол. – Во французской миссии Тензигольский долго ждет начальника контрразведки, скучает, а когда начальник приходит, рапортует ему о сысковом. Начальник пишет чек. – –

Есть закон центробежных и центростремительных сил, и другой закон, тот, что родящими, творящими будут лишь те, кто связан с землей, – с той землей, с суглинком, над которым плакали где-то два писателя. И еще: первейшая связь с землей у людей – есть дети и женщины, несущие плод. Но по закону центростремительной силы (метель кружит?) – откинуты те, единицы, которые весят и умеют весить больше других: историки «Истории Великой Русской Революции» в главе «Русская эмиграция» рассказали, что русский народ поистине богоносец и что подвижничество Серафима Саровского – было, было, пусть это и не главное, – а главное: –

– «Очень жаль! о-чень жаль! – хотя, впрочем, очень приятно. Я полковнику Саломатину должен дать в морду, – в морду-с! – он предался большевикам!»

Во французской контрразведке тайный агент ротмистр русской службы Тензигольский получил чек. Из французской контрразведки ротмистр Теннзитольский – трансформировавшись в полковника Саломатина – без всякой мистической силы из Тензигольского став Саломатиным – пошел в вышгород, в польскую контрразведку. Мальчишки на коньках и на шведских санках, на которых надо толкаться одной ногой, обгоняли ротмистра-полковника Тензигольского-Саломатина. У поляков полковнику Саломатину говорят:

– Сюда приезжает из России красноармейский офицер, шпион, – Николай Расторов. – –

Глаза полковника Саломатина, обветренные многими ветрами, лезут из орбит.

– Как?! – так – слушаюсь. – –

3. Шахматы без короля.

Странные бывают совпадения – иному все совпадения полны мистического смысла. За Домбергом, за станцией, в стройных деревцах, в домике шведского стиля, – в перлюстрационном – черном – кабинете работали двое. Письма были обыденны, труд был обыденен, оба трудившихся были русские, русский генерал и российский почтово-телеграфный чиновник. Генерал, Сергей Сергеевич Калитин, наткнулся на посылку, в бандероли была серия порнографических открыток. Генерал прочел имя адресата – князь Павел Павлович Трубецкой, – генерал убрал открытки к себе в портфель, изничтожив бандероль. Павлу Павловичу Трубецкому был кроме того денежный пакет. Ротмистру Тензигольскому глухо сообщалось из России, что должен приехать Николай Расторов. Несколько писем было Лоллию Львовичу Кронидову и от Лоллия Львовича: брат писал о том, как восторженно встречали Врангеля в Белграде; Лоллий Львович писал брату, что в России людоедство, большевики деморализованы, власти на местах нет, власть падает, всюду бунты, восстание карелов превращается в национальный крестовый поход за Россию, в Балтийском море пиратствуют советские суда из Кронштадта, Россия же, где людоедство, оказалась некиим бесконечным пустым пространством, где на снегу, чуть прикрытые лохмотьями, были люди из каменного века, волосатые, с выросшими челюстями, с пальцами на руках и ногах, как прудовые каряги, причем около одних, сидящих, кроме ржаной каши и конины, лежали – у каждого по пять наганов, по пять винтовок, по пять пулеметов и по одной пушке, – другие же люди, безмерное большинство, лежали или ползали на четвереньках, разучившись ходить, и ели друг друга. И еще Кронидов писал – в другом уже письме, – что ему выпало прекрасное счастье – полюбить, он встретил прекрасную девушку, чистую, целомудренную, милую. – –

– …В России – в Великий пост – в сумерки, когда перезванивают великопостно колокола и хрустнут после дневной ростепели ручьи под ногами – как в июне в росные рассветы, в березовой горечи, – сердце кто-то берет в руки, – сердце наполнено, – сердце трепещет, и знаешь, что это мир, что ты связан с миром, с его землей, с его чистотой, так же тесно, как сердце в руке, – и мир, земля, кровь, целомудрие (целомудрие, как березовая горечь в июне) – одно: чистота. – Это – девушка. Вот отрывки из письма о приезде Врангеля:

«Этот день был истинным праздником для Белграда. С утра начались хлопоты об освобождении от занятий в разных учреждениях, и к часу дня к вокзалу тянулись толпы народа. Российский посланник с чинами Миссии, члены Русского Совета Национального Центра, Штаб Главнокомандующего в сопровождении многочисленных генералов и офицеров, участников Крымской кампании, представители беженских организаций, русские соколы в качестве почетного караула, множество дам, – все явились на вокзал, все слились в общем сознании единства, вызываемом чувствами любви и уважения к Вождю Русской Армии П. Н. Врангелю». – После двух, после службы, генерал Сергей Сергеевич Калитин пошел домой, за город, к взморью, в дачный поселок. Короткий день сваливал уже к закату, мела метель, дорогу, шоссе в липах, заметали сугробы, обгоняли мальчишки на шведских саночках, мчащиеся с ветром, спешили к морю кататься на буйках. Дача стояла в лесу, в соснах, двухэтажная, домовитая. Под обрывом внизу было море, на льду, на буйках мчали мальчишки. У обрыва, у моря встретила дочь, – завидев, побежала навстречу бегом, ветер обдул короткую юбку, из-под вязаной шапочки выбились волосы, рожь в поле на закате щек: вся в снегу, в руках палка от лыж, девушки – девочка, как березовая горечь в июне рассвету. Семнадцатилетняя Лиза. Крикнула отцу:

– Папочка, – милый, – а я все утро – в лесу – на лыжах. – –

Море слилось с небом, горбом изо льдов бурел ледокол «Ленин». По берегу, за дачами, вокруг дач, стояли сосны, старшая дочь, Надежда, в пуховом платке, отперла парадное, запахло теплом, нафталином, шубами, к ногам подошел, ткнулся в ноги сенбернар. Свет был покоен, неспешен. В доме, в тепле не было никакой метели. Генерал по коврам прошел в кабинет, замкнул портфель в письменный стол. С сенбернаром вбежала Лиза, от резкого движения мелькнули панталоны.

– Папочка, милый, обедать мама зовет.

Генерал вышел в столовую, к высоким спинкам стульев, глава семьи.

4. Шахматы без короля.

– Слушайте, Лоллий Львович, ведь этот черт знает что. Вчера я был с визитом у министра, – сегодня об этом трезвон, как об карманном воровстве, – и мне уже отказано от дома у министра, потому что я был сегодня с визитом у русской Миссии.