Читать интересную книгу "Ингерманландский излом. Борьба ингерманландских финнов в гражданской войне на Северо-Западе России (1918 — 1920 гг.) - Михаил Арнэвич Таргиайнен"

3.1. Последствия Тартуского мирного договора для ингерманландцев и деятельность Ингерманландского комитета-союза в Финляндии

Несмотря на то, что Северный Ингерманландский осо­бый батальон к марту 1920 г. еще не был реорганизован, Временный комитет управления Ингерманландии, создан­ный в Хельсинки 3 февраля 1920 г., предложил несколь­ко вариантов разрешения ингерманландского вопроса, подлежащего обсуждению на мирных переговорах между Финляндией и РСФСР. Одним из основных вариантов было предоставление внутренней автономии для территорий Петроградской губернии с преобладающим финским населением. В качестве второго варианта рассматривалась культурная автономия для финноязычного населения губернии. Последний вариант, предусматривающий по результатам гражданской войны присоединение Северной Ингерманландии к Финляндии, носил уже явно утопи­ческий характер. Официальные финляндские круги скло­нялись к поддержке второго варианта, в соответствии с которым был составлен проект урегулирования ингер­манландской проблемы, представленный 20 марта 1920 г. комиссией профессора Р. Эриха, назначенной для подго­товки переговоров о перемирии.

Подписанию соглашения предшествовали переговоры в Раяйоки между финскими и советскими представителями. 15 апреля 1920 г. полковник Элфвенгрен вручил финской делегации свои пожелания, а 24 апреля уполномоченные областного съезда Карелии передали члену советской де­легации заявление, датируемое 23 марта 1920 г., в котором содержалось требование признать Карелию нейтральной страной?

12 июня 1920 г. в г. Тарту (Юрьев) начались мирные переговоры между Советской Россией и Финляндией. На одном из заседаний председатель финской делегации Ю. К. Паасикиви заявил, что Финляндия выступает с пред­ложением предоставить ингерманландцам культурную автономию, при этом территориальный вопрос, несмотря на то, что ингерманландцы являются финским племенем, не затрагивался. Советские представители ответили, что этот вопрос является делом внутреннего управления и не может обсуждаться на переговорах?

Переговоры тянулись несколько месяцев из-за взаим­ных территориальных претензий. К октябрю 1920 г. удалось прийти к соглашению по основным территориальным во­просам: советская сторона согласилась уступить порт Петсамо на арктическом побережье в обмен на очищение финнами Реболы и Поросозера. На одном из заседаний фин­ской стороной также поднимался вопрос об амнистии ингерманландским и карельским беженцам, находящимся в Финляндии, и предоставлении им права вернуться на родину.

Впоследствии от столь радикальных требований ингерманландцы отошли, и 19 сентября 1920 г. делегацией ингер­манландцев во главе с К. Тюнни, М. Питкяненом и Ю. Тирраненом были переданы пожелания, которые должны были быть учтены Советской Россией при подписании мирного договора:

— полная амнистия для беженцев с освобождением от ка­кой-либо ответственности и возвращением прежним вла­дельцам конфискованного имущества;

— восстановление сожженных деревень в Лемболовском, Мииккулайском и Валкеасаарском приходах;

— освобождение от государственной службы сроком на один год жителей сожженных и разграбленных деревень;

— выделение беженцам для посева семенного зерна на 1921 г. и другие.

Член финской делегации Ю. X. Веннола на одном из заседаний территориальной комиссии вновь вынес на об­суждение вопрос об автономии ингерманландцев. Советские представители на этот раз проявили большую уступчивость. Секретарь советской делегации Чернюхин, ознакомившись с письмом ингерманландских представителей, заявил, что все перечисленное в письме вполне исполнимо и не должно вызывать возражений со стороны Советского правитель­ства. Однако эти требования в тексте договора не нашли своего отражения.

14 октября 1920 г. в Тарту между Финляндией и Росси­ей был заключен мирный договор. В нем в числе прочих упоминался карельский вопрос. В соответствии с доку­ментом Россия принимала на себя ряд обязательств по образованию автономного района в Восточной Карелии и предоставлению права национального самоопределения некоторым волостям в Архангельской и Онежской губерниях.

В документах, подготовленных советскими властями, было лишь сделано заявление о положении ингерман­ландцев в России. В соответствии с ним российское государ­ство провозглашало от имени правительства Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, что финское население Петроградской губернии пользуется в полной мере всеми теми правами и привилегиями, ко­торые даны российскими законами малым нациям. Это подразумевало, что финское население приобрело право в соответствии с имеющимся государственным законом устанавливать свободную систему национального образо­вания, муниципального и общественного управления, а так­же местного правосудия.

Помимо этого, предоставлялось право самостоятельно осуществлять мероприятия, направленные на экономиче­ский подъем местности, через своих представителей и ис­полнительные органы в соответствии с существующим законодательством. Также давалось право вести делопроиз­водство на финском языке.

До подписания указанного договора к началу 1920 г. в Финляндию из Ингерманландии прибыло около 8200 бе­женцев. Ингерманландцы были частью российских беженцев, перешедших в Финляндию, которых к 1922 г. насчи­тывалось около 33 500 человек.

В результате военных действий в деревнях Мииккулайского прихода из 340 домов было сожжено полностью около 300 домов. В Лемболовском приходе было сожжено почти полностью три деревни. Южнее в Валкеасаари, где не было даже активных боевых действий, почти все было уничтожено.

В 1921 г. по амнистии около 3 тыс. ингерманландцев в надежде обрести покой переместились обратно в Россию. По оценкам Ингерманландского комитета, из Финляндии в Ингерманландию к 1925 г. возвратилось 250 человек, что составляло примерно 8% от общего количества беженцев, насчитывавших 3764 человека. Случайных же переходов в СССР до 1926 г. произошло не менее 5 тысяч. Многие ингерманландцы испытывали ностальгию, и это чувство толкало их на незаконный переход восточной границы.

Тойво Нюгарда в своих исследованиях указывает, что в результате коллективизации, происходившей в сельском хозяйстве, от 1000 до 2000 ингерманландцев переместились из Ингерманландии в Финляндию. Из СССР уезжали жи­тели Олонца и лица, имевшие финское гражданство.

Первое время центральная сыскная полиция Финлян­дии к прибывающим беженцам относилась довольно недо­верчиво, подозревая в них агентов ГПУ, и стремилась выслать их обратно. Местное население Финляндии, испы­тывая все тяготы экономического кризиса, также весьма настороженно отнеслось к ингерманландцам.

В первой половине 1920 г. со стороны пограничных и полицейских властей Финляндии ощущалось отрица­тельное отношение к ингерманландским беженцам. При­знаем, для этого были основания. Некоторые из перешед­ших нелегально границу действительно были агентами ГПУ, занимались сбором и передачей разведывательных данных в пользу Советской России.

Центральная сыскная полиция и большая часть работо­дателей также проверяли ингерманландцев, пересекавших границу, на политическую благонадежность, подозревая их в связи со шпионами. Соответствующий надзор был уста­новлен и за восточными карелами.

Во второй половине 1920 г. Генеральный штаб и погра­ничные власти Финляндии стали сами использовать ингер­манландцев в разведывательных целях.

Беженцы жили очень скудно, впроголодь, при недоста­точной помощи со стороны финского правительства и в по­стоянной боязни быть высланными обратно. Нестабильное существование, отсутствие собственного жилья и недопла­ты землевладельцев, особенно на Карельском перешейке, явились важным фактором возвращения ингерманландцев обратно в Россию.

К середине 1922 г. общественный комитет помощи пе­редали в государственный центр помощи беженцам.

Ввиду экономических трудностей и многих других при­чин акклиматизация эмигрантов происходила год ами. Жизнь была полна скитаний в поисках работы по Финляндии, на селе ингерманландцы вели батрацкое существование.