Читать интересную книгу У смерти твои глаза - Дмитрий Самохин

Закончив завтрак практически одновременно, мы механически поднялись и направились в кабинет на первом этаже, где я открыл сейф и протянул Ираклию и Гонзе по стволу. Нам могло это понадобиться. Ведь мы направлялись в неизвестность.

Оттаивание произошло, лишь мы ступили на борт катера. То ли Кубинец и Стеблин окончательно проснулись и осознали, что рабочий день уже наступил и пора бы показать, что ты не робот, а человек. То ли им надоело строить из себя киберов и захотелось пообщаться. Так или иначе, они расслабились. Кубинец занял кресло штурмана. Стеблин растекся на пассажирском сиденье. Я водрузился за штурвал. В молчании, но уже теплом, я ввел в бортовой компьютер конечную точку путешествия. Дождался, пока программа выведет кратчайший маршрут с поправками на пробки, ремонт мостовых сооружений, когда баржи и земснаряды загромождают канал, и отшвартовался от причала.

– Дом-то хоть заперли? – ехидно поинтересовался я.

Этим должен был заняться Кубинец.

– Заперли, – обнадежил Гонза. – Вот тебе, солнышко, и доброе утро, и добрый день, и чай с вареньем. Мать его за ногу.

– Надо же, мы проснулись. А я – то думал, что так и будете прикидываться истуканами.

– Проснешься с тобой. Ты лучше скажи, какого лешего тебе нужно было так рано вставать. Выехали бы часиков в десять. Разница-то. А сейчас только подозрение вызовем. Какого, спрашивается, рожна три мужика в семь часов утра в лесу сшиваются, – продолжал ворчать Кубинец.

– Грибки собирают. Грибники мы, – ответил я. – Сами-то люди нездешние.

– Ага, уроды мы, а не грибники, – мрачно заявил Кубинец.

– А катер где оставим? – вмешался Ираклий.

– Рядом с дамбой. Водная система на дамбе заканчивается. Там рядом и оставим. Придется пешочком по суше походить. Непривычно, конечно. Но что поделаешь.

Больше мы не разговаривали. Молчали как прокаженные, у которых языки превратились в пюре. А через полчаса вышли на финишную прямую. Впереди показалась дамба «Моисей». Величественное и массивное сооружение двадцати пяти метров в ширину. Бог знает скольких метров в высоту. Она возвышалась над водами молчаливо и немного высокомерно. Она чувствовала свое величие и не обращала внимания на людишек, что копошились у ее подножия и в ее чреве. Сооружение, на котором оказалась зациклена вся жизнь в городе. Разрушь его, и городу в прежнем его виде и с нынешним укладом жизни придет скоропостижный… конец. Он в муках агонии скончается. Но на смену ему появится что-то другое. Восстанет новый город с новыми горожанами. Каким он будет? Вот в чем вопрос. Но уже не тем Санкт-Петрополисом, который мы любили. Дамба – ахиллесова пята града.

Эти мысли пролетели в моей голове со скоростью метеорита. И, судя по потерянным лицам моих товарищей, они испытывали те же чувства, что и я. Избавившись от наваждения, я всмотрелся в каменный берег и через пару минут заметил подходящее место для парковки. Маленькая бухточка, куда я аккуратно ввел катер.

– Переодеваемся, – скомандовал я.

Мы перебрались в пассажирский отсек и приступили к камуфлированию. Согласитесь, было бы странно, если в лесу вам попалась бы на глаза группа мужчин в строгих костюмах, при галстуках и в изящных сверкающих туфлях. Чтобы не вызвать подозрений, я запасся тремя военными защитного цвета куртками, теплыми штанами и резиновыми сапогами, да головными уборами – потрепанными, но все еще удобоносимыми. Оружие незримо легло в карманы. Мы были готовы к легкой прогулке по утреннему сырому лесу.

Покинув борт катера, мы разбрелись по лесу, изображая ранних грибников, которым странная страсть к собирательству не дала утром спокойно спать в теплых уютных постелях, а выволокла в промозглую сырость весеннего леса. Я аккуратно ступал по голой земле, сквозь которую выбилась тоненькая юная травка, и помахивал плетеной корзинкой, внимательно осматриваясь по сторонам. Я приметил Кубинца, шедшего в отдалении. А еще чуть дальше Стеблина. И тут меня кольнула мысль, от которой захотелось рассмеяться. Почему-то я не подумал об этом до вылазки. А все очень просто: «Какие на хрен грибы в мае-то месяце?» От неожиданности я чуть было не запустил корзинкой в кусты. Выглядели мы со стороны весьма и весьма экзотично. Три придурка с корзинками посреди весеннего леса. Прямо-таки какой-то сюрреализм. Я подкинул корзинку в воздух и наподдал ей. Корзинка треснула, но улетела в кусты. Таиться смысла не было. Мы и так выглядели чересчур подозрительно. Я нагнал Кубинца и все ему объяснил. Гонза посмотрел на меня как на сбежавшего из психушки, но поступил со своей корзинкой так же, как я. Стеблин оказался культурным. Он повесил корзину на сук и продолжил путь налегке.

Мы плутали по лесу часа полтора. Окольными путями пробирались вперед к махине дамбы, которая проглядывала сквозь редколесье на горизонте. Прохладный воздух пьянил, голова кружилась. Оттого первое препятствие мы и пропустили, пока Ираклий не напоролся на колючую проволоку. Вскрикнул и рухнул на землю. Я подбежал к нему, склонился и увидел, как из разорванной брючины струится густая кровь. Осторожно отведя проволоку в сторону, Ираклий выбрался из ловушки. Ох и выругался он, прямо как заправский биндюжник.

Нас, конечно, не ждали, но предполагали, что кто-нибудь любопытный может появиться. Дальнейший путь до дамбы мы проделали в состоянии крайней осторожности. Прежде чем сделать шаг, внимательно осматривались, чтобы не попасть в капкан. Спустя пятнадцать минут мы добрались до края леса и залегли в канаву, чтобы осмотреться.

Вход в служебные помещения дамбы был окружен желтым забором с информационным текстом: «РЕКОНСТРУКЦИЮ ДАМБЫ ВЕДЕТ ООО „АКВА-СИТИ“. На общем желтом колере выделялись красные ворота, от которых в глубину леса уводила разбитая грузовиками дорога. За забором чувствовалось кипение жизни. Народу там было под завязку. А над забором возвышались смотровые вышки, как в колонии, где сидит пулеметчик с прожектором, внимательно следящий, чтобы из зоны никто не сбежал живым. На вышке дамбы находился человек с автоматом. Он дремал на стульчике, закутавшись в овчинный тулуп. Но можно было не сомневаться, что от его внимания не укроется ни одно движение на открытом пятачке перед желтой оградой.

– Место мы нашли, – прошептал я Кубинцу.

– Теперь понятно, как они готовили теракт. Не удивлюсь, если это «Аква-сити» Мертвому принадлежит, – пробормотал Ираклий.

– Соваться туда сейчас бессмысленно. У нас даже никакого прикрытия нет. Может, изобразить заблудившихся? – спросил Кубинец.

– Они насторожатся, – возразил я. – Передадут наши описания с видео начальству. Тут наверняка есть камеры. И весь периметр под видеоконтролем. А Мертвый два плюс два сложит элементарно.

– И что делать будем? – задал вопрос Ираклий.

– Уходим, – сказал я.

– Ты Дубай будешь об этом логове сообщать? – поинтересовался Гонза.

– Обязательно. В час «Икс» нам одним не справиться. Тут армия целая стоит. Так что затяжные бои обеспечены. Хотя за некоторое время до взрыва, может, людей и отзовут.

– Ульян перестрахуется. Оставит смертников, – возразил Стеблин.

– Наверное, так и будет. Но раньше нам там делать нечего.

– А когда это время «Икс»? – поинтересовался Кубинец.

– Думаю, двадцать седьмого. День кульминации юбилейных празднований. Будет много высокопоставленных гостей и народу море. Взрыв дамбы принесет максимум разрушений. Двадцать седьмого.

Глава 47

Менять лицо, надо сказать, болезненное занятие. Никому не пожелаю такой адской пытки. Сначала твое лицо словно бы помещают в пчелиный улей и каждая вшивая пчела норовит оставить в твоей коже свое маленькое хрупкое жало. И когда вроде бы живого места на твоей физиономии не осталось, пчелы отступают. Слабое облегчение перед новым приступом мучений. Конечно, остается ужасный зуд, но что он в сравнении с разъяренным пчелиным роем – легкое неудобство. Правда, это лишь временное послабление. Затем наступает дикая боль. Она наваливается, затопляя мозг. Такое ощущение, что кто-то пытается стянуть с лица кожу заживо. Этакое скальпирование. Только скальпу придали более широкое значение. Открыть глаза невозможно, веки расплющивает непомерная тяжесть, как будто сверху навалили кучу железного лома. Кожа не желает расставаться с лицом. Ты готов закричать от боли, но ни одного звука не вырывается из гортани, словно туда залили расплавленный свинец.

Видит бог, превращаться в Туровского куда больнее, чем в какого-то чиновника из администрации города. Боль отступила. Старая кожа слезла с меня. И на свежие сочащиеся болью раны пролилась дарящая успокоение влага. Лицо омыли. Но экзекуция на этом не закончилась. Однако самая болезненная часть миновала. Я расслабился и, кажется, заснул. Невинные пощипывания успокоили меня.

Когда я проснулся, то обнаружил, что процедура закончилась. Кожа лица слегка горела. По сравнению с тем, что мне довелось испытать, это казалось блаженством. Я потянулся и раскрыл глаза.