Читать интересную книгу Кто и как изобрёл еврейский народ - Шломо Занд

Если реальность монотеизма в Иудейском царстве в период, предшествовавший его гибели в VI веке до н. э., представляется спорной, нет никакого сомнения в том, что государство Хасмонеев было первой настоящей иудейской монотеистической монархией, оставаясь при этом типичным эллинистическим образованием. Здесь нет никакого противоречия. Более того, специфический иудейский характер Хасмонейского царства может быть понят лишь в контексте поглощавшего его эллинизма. Разумеется, это государство еще не знало талмудических заповедей, позднее составивших ядро раввинистического иудаизма. Однако властная основа Хасмонейского режима, несомненно, контролировалась жестким монотеизмом, что и наделяло ее культурным своеобразием.

Национальные историки пытались по возможности затушевать тот «неприглядный» факт, что после того, как семейство священника Матитьягу изгнало из Иерусалима эллинизированных евреев и возродило «истинную» традицию, его внук, ставший первым настоящим династическим правителем, присоединил к своему еврейскому имени «Йоханан» типичное греческое имя «Гиркан» (164-104 ДО н. э.). Правнука мятежного священника звали Иехуда Аристобул (140-103 до н. э.), а его праправнука - Александр Яннай (103-76 до н. э.). Адаптация греческой культуры не только не затормозилась, но, наоборот, ускорилась и победоносно завершилась с воцарением Хасмонейской династии. В эпоху Аристобула первосвященник, хотя и не происходивший из «дома Давида», превратился в эллинистического царя, а еще раньше новые правители начали чеканить монеты — точь-в-точь как цари соседних государств. На этих монетах еврейские надписи соседствовали с греческими, украшенными эллинистическими символами — небесным колесом, звездами и растениями (вместе с тем следует отметить, на них не было человеческих профилей и изображений животных). Поскольку национальных государств в то время не существовало, армия состояла из наемных солдат, а не из принудительно мобилизованных крестьян[265]. Эллинизация Иудейского царства достигла своего апогея с воцарением Александры-Саломеи. Коронация женщины стала настоящей тендерной революцией, кардинальным преобразованием иудейской государственности, вызванным, естественно, отнюдь не древними библейскими предписаниями.

Как это ни странно (и парадоксально) звучит, восстание Маккавеев искоренило в Иудее не эллинизм, а «лишь» его языческую составляющую. В то время никто (в том числе и повстанцы) не имел настоящего представления о границах «аутентичной» еврейской культуры, не было и адекватных интеллектуальных инструментов, позволяющих на системном уровне противопоставить еврейскую культуру эллинистической. Историческое описание, предполагающее что-то подобное, представляет собой ретроспективную фантазию, навеянную типичными национальными эмоциями современной эпохи, однако не имеющую смысла в Древнем мире. Необходимо понять, что Хасмонеи и созданный ими аппарат власти были жесточайшими «монотеистами» и в то же время типичнейшими «эллинистами». Чрезвычайно символическим является тот факт, что в ходе археологических раскопок объектов Хасмонейского периода обнаруживаются скромные «миквы» — бассейны для ритуальных омовений, бок о бок с роскошными и просторными банями. Интриги и соперничество при дворах властителей Иудеи весьма напоминали происходившее у их эллинистических соседей; это же относится и к системе иудейских династических связей. Поскольку в рамках данной книги невозможно дать подробное описание государства Хасмонеев и интереснейшего дуалистического характера его развития, мы ограничимся рассмотрением одного из существенных аспектов еврейско-эллинистических отношений, а именно аспекта, благодаря которому Хасмонейская эпоха стала важным этапом в истории распространения иудаизма по всему Древнему миру.

Возможно, впервые в истории мы становимся свидетелями того, как монотеистическая религия сливается с политической властью — верховным правителем стал первосвященник. Так же как большинство властных вариантов веры в единого Бога, которые в будущем станут политической силой, теократический режим Хасмонеев прибегал к насилию не только ради территориальных приобретений, но и для того, чтобы расширить иудейскую общину. Теперь, когда перед всеми жителями огромного региона открылась историческая возможность культурной эллинизации, приобщение к иудаизму также стало само собой разумеющейся практикой; иными словами, прорыв барьеров осуществлялся в обоих направлениях. Эллинизм привнес в иудаизм жизненно важный элемент антиплеменной универсальности и тем самым пробудил в иудейских правителях «аппетит» к обращению в иудаизм больших масс иноверцев; эти правители «забыли» об «эксклюзивных» заповедях, содержащихся во Второзаконии и в книге Иисуса Навина. В той же мере, в какой Хасмонейские правители не претендовали на происхождение от царя Давида, они не считали необходимым и подражать Иегошуа, легендарному завоевателю Ханаана[266].

