—Возвращайся в Нью–Йорк, Сэм, и теперь‑то уж побереги себя!
Этим он по–своему давал ей понять, что она поступает правильно.
Но Саманта вовсе не была уверена в правильности своего решения, когда доставала с полки чемодан и шла по проходу между креслами. Правильно ли она поступила, поспешив приехать домой? Может, ей нужно было задержаться подольше? А вдруг Тейт объявился бы, задержись она еще на пару месяцев? Конечно, он и теперь мог приехать или откуда‑нибудь позвонить.
Кэролайн пообещала продолжать расспросы и, разумеется, заверила Сэм, что, если будут какие‑то известия о Тейте, она позвонит. Ну а больше ничего, собственно говоря, и нельзя было предпринять. Сэм прекрасно это осознавала. Глубоко вздохнув, она ступила на территорию аэропорта.
Народу было ужасно много… шум, толкотня, сумятица. Пожив на ранчо пять месяцев, Сэм позабыла, что такое толпа, да еще такая суетливая. Ей казалось, толпа пожирает ее, когда она пробиралась к месту выдачи багажа. Она чувствовала себя туристкой в родном городе, и вид у нее был совершенно растерянный. Носильщика поблизости, разумеется, не оказалось; в очереди на такси стояли сотни людей, и, поймав наконец машину, Сэм вынуждена была сесть в нее вместе с двумя японками, приехавшими посмотреть Нью–Йорк, и коммерсантом из Детройта, торговавшим пластмассовыми изделиями. Он поинтересовался, откуда приехала Саманта. Она еле ворочала языком от усталости, но все же пробормотала, что из Калифорнии.
—Вы актриса? — заинтересовался торговец, решив, очевидно, что его светловолосая, загорелая спутница наверняка голливудская кинозвезда.
Но Сэм тряхнула головой, рассеянно глядя в окно.
—Нет, я работаю на ранчо.
—На ранчо? — Он уставился на нее с откровенным недоверием, а она посмотрела на него в ответ с усталой улыбкой. — Вы первый раз в таком большом городе? — Торговец был явно обнадежен, однако Сэм опять покачала головой и постаралась после этого свести разговор на нет.
Японки оживленно лопотали по–своему, а водитель только чертыхался, лавируя в потоке машин. Что ж, именно так, наверное, и полагается возвращаться в свой родной город… Когда они въезжали на мост, ведущий из Квинса на Манхэттен, Сэм посмотрела на горизонт и внезапно чуть не заплакала. Она не хотела любоваться ни Эмпайр–Стейт–Билдинг, ни зданием Объединенных наций, ни домами. О, если бы вновь увидеть большой дом Кэролайн, конюшню, роскошные красные деревья, широкое голубое небо…
—Красиво, правда? — Обливавшийся потом торговец придвинулся к ней поближе, но Сэм покачала головой и почти вжалась в дверцу, отодвигаясь от него.
—Нет, ничего особенного. Во всяком случае, после того, что я недавно видела, не впечатляет. — Она сердито зыркнула глазами на парня, словно он был виноват в ее возвращении в Нью–Йорк.
После этого он уставился на одну из японок, но та только хихикнула и продолжала болтать по–японски со своей подружкой.
Таксист смилостивился и прежде всего отвез домой Саманту. Она довольно долго стояла на тротуаре, глядя на дверь, и боялась зайти; внезапно Сэм пожалела о том, что вернулась, и еще отчаянней, чем раньше, затосковала по Тейту. Какого черта она делает в этом незнакомом городе, совершенно одна, в окружении чужих людей? Зачем вернулась в квартиру, где они когда‑то жили с Джоном? Ей хотелось лишь уехать обратно в Калифорнию, найти Тейта и по–прежнему жить и работать на ранчо. Почему это невозможно? Неужели у нее такие уж большие запросы? —думала Сэм, отпирая входную дверь и затаскивая на лестницу свои чемоданы. Даже за целые сутки, проведенные в седле, она не утомилась бы так, как за пять часов полета, в котором ее дважды покормили и показали кино. Ну а само возвращение в Нью- Йорк явилось для Сэм настоящим шоком. Со стонами дотащив чемоданы до своей лестничной площадки, она бросила их у двери в квартиру, нашла ключ, отперла дверь и распахнула ее настежь. В квартире пахло, как в корпусе пылесоса. Все вещи были на месте — там, где Саманта их оставила, — и выглядели заброшенными и немилыми. И чуть–чуть другими, как будто за время ее отсутствия мебель слегка изменилась: либо уменьшилась в размерах, либо, наоборот, увеличилась и слегка поменяла оттенок. Ничто не осталось прежним. И тем не менее все, абсолютно все было таким же, как и в те времена, когда Сэм жила в этой квартире с Джоном. Саманта показалась себе незваной гостьей… а может, призраком, вернувшимся в прошлое.
—Эй! — Сэм сама не понимала, к кому обращается, но поскольку ей никто не ответил, она закрыла за собой дверь и, вздохнув, присела на стул. А затем, посмотрев по сторонам, разрыдалась. Плечи ее затряслись, она уткнулась лицом в ладони.
Через двадцать минут в квартире настойчиво зазвонил телефон. Сэм шмыгнула носом, высморкалась в платочек и, толком не понимая, зачем ей это надо, сняла трубку. Она столько отсутствовала… скорее всего кто‑то ошибся номером…. если это, конечно, не Харви или Чарли. Во всем Нью–Йорке о ее возвращении знали только два человека.
—Да?
—Сэм?
—Нет. — Саманта улыбнулась сквозь слезы. — Грабитель.
—Грабители не ревут, глупышка. — Это был Чарли.
—Еще как ревут! Здесь же нет цветного телевизора, так что и поживиться нечем.
—Приезжай к нам, я отдам тебе свой.
—Не хочу. — Слезы медленно потекли вновь. Саманта громко всхлипнула и закрыла глаза, стараясь успокоиться. — Извини, Чарли. По–моему, я не в восторге от возвращения домой.
—Похоже на то. Зачем же ты в таком случае вернулась? — спокойным, деловитым тоном поинтересовался Чарли.
—Ты что, с ума сошел? Вы с Харви полтора месяца грозились меня прихлопнуть, если я не вернусь, а теперь ты спрашиваешь, почему я здесь?
—Ладно, тогда помоги нам разобраться с твоим бешеным клиентом и можешь возвращаться обратно. Если хочешь, то навсегда. — Чарли всегда относился к жизни сугубо прагматически.
—Все не так просто.
—Почему? Послушай, Сэм, жизнь коротка, надо наслаждаться. Ты уже взрослая, теперь тебя ничто не связывает, и ты можешь жить, где тебе заблагорассудится. Если тебе охота всю оставшуюся жизнь возиться с лошадьми — пожалуйста, отправляйся туда!
—Для тебя все раз плюнуть, да?
—Конечно. А почему бы и нет? Знаешь, что я тебе скажу? Побудь здесь немного… ну, как туристка… поживи месячишко- другой, и если тебе будет тут плохо… Черт побери, Сэм, ты всегда можешь все бросить!
—Тебя послушать, никаких сложностей вообще не существует.