По мнению писателя, жить в последние годы стало легче, он убежден, что через пару-тройку лет ситуация улучшится.
Я сажусь рядом с женщиной в синей футболке и сандалиях. Это его дочь Шарара Юсиф Зара, она политик и занимает серьезную должность в министерстве образования Ирака. Я рассказываю ей, что слышал в Египте, будто в учебниках по истории на протяжении десятилетий совершенно отсутствовало всякое упоминание о христианах.
– В Ираке то же самое, – говорит она. – В учебниках о них практически ничего нет, и то, что там пишут, не соответствует истине. Нигде не говорится, что мы жили в стране до прихода ислама. Единственные христиане, которых там упоминают, – западные. Многие иракцы считают, что мы пришельцы. Пришельцы с Запада. Гости в этой стране.
Я слышал похожее от архиепископа Эрбиля Башара Варды. По его мнению, распространившаяся в большей части арабского мира ненависть к христианам питается как раз тем невежеством, которое послужило причиной отдаления христиан и мусульман. Христиане не знают, как им быть частью страны, большинство населения которой не хочет даже знать об их существовании[219].
* * *Попрощавшись с гостями писателя и его дочерью, мы покидаем Алькаш, затем, минуя курдских охранников, снова держим путь на север, наконец пересекаем официальную границу Курдистана. Мы разыскиваем одного из знакомых Амира, онлайн-журналиста, который недавно построил себе дом в крупном курдском городе Дохуке. Город находится прямо в горах, рядом с турецкой границей. Воздух тут более прохладный, звезды висят высоко. Здесь проживают около полумиллиона человек, значительную часть которых составляют христиане.
Если у христиан и есть будущее в Ираке, то оно именно здесь, в Курдистане. Похоже, курдское правительство предпринимает ряд мер, чтобы удовлетворить их потребности. На следующее утро знакомый Амира приводит нас на склон холма, чтобы показать скучившиеся на окраине города розовые здания, где проживают многочисленные христианские беженцы, которые, спасаясь от безумия Мосула и Багдада, устремились на север. Нас тотчас окружают обитатели этого квартала, они пытаются выяснить, нет ли у нас для них какой-нибудь работы. Некоторые женщины пришли в своих самых красивых нарядах, нанеся на лица яркую косметику.
Пытаясь скрыться от их неосуществимых чаяний, мы находим убежище в небольшом магазине, торгующем жестяными крышами и кирпичными блоками. Появляется владелец в сандалиях и тренировочном костюме. У него всего одна рука, вторую он потерял в 2004 г., когда покупал пистолет на одном из многочисленных оружейных рынков, процветших после того, как американцы распустили значительную часть сил безопасности правительства Саддама. Оружие тогда можно было купить где угодно.
Он рассказывает нам свою историю: он был на рынке, а стоявший рядом мужчина проверял свой новый пистолет. Он пальнул в воздух. Поблизости находился американский патруль; решив, что кто-то открыл стрельбу, американцы стали палить очередями по толпе. Несколько человек были убиты, а наш собеседник получил ранение в руку, и оно оказалось настолько серьезным, что ее пришлось ампутировать. Он подозревает, что причиной серьезных последствий стал яд внутри пули. Другая пуля попала его сестре в колено.
С тех пор для его семьи настали тяжелые времена. Оба его брата снабжали американские войска чистой питьевой водой. Им это удавалось в течение двух лет вплоть до 2007 г., когда их захватили повстанцы и убили, истерзав дрелями. Шестеро исламистов в масках бросили их тела при входе в дом с запиской, что это шпионы, получившие свое.
Этот человек сумел сбежать из Багдада, оставшись при этом целым и невредимым. Он благодарен курдам за то, что когда он, наконец, добрался сюда с семьей, те предоставили им жилье. А что в этом плохого? Разве христиане не могут проявлять признательность? Разве Курдистан не безопасное для них место?