В 125 году до н. э. Йоханан Гиркан захватил Идумею, область, простиравшуюся на юг от Бейт-Цура и Эйн Геди до Беэр-Шевы и дальше, и насильственно обратил ее жителей в иудаизм. Иосиф Флавий сообщает в «Иудейских древностях»: «Затем Гиркан взял идумейские города Адару и Мариссу и, подчинив своей власти всех идумеян, позволил им оставаться в стране, но лишь с условием, чтобы они приняли обрезание и стали жить по иудейским законам. Идумеяне действительно из любви к отчизне приняли обряд обрезания и вообще построили всю свою жизнь по иудейскому образцу. С этого самого времени они совершенно стали иудеями»[267].

Хасмонейский монарх-первосвященник присоединил целый «народ» не только к своему царству, но и к своей иудейской вере. С этого момента можно смело рассматривать идумейский «народ» как неотъемлемую часть еврейского «народа». Как известно, в древности присоединение к «чужой» религии трактовалось как полное смешение с соответствующим «народом», то есть с его культовой общиной. Однако лишь с усилением монотеизма приверженность вере стала не менее значимой, чем «память» о происхождении. Именно здесь впервые отчетливо видно начало перехода от «культуры Иудеи» (то есть от культурно-языкового и географического явления) к «иудаизму» — понятию, характеризующему религиозную цивилизацию совершенно нового типа. Этот процесс будет развиваться с нарастающей интенсивностью, пока не достигнет своего апогея в II веке н. э.[268]

Кто же такие идумеяне? На этот счет у нас есть ряд свидетельств. Страбон, знаменитый географ, живший во времена Августа, ошибочно утверждает в своей «Географии», что «идумеяне — это набатейцы, изгнанные из своей страны за подстрекательство к восстанию, присоединившиеся к иудеям и принявшие их обычаи»[269].

Птолемей (Ptolemeaus), малоизвестный историк из Ашкелона, был, видимо, ближе к истине, когда писал, что «идумеяне изначально были не иудеями, а финикийцами и сирийцами, но после нанесенного им поражения они были вынуждены совершить обряд обрезания и таким образом присоединиться к иудейскому народу и принять его обычаи, так что их стали называть иудеями»[270]. Мы не знаем, сколько было их в тот период, однако, несомненно, не слишком мало, поскольку заселенные ими земли составляли примерно половину территории Иудейского царства. Разумеется, невозможно предположить, что все идумейские крестьяне и пастухи в одночасье стали убежденными монотеистами. Скорее всего, ими не были и многие иудейские земледельцы. Однако нет почти никаких сомнений в том, что высшие и средние слои идумейского населения безоговорочно приняли Моисееву религию и таким образом стали интегральной частью народа Иудеи. Новообращенные иудеи идумейского происхождения заключали браки с исконными жителями Иудеи; они давали еврейские имена своим детям; некоторые из них впоследствии сыграли важную роль в истории Иудейского царства. Из их среды происходил не только царь Ирод. Многие из учеников школы Шаммая и радикально настроенных зелотов периода Великого восстания также были идумеями по происхождению.

Политика насильственного обращения в иудаизм и ассимиляции, проводившаяся Хасмонейским режимом, издавна доставляла еврейской историографии серьезнейший дискомфорт. Грец осуждал действия Гиркана и утверждал, что они стали причиной бедствий для «еврейского народа». Деликатный Дубнов в своей обычной манере пытался смягчить исторические реалии, заявляя, что идумеяне «сами склонялись к культурному смешению с иудеями». Барон изложил эту чувствительную и «проблематичную» тему крайне лаконично[271]. В сионистской и израильской историографии существовали два взаимоисключающих подхода. Для гордого националиста Клознера завоевание Идумеи и последующее обращение в иудаизм ее жителей было позитивным актом, исправляющим давнюю историческую несправедливость, ибо в эпоху Первого храма Негев находился под властью Иудеи[272]. Со своей стороны, Арье Кашер, один из более поздних исследователей Хасмонейского царства, изо всех сил пытался доказать, что обращение идумеян в иудаизм не было принудительным; напротив, оно представляло собой совершенно добровольный акт. Он писал, что идумеяне практиковали обрезание еще до того, как сменили религию, и, кроме того, всем известно, что еврейская традиция неизменно противилась насильственному обращению в иудаизм[273].