И все бы ничего, если б стипендия была действительно его имени. Но тот ученый, умер тридцать лет назад. Умер молодым. Проблема и Слуг, и вампиров в том, что внешность должна соответствовать возрасту, поэтому если ты выглядишь моложе сорока, «умирать» приходится довольно часто. И Арни к тому человеку не имел никакого отношения. У него были отлично залегендированные, практически настоящие документы на имя несуществующего внука, и они позволяли объяснить внешнее сходство. Однако люди, друзья Арни, его коллеги из тех, давних времен, были еще живы. Они поверили бы во внука, это гораздо разумнее, чем верить в вечную молодость, да только Арни был не способен выдавать себя за другого даже в общении с посторонними, он и девушкам-то практически сразу признавался, что математик. Что уж говорить о друзьях, которых не видел тридцать лет?
Изменить внешность возможно. Но и это не спасет. По той же причине. Неумение врать — это, конечно, достоинство, ни в коем случае не порок. Однако иногда оно сильно мешает жить.
Услышав прямой запрет, Арни огорчился так, что это даже Хасан почувствовал, хоть никогда эмпатом и не был. Их математик всерьез собирался рискнуть безопасностью, своей и «Крепости», только ради того, чтобы побывать на первом вручении стипендии имени себя?
— Это не «только», — объяснил Заноза. — Это событие. Может, самое стоящее, что у Арни было, после того, как он перестал быть ученым.
— Но он и сейчас ученый.
— Угу. Работает инкогнито, под кучей разных имен, и в офигеть каком дружественном, понимающем коллективе. Там он ни от кого не прятался, был уважаемым человеком, а не математиком в банде милитаристов. Понятное дело, что ему хочется снова это почувствовать. И еще признание. Арни не хватает признания.
— Если даже математики такие, то каковы должны быть художники? — Хасан задал вопрос скорее себе, чем Занозе. Да и вопрос был риторическим. Идея не дразнилась, не махала хвостом, она явилась вся целиком. Бери и пользуйся. И Заноза ухватил суть сразу.
— Отлично придумал! — он оскалился, предвкушающе и зло, — это ты просто зашибись придумал! Он поймет, хоть мы дерись, поймет, что это ловушка, но не удержится все равно. Надо только найти такую приманку, чтобы нипочем не удержался.
Глава 14
не ищи мой след он затерян в тени ветвей
я мертва, мой свет, нет на свете меня мертвей
не гони коня по оврагам да по камням,
одиноким дням, не разыщешь теперь меня.
Екатерина Михайлова
Берана не разговаривала с ним. И если б только с ним, это было бы еще ничего. Хоть какая-то реакция, пусть и не свойственная прежней Беране, всегда готовой обрушить на обидчика поток обвинений, запутаться в них и убедить себя в том, что никто, в сущности, ее не обижал. Берана обвиняющая или Берана не разговаривающая с кем-то принципиально, это все равно была бы Берана, реагирующая на обиду. Но нет, она не обижалась, не сердилась, и не разговаривала. Ни с кем. На вопросы отвечала. Если вопросы были по делу — отвечала по делу, если о ней самой — недоумевала, и говорила, что у нее все в порядке. Растягивала губы в резиновой улыбке, приветствуя знакомых. Со всеми была вежлива. Но… не было ее. Вообще не было. Заноза попробовал ее зачаровать, чтоб разговорить, выяснить, что же происходит, и будто провалился в пустоту. Мерзкое ощущение, все равно как, рассчитывая ступить на ровную поверхность, не заметить ступеньки вниз.
С ним такого не случалось со дня смерти. То есть, промахнуться со ступеньками не случалось. А дайны никогда так не работали. На дайны всегда есть реакция, правильная или неправильная, но есть. В первый раз за сто пятнадцать лет их воздействие прошло незамеченным. Фу!
Ситуация была настолько невероятной, а ощущение настолько гадким, что Заноза даже забыл впасