предстоящих операций на территории СССР и некоторые другие важные документы, – объяснял Линицкий. – И потом, я же не призываю вас лично вскрывать сейфы. Для этого есть определенного рода люди, которые за плату с удовольствием вскроют сейф хоть самого короля.
Дараган улыбнулся, переглянувшись с товарищем.
С такими связями в среде эмигрантов Линицкому не составило большого труда внедрить в РОВС и своего помощника Шклярова. И уже 21 июня 1933 года оба были кооптированы в состав правления. А с 3 января 1934 года и Линицкий состоял действительным членом правления. В ноябре 1934 года он уже занимал весьма удобный пост секретаря правления, через него шла вся переписка местного отделения Общества галлиполийцев. В то же время он был частым гостем Комаровского в управлении IV отдела РОВСа. Здесь через его руки проходили доверительные бумаги РОВСа. Линицкий сообщал Центру: «Сегодня меня вызывал в Союз инвалидов ген. Скворцов по делу. К слову, я уже около полутора месяцев состою врачом Всеюгославского союза русских военных инвалидов и особо врачом Белградского отделения этого союза».
Собраниями галлиполийцев в Белграде руководил Комаровский, но на собраниях выступали не только галлиполийцы. Читали доклады и гости: руководители НСНП Байдалаков и Георгиевский, представитель Лиги Обера Миткевич и члены многих других эмигрантских организаций.
Обычно Комаровский оглашал свой еженедельный политический бюллетень, представлявший полную картину происходящих событий. Затем начинались выступления, и Линицкий все чаще брал слово:
– Господа! Не знаю, как вам, но мне абсолютно не нравится нерешительность генерала Миллера, который все ждет чего-то великого, но дождется ли, неизвестно. Нам необходимо сосредоточиться на проведении террористических актов против советской власти…
Аплодисменты присутствующих и крики «браво!» позволили Линицкому перевести дух. Он обвел глазами собрание, посмотрел на сидевшего в президиуме Комаровского, улыбавшегося словам своего друга, и продолжал:
– Я поддерживаю нашего секретаря, господина Комаровского, который проповедует принцип малых дел, которые дадут в сумме великие достижения. В конце концов, есть высший героизм, более трогательный и более трагический. Это героизм борцов, гибнущих без фанфар и реляций в борьбе с врагом низким и жестоким. Это героизм высокой духовной ценности, ибо имена гибнущих только случайно становятся известны широкой массе.
Зал взорвался аплодисментами. Линицкий прошел на свое место в президуме и сел.
– Браво! Ты сегодня был в ударе, – склонившись к нему, негромко произнес Комаровский.
Ротмистр решил повнимательнее приглядеться к Линицкому. Дело в том, что недавно Комаровский получил странное письмо. Писала ему русская, женщина-врач Лисова, учившаяся в свое время вместе с Линицким в университете. Так вот, она предупреждала Комаровского, что Линицкий – беспринципный человек, лишенный белогвардейского патриотического чувства, и что на него нельзя полагаться. Однако же Комаровский больше привык полагаться на свои собственные наблюдения. И пока ничего подозрительного в Линицком он не увидел.
В ноябре 1934 года на Линицкого возлагается исполнение обязанностей секретаря правления белградского отделения галлиполийцев, которые он нес до 10 декабря того же года: выгодное положение секретаря не только давало ему возможность знать всю (даже конфиденциальную) переписку общества, но и позволяло открыто знакомиться со многими бумагами и в канцелярии IV отдела. Однако он сумел себя так поставить, что даже после сдачи должности секретаря продолжал именовать себя таковым, вследствие чего не только многие офицеры, но даже и военный агент полковник Базаревич считали его секретарем правления.
В начале 1935 года Линицкий стал помощником Комаровского. Постепенно ему удалось проникнуть в наиболее опасные для СССР организации и учреждения, занимавшиеся секретной работой. Получаемые им данные о засылке в СССР боевых групп и отдельных террористов позволили нанести серьезный удар по этим организациям в Югославии, а на некоторых направлениях полностью парализовать их деятельность. Так прекратила свое существование организация «Дружина», которая занималась засылкой боевиков через территорию Румынии. Она действовала в тесном контакте с румынской разведкой и находилась под особым покровительством представителя РОВС в Румынии генерала Геруа.
Поскольку переброшенные в СССР террористы арестовывались и предавались суду, о чем сообщалось в прессе, желающих испытать свою судьбу на поприще вооруженной борьбы с совдепией становилось все меньше и меньше. Поэтому некоторые организации, видя бесперспективность этого дела, стали отходить от террористической деятельности.
Сотрудники резидентуры использовали различные способы для получения данных о перебрасываемых террористах. Фёдор Ардальонович Дракин был внедрен в местную фашистскую организацию, которая финансировалась немцами Дрепером и Янсоном, имевшими связь с Гитлером. Дракину удалось получить фотографии, биографические сведения на террористов и агентов из числа эмигрантов, которые готовились для переброски в СССР.
При этом Леонида Леонидовича все более тревожила судьба матери, которая до сих пор оставалась без средств к существованию, несмотря на все обещания руководства ОГПУ. Он несколько раз отправлял в Центр выдержки из письма матери, вернувшейся в Харьков. Наконец, в резолюции одного из руководителей разведки указывается: «Обращаю Ваше внимание на приложенную Линицким выдержку из письма его матери. Старуха сокращена и находится в безвыходном положении. Ясно, что такого рода письма сплошь и рядом диссонируют с нашими обещаниями. Линицкий не в панике, но убедительно просит нас помочь старухе.
Прошу со своей стороны “нажать” на Харьков, чтобы ее восстановили на службе. Пока же необходимо срочно переслать ей 500 рублей».
При этом было добавлено об очередном поступившем в Центр от Линицкого документе: «Материал довольно интересный. По существу прежних заданий имеется ответ на большинство из них».
5.
В штабе IV отдела РОВС шло совещание. Поступила интересная информация из Парижа от генералов Миллера и Шатилова. Из Парижа прибыл генерал-майор Владимир Григорьевич Харжевский, последний начальник белой Дроздовской дивизии, член правления Русского общевоинского союза и один из заместителей генерала Миллера с докладом о тайной операции, приказ о проведении которой подписан самим Евгением Карловичем Миллером.
Спокойный, тихий, малоразговорчивый Владимир Григорьевич был любим и уважаем всеми, с кем он делил все невзгоды 1-й Мировой и Гражданской войн и периода скитаний. Он и сейчас говорил спокойно и неспешно, но каждое его слово оседало в головах слушавших его – Барбовича, Гернгросса, Дурново, Комаровского.
– Начштаба РОВС генерал Миллер в доверительных беседах со своими заместителями говорил неоднократно, что бездействие разлагает и губит русских офицеров. В результате в узком кругу родилась идея громкой акции, которая вновь обратила бы внимание мировой общественности и самой эмиграции на значимость нашего Союза, привлекла деньги в кассу и придала динамизм нашей деятельности. Для вас не секрет, господа, что в Союзе возросла взаимная подозрительность, усилились карьеристские интриги, упал боевой дух участников. Благотворительные пожертвования в пользу Союза заметно сократились, и проблема финансирования приобрела особую остроту. Генерал Шатилов, начальник 1-го отдела штаб-квартиры РОВС, обратился к генералу