— Подсудимая не знала этого человека, — пожал плечами Пилюгин. — Она утверждала, что купила его у незнакомца, которого встретила на рынке.
— И вы, опытный следователь, верите, что нитроглицерин можно купить на рынке у первого встречного? — улыбнулся прокурор.
— Я верю, — твердо ответил Пилюгин. — Я знаю, что на наших рынках можно купить и взрывчатку, и оружие, и наркотики…
— У первого встречного?
— Ну, если походить, поспрашивать, то вас наведут на продавца.
— Но взрывчатку он продаст только после того, как убедится, что покупатель не из милиции, не так ли? А это означает, что с продавцом все-таки надо познакомиться, чтобы не вызвать у него подозрений. Таким образом, покупатель во всяком случае должен запомнить того, кто продал ему взрывчатку. И тем не менее, подсудимая категорически отказалась даже описать его, помочь составить фоторобот… Мне кажется, тут раскаянием и не пахнет.
— Нет, нет, она раскаялась, — поспешно перебил Пилюгин и повторил: — Она искренне раскаялась.
— Но ваши утверждения ни на чем не основываются, кроме… Впрочем, ладно, не буду, — прокурор с хитрой улыбкой развел руками. — У меня больше нет вопросов, ваша честь.
— Свидетель, вы свободны, — сказала Алевтина Петровна. — Можете занять свое место в зале. Кто там следующий?
Малыш в шерстяном комбинезончике сидел на коленях у Галки и энергично сосал из бутылочки с питательной смесью. Пухлые щечки ходили ходуном, а выпученные глазки были полны блаженства.
— Смотри, все сожрал, — сказала Галка с улыбкой. — Вот это аппетит!
Витька присел рядом на кровать.
— Может, позвонишь отцу?
— Зачем? — спросила Галка.
— Ну, как там суд идет? Или уже кончился?
— Когда кончится, папка сам позвонит. И тетя Полина позвонит. Не психуй ты, Витька, все будет нормально. Они скоро приедут! Папка сказал, тете Полине срок условный дадут.
— Он-то откуда знает? — недоверчиво посмотрел на нее Витька.
— А он с судьей разговаривал. Она ему обещала. Так что сиди и не дергайся — все будет хорошо.
— Сейчас с Мишенькой гулять пойдем, а там и папка приедет.
Голос судьи Блинковой гремел на весь зал:
— …Приговорить к четырем годам заключения в колонии строгого режима. Приговор вступает в силу с момента оглашения. Подсудимую заключить под стражу с момента оглашения приговора. Приговор может быть обжалован в вышестоящей судебной инстанции в течение десяти дней.
Пилюгин стоял, словно оглушенный. Когда Блинкова произнесла «приговорить к четырем годам заключения в колонии строгого режима», он вздрогнул, ему показалось, что он ослышался. Майор вскинул голову, вопросительно посмотрел на судью, но Алевтина Петровна ледяным голосом дочитала приговор, захлопнула папку, зыркнула в сторону Пилюгина и покинула зал.
Полина вышла из клетки, и милиционер надел ей наручники. Пилюгин встретился с ней взглядом, ему показалось, что она что-то тихо произнесла, но он не услышал — застыл, как пришибленный, и не мог шевельнуться. За спиной раздались голоса сослуживцев:
— Ну, и как это понимать? Она что, белены объелась?
— А что ты от нее хотел? Каменная баба! И так скажи спасибо — прокурор шесть лет требовал, а она только четыре дала.
— Да ведь все про условный срок говорили!
— Мало ли чего говорили…
— Да она сама Пилюгину условный обещала!
— Мало ли чего обещала… Михаил Геннадьевич, может, случилось что?
А Полину милиционеры уводили из зала. В дверях она обернулась, улыбнулась Пилюгину, и дверь за ней закрылась. Пилюгин издал горлом рыкающий звук и рванул к двери в судейскую комнату.
Алевтина Петровна, увидев выражение его лица, попятилась к стене, пробормотала:
— Ты чего, Пилюгин? Ты смотри… чего вызверился?
— Ты… ты… — Пилюгин вдруг начал заикаться, сжал кулаки. — Кинула меня, да? Довольна? Ты же ведьма! Ты не за справедливость! Ты от зависти! Мужики на тебя не смотрят, вот ты и злобствуешь!
— Как бы не пожалеть тебе, Пилюгин, о своих словах, — придя в себя, холодно и спокойно ответила Алевтина Петровна. — Вон отсюда!
— С-стерва… — прохрипел Пилюгин и хлопнул дверью.
Он вышел из здания суда и почти столкнулся со своими сослуживцами. Хотел обойти их, но Тулегенов остановил:
— Михаил Геннадьевич…
— Идите, ребята, работайте… мне одному побыть надо, устал я… — Пилюгин пошел по улице, но через несколько шагов обернулся: — Работайте, я вам сказал! Чего стоите?
В пивной был жарко, сильно накурено. Шумела орава молодых парней в кожанках за тремя сдвинутыми столами. Пиво там лилось рекой. Рядом сидели компании поменьше, гул голосов стоял в воздухе. Трое официантов в красных рубахах и черных брюках бесшумно передвигались по залу с подносами, уставленными кружками с пивом и тарелками с закуской.
Пилюгин сидел в углу у большого окна, перед ним стояли несколько пустых кружек, одна полная и большая тарелка с кусками воблы и редиской. Напротив Пилюгина сидел похожий на бомжа пожилой человек, в потертой куртке, небритый и опухший. Майор курил и угрюмо смотрел в окно на вечернюю улицу. Потом поднял руку, щелкнул пальцами. Тут же подлетел официант.
— Давай, сынок, еще водочки принеси, — сказал Пилюгин и посмотрел на бомжа. — Выпьешь?
— Премного буду благодарен, — закивал бомж, приложив руку к сердцу.
— Две соточки принеси и пивка пару кружек.
Официант молча исчез. Пилюгин, прищурившись от табачного дыма, спросил:
— Ну, и дальше что?
— А что дальше? Квартиру она продала, она же владелица, а меня — на улицу.
— В суд подавал?
— Подавал… Судье Блинковой два часа про свою жизнь рассказывал, документы всякие принес. Я ж коренной москвич в третьем поколении… Судья вроде вошла в мое положение, говорит: «Безобразие, конечно. Ладно, говорит, разберусь, я вам помогу обязательно…» — бомж шумно вздохнул и принялся пить пиво, потом попросил: — Сигареткой не угостите?
Пилюгин дал ему сигарету.
— Дальше-то что?
— А что дальше? Кинула меня судья Блинкова, как последнего лоха. Вышло, что супружница моя поступила правильно, квартира — ее собственность и мое выселение правомочно. Вот и вся справедливость.
— Вот и вся справедливость… — задумчиво повторил Пилюгин.
Официант принес водку и пиво. Пилюгин взял свою рюмку.
— Тебя как зовут-то?
— Константин Степанович…
— Ну, давай, Степаныч, за справедливых судей, — Пилюгин опрокинул рюмку в рот, взял с тарелки редиску, громко захрустел.
— За справедливых судей, — повторил бомж. — Хотя таких не бывает… — и выпил мелкими глотками, морщась и содрогаясь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});