– Оскудели мы, мой Император, – вздохнул юноша. – Податей мало взымаем, а те, что взымаем…
– Знаю, в столицу отсылается, – холодно кивнул Император.
– Леготу б нам какую… – робко проговорил юноша. – Леготу… совсем народ в нужду во гнался.
Смел, подумал Император. Надо заметить. Такие мальчики мне понадобятся. И притом очень скоро.
– Будет легота, – отрывисто бросил Император, заметив к тому же пристальный взгляд Сеамни. – Будет, как только отбросим пиратов и мятежников за Селинов Вал. А вы, значит, не боитесь со мной ехать? Нас всего ничего, как налетят те же волки…
– Как можно бояться, когда состоишь в эскорте Императора? – заученно ответил Сульперий. Император усмехнулся.
– Не геройствуй. Быть может, это было и не слишком разумно – ехать таким малым отрядом, но… При надобности поедешь и ни на каких волков не посмотришь. Что же до облегчения податей – облегчим. Как только сможем. Как только врага остановим.
Паренёк заметно погрустнел. Эскорт, слышивший эти слова, тоже повесил носы.
Больше мне нечего им сказать, подумал Император. Армии создаются только за деньги. Я не могу заставить кузнецов ковать оружие для легионов бесплатно. И не могу не выдавать легионерам жалованье.
И тем не менее – Империя держится. Пусть на одной руке, пусть на одном пальце, но держится. И теперь мы сумеем подтянуться. Не постояв за ценой.
К концу короткого зимнего дня кавалькада миновала, помимо разорённых сёл, и два заброшенных баронских замка. Это было совсем уже странно.
…Сперва, завидев невдалеке на холме зубчатые башни замка, Император и Сеамни воспряли духом. Здесь можно было рассчитывать уже на солидную помощь – если, конечно, хозяин замка остался верен имперскому трону. Армия прирастает как снежный ком, главное – начать. Повести за собой первый отряд.
Однако стоило им приблизиться, как все надежды мгновенно рухнули. Замок сиротливо встретил их настежь распахнутыми воротами, подъёмный мост лежит, цепи провисли и покрылись ржавчиной, опускная решётка косо застыла, явно заклинившись, не дойдя до земли двух саженей.
А на покосившейся спице, над провалившейся крышей главной башни бессильно обвисла грязно-серая тряпка.
Признак того, что в замке – зараза. Моровое поветрие.
Император резко остановился.
У самых ворот лежал почти совершенно занесённый снегом труп в выцветшем плаще. Почти занесённый – потому что зверьё явно не давало мертвому покрыться холодным саваном, вновь и вновь упрямо откапывая тело и отдирая лоскуты замороженного мяса.
Лицо погибшего было уже совершенно изглодано, до кости. Рядом валялся простой круглый шишак, под плащом виднелась проржавевшая кольчуга – умерший был воином, скорее всего – дружинником, что служил в замке. Многоцветный, оставшийся ещё от прошлого плащ (когда одноцветные полагались только магам Радуги, двухцветные – особам императорского дома, принцам крови, и чем ниже стоял человек на иерархической лестнице Империи, тем большим разноцветьем отличался его плащ. Простые пахари носили вообще какие-то подобия ярких лоскутных одеял. Вступив на престол и выиграв войну с Радугой, Император в числе первых своих указов отменил дурацкий закон. Аристократия долго и громко возмущалась).
Герб на плаще выцвел, вылинял. В черно-зеленом поле расправлял крылья золотой геральдический орел-алерион, снизу тянулась голубая полоса вроде реки с плывущими по ней лебедями.
Покойный правитель Империи, отец нынешнего Императора, некогда помнил на память все гербы своего нобилитета. Его сын отличался немалым пренебрежением к геральдике, и все старания наставников пропали втуне. Кому служил этот несчастный, Император вспомнить не смог. Севадские парнишки тоже не уходили так далеко от дома, только Сульперий, наморщив лоб, с трудом припомнил какое-то имя.
– Болтали, что нехорошей смертью люди в этом замке погибли. Вроде как от морового поветрия, да только не поветрие то было, мой Император, – неуверенно ответил парень на вопрос владыки Мельина. – У меня батюшка – лекарь, мой Император, к нему люди прибегали, рассказывали…
– И что ж рассказали? А если рассказали – так неужели и прозвания замка не назвали?
– Никак нет, мой Император. Совсем перепуганы были. Так батюшка говорил. Меня в то время дома не было.
Остальные мальчишки эскорта испуганно попятились. Сеамни неслышной тенью возникла рядом с Императором, медленно подняла руки, словно разводя перед собою ладонями незримую преграду. Глаза её сделались почти совершенно чёрными и непроницаемыми.
– Магия, – шёпотом уронила она мгновение спустя так тихо, что её слов не разобрал никто, кроме Императора. – Черная магия и, похоже, некромантия. Но я не уверена. Дану никогда не прибегали ни к чему подобному…
Это была правда. Даже в пору самых тяжёлых поражений, когда легионы Империи жгли последние оплоты Дану, их народ так и не обратился к магии смерти. Правда, Радуга все последующие годы не уставала утверждать, что ни к какой некромантии Дану не способны в принципе.
– Что ты видишь ещё? – повернулся к Сеамни Император, однако Тайде только покачала головой и вновь повела руками, словно задёргивая за собой незримую портьеру.
– Магия, – только повторила она.
– Радуга? – нахмурился Император. От разбитых чародеев можно было ожидать всего. В том числе и подобных вещей. Они ни перед чем не остановятся, подумал Император. Как и я.
Тайде покачала головой.
– Не знаю. Что-то незнакомое. Совсем. Чужое, холодное… Не входи туда, мой Император. Там уже никому ничем не поможешь. Зима пока сдерживает заразу…
– Старосту мне найти, – коротко приказал Император, и мальчишки, горяча коней, понеслись прочь от зачумлённого замка.
…Староста отыскался далеко не сразу. Окрестные сёла опустели, все, кто мог, ушли из недобрых мест. И вот что странно – ну ладно, перестали хаживать Поясным трактом купцы, пришли в упадок торговля и ремёсла, но ведь земля-то родить не перестала? На юге, на тёплых морских побережьях сейчас война, туда только дурак побежит.
На этот вопрос трясущийся от страха старик не смог ответить. Подались, мол, кто куда. На запад многие ушли…
– Через Разлом, что ли? – поразился Император.
– Никак невозможно, – бормотал старик. – С полуночи обходили, я так слышал. У Царь-Горы… Ливня-то Смертного нету более, не боится народ…
– А дальше? – жёстко бросил Император.
– Болтали всякое, повелитель… Фисим-кожевник ажно к Вольным намылился, и не он один… мол, справедливые они и народ, который на их работает, не примучивают. Мол, нет там баронов с нобилями, всяк трудится в поте лица своего и сколько наработал, столько и имеет, честную подать отдав…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});