Чтобы найти ответ на этот вопрос, мы спускаемся вглубь Дохука, бесформенного, распухшего города. На самой высокой горе над ним развевается гигантское полотнище курдского флага – чтобы каждый мог видеть, кому принадлежит эта территория. Мы идем посмотреть на сгоревший дом. Переступаем через металлическую дверь, лежащую в траве перед входом в калитку, с которой она была сбита. Здесь находился христианский клуб.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
2 декабря 2011 г. сотни молодых людей захватили торгующие алкоголем магазины, лавки с товарами для туристов, гостиницы, казино, салоны красоты, офисные центры, клубы, церкви и массажные салоны. Общее для всех этих точек то, что они представляли собой часть современной декадентской культуры и их владельцами были христиане и езиды – это еще одна проживающая на данной территории религиозная группа, которая на сегодняшний день приравнивается по количеству к христианской общине и не в меньшей степени является объектом религиозной нетерпимости.
Атаки начались после пятничной молитвы в мечети Аль-Рашид в соседнем городе Заху. Имам этой мечети распалялся против обосновавшегося в курдских городах «неисламского» бизнеса, а затем продолжил разжигать стоявшие на улицах сотни молодых людей из своей машины с громкоговорителем. Все это вылилось в акцию, которую свидетели описывают как хорошо спланированные и скоординированные поджоги в шести разных городах, осуществленные в тот день; нападению подверглись объекты и еще в двух городах, однако местные вооруженные христиане сумели отразить атаку. Нападавшие точно знали, что именно нужно атаковать. Во время акции кто-то все время снабжал их подрывными ракетами и бутылками с коктейлями Молотова.
Если бы все это происходило в Европе, то как нельзя кстати подошло бы слово «погром» (оно означает «уничтожение» и «опустошение»). Вот о чем я думаю, пока мы прогуливаемся во внутреннем дворике перед входом в клуб, а затем поднимаемся по лестнице этого здания. Под нашими ботинками хрустит битое стекло от бутылок с коктейлями Молотова. Сейчас, по прошествии полутора лет, это место выглядит так, как его оставили после акта вандализма. Здесь все осталось нетронутым, мы словно попали в мемориал.
Почерневшие комнаты хранят память заседавшего здесь в прежние времена сообщества. По полу разбросаны игровые карты, пивные банки, политические газеты и плакаты футбольных клубов (конечно же, «Барселоны») – любимые атрибуты мужчин во всех концах света. На ступеньке валяется припорошенный пеплом ботинок, возможно, потерянный кем-то во время бегства.
Мы заходим в дом неподалеку, здесь располагается кабинет руководителя христианского клуба. Этого крупного мужчину в джинсах и черной рубашке, с зачесанными назад волосами, зовут Райд Джарвис. Он вспоминает, что уже с самого начала демонстрации в соседнем Заху насчитывали в своих рядах сотни молодых людей. Ночью, к моменту окончания всех этих беспорядков, их уже было несколько тысяч. В очередной раз я задаю себе вопрос, как удается – как и в городе пива Тайбехе на Западном берегу, и во многих других египетских городах – собирать вместе, доводя до безумия, такое количество молодежи.
– Было совершенно ясно, что они знали, куда идти. Взять, к примеру, две здешних парикмахерских – одна принадлежала христианину, другая – мусульманину. Из них разгромили только христианскую, – говорит мой собеседник.
В некоторых городах они пытались добраться до храмов, но на их защиту встали как христиане, так и мусульмане.
До сих пор не выяснено, кто за этим стоит, что звучит довольно странно, учитывая, что в акции участвовало такое количество народу. Обвиняют радикальных курдских мусульман из Курдского союза исламистов, но никто, с кем мне довелось пообщаться, в точности не уверен, что нападение организовали именно они. Многие отмечают, что участвовавшие в поджогах и нападениях молодые люди имели вид обыкновенных светских юношей, а не длиннобородых исламистов. Но правда и в том, что единственной оставшейся нетронутой комнатой в одном из пострадавших зданий оказалась именно та, в которой на стене висели курдский флаг и фотография президента Курдистана Масуда Барзани. Возможно, для нападавших это были своего рода святыни?