— Вот тут не уловил.
— К этому мы вернемся чуть позднее. Или я окончательно запутаюсь. Второй способ — энергетические частые удары малой мощности, производимые с крестом. Мы с тобой, вообще все сидельцы со всех представленных здесь планет — мы способ номер два. Вот мы кто. Мы разим Столп электричеством — неким его подвидом, но со схожим типом действия, но не происхождения.
— Электричество — кивнул я.
— Что будет если вокруг тебя привязанного или даже просто лежащего на полу соберется группа злобных ублюдков и начнет тебя каждые несколько секунд жахать краткими электроразрядами?
— Ну… я буду биться в агонии. Расслабятся все сфинктеры… буду орать.
— Я не об этом. Я о связанных контролируемых действиях.
— Таких не будет — уверенно заявил я — Под воздействием электрошока? Какой там контроль…
— Именно. Вот этим мы и занимаемся — второй способ вызывает у Столпа постоянные микроспазмы, корчи, электрошок и прочие неприятные штуки вызываемые воздействием электричества на живой организм. Это способ куда более надежный. Но… и куда более разрушительный. Ты знаешь, к чему приводит так называемая электротерапия, Охотник? Знаешь, что бывает, когда тебе регулярно прочищают мозг электроразрядами добрые доктора? — Михаил Данилович так крепко сжал челюсти, что я невольно подумал, что ему приходилось испытывать подобное лечение на себе — И ведь там контролируемые разряды! Определенная мощность, небольшое количество, строгий контроль над состоянием больного. Но… мне лично плевать на все победные доклады медицинских светил, лично я считаю этот метод варварским и калечащим!
— Не спорю. Это ужасно.
— А теперь подумай вот еще о чем — сколько уж лет мы корежим мозг Столпа электроударами? Как думаешь что сталось с его рассудком?
— Господи… о подобном я никогда не задумывался. А ведь каждый день наблюдал за светящими энергетическими шарами, несущимися к цели…
— Если Столп является неким катализатором, то электроразряды явно нарушили его скажет так «ритм» пульсации или еще что-то там. Нас сводит с ума не шепот Столпа, Охотник. Мы медленно сходим с ума, когда наши подсознания принимают отголоски неслышимой ментальной агонии огромного создания над нами, которому денно и нощно выжигают мозг электричеством… Мы с тобой сидим сейчас под гигантским креслом карательной психиатрии, а над нами заходится в диком крике единственный пациент… Что скажешь? Интересную я рассказал тебе историю?
Я ответил и унесшееся в коридор эхо еще пару раз повторило то, что я произношу крайне редко, стараясь не использовать матерных слов. Копошащийся уже в другом углу Борисович ехидно рассмеялся.
— Стоп! — едва не подпрыгнул я — А слуги Столпа? Не сомневаюсь, что про ледяных ходоков вы точно знаете! Обнаженные жуткие заледенелые старцы, что бродят по снежным пустошам с мерцающим электрическим пульсаром в груди.
— Я не сказал, что Столп безумен или деградировал до состояния амебы — качнув головой, собеседник аккуратно стряхнул пепел с почти дотлевшей сигареты на кучу снега предназначенную для выброса наружу — Он более чем разумен, его разум по-прежнему остер и он тратит всю имеющуюся у него умственную энергию на одну единственную цель, что, думается мне, известна любому из нас.
— Освобождение — тихо произнес я.
— Да. Столп, этот вечный космический скиталец, жаждет получить свободу. Возможно он изнемогает от душащей его наэлектризованной злобы, но мстить и крушить он будет позднее. Но ты все же ошибся, Охотник. Свобода стоит на втором месте. А на первом… знаешь, о чем часто просят умирающие от неизлечимых и жестоко терзающих их болезней старики? О чем они шепчут тебе на ухо?
— Знаю — помрачнел я — О подобном просят не только старики, Михаил Данилович. Порой и молодые, оказавшись прикованными к постели, жестоко страдая, просят убить их, чтобы закончилась наконец терзающая их лютая…
— Боль — за меня закончил закончивший приборку Борисович, отставивший метлу и совок — Проклятая боль. Я к этой громаде особого сочувствия не питаю. Но иногда задумываюсь — каково это страдать от невыносимой боли так долго? Тело заморожено, тебя нещадно полосуют электричеством, а еще…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Об этом чуть позже — остановил его Михаил Данилович и со скрипом прикрутил крышку опустевшего термоса покрепче — Есть и третий способ удержания этого невероятного создания, Охотник. Сегодня ты не просто услышишь о нем — ты увидишь его воочию. Так… ты спрашивал про ледяных нагих слуг…
— Я видел как один такой сбил крест!
— Куда он ушел? — подобрался Михаил Данилович — Как близко он был рядом с Бункером?
— Думаю, он был в курсе о местонахождении Бункера но почему-то не трогал его — покачал я головой — Хотя это всего лишь теория, а я недавно понял, что многие из моих здешних теорий оказались ошибочными.
— Он был в курсе? — старик сделал нажим на слове «был» и утверждающе кивнул:
— Мы схлестнулись. Поневоле пришлось убить его.
— Как? Чем?
— А можно я буду рассказчиком позже?
— Хорошо… но не забудь. Раз уж мы открываем друг перед другом карты…
— Хорошо.
— Ты не видел, как иногда корежит Столп… это случается очень редко и в такое время нельзя выходить наружу — умрешь мгновенно. Некоторые падают замертво с текущей из ушей и глаз кровью. Другие погибают от резкого похолодания. Стол же начинает светиться вдвое ярче, хотя звучащий в ушах шепот полностью исчезает. Такое впечатление, что в эти моменты его оставляют остатки контроля и он, воя от боли, бьется как зверь в капкане. Но это длится недолго и Столп снова затихает, опять начинает звучать настойчивый шепот… По нашим наблюдением подобный «срыв» случается, когда первый и второй способы его удержания работают особо успешно — особо частые выстрелы с тюремных крестов и тройное, а то и четверное совпадение третьего способа. Так что боль… самый главный стимул… Потом уже свобода. И вот тут на свет выходят его ужасные слуги, что некогда были людьми… они поддались шепоту, пропитались им, поработились… и ушли на безмолвный зов, чтобы превратиться в нечто ужасное. Мы убили двоих таких. Второго быстро и безжалостно. А вот первый… первый вышел навстречу одному из наших поисковых малых вездеходов и пока экипаж изумленно пялился на этот кошмар, умудрился поразить электроударом сквозь неосмотрительно приоткрытую дверь… Выжил только один, что успел вывалиться в снег за секунду. Когда ходок пошел за ним в обход, он вернулся в машину, развернул ее и наехал на ледяную тварь, а потом хорошенько покрутился на ней гусеницами.
— М-да…
— Мы дорого платим за знания.
— Но не делитесь ими.
— С кем? С Холлом? Им плевать. С Центром? Им тоже плевать, Охотник. Центр самый честный из секторов Бункера. Они открыто заявляют о себе — мы копили все сорок лет, чтобы заплатить золотом и полезными вещами за безмятежные последние годы. Мы заплатили? Заплатили. Так отвалите к чертям от нас и ничего не просите — мы на пенсии! Как по мне — сказано честно.
— Бесспорно — признал я — Они выполнили все условия.
— Ну что? Выпили чайку, добавили сумбуру в разговор… выдвигаемся? Тут недалеко.
— Последний вопрос пока пурга не заткнула рот!
— Спрашивай.
Выдержав паузу, чтобы дать знать о важности терзающего меня вопроса, я спросил:
— С ним пытались договориться?
— Со Столпом-то?
— С ним.
— Крайне правильный вопрос, Охотник. Одобряю — кивнул Михаил Данилович — Насколько нам известно — нет, не пытались никогда. Возможно, где-то в их планах изначально было запланировано подобное… но они не стали даже пытаться.
— Почему? Или это неизвестно, и вы просто опираетесь на сведения из собранных источников?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Почему же… у нас есть вполне убедительный ответ — скупо улыбнувшись, старик поднялся и, приподняв подбородок, крепко затянул под ним тесемки шапки, прежде чем натянуть капюшон — Минут так через тридцать ты получишь ответ на этот вопрос… и пока мы шагаем сквозь снег, давай держать рты закрытыми, а глаза открытыми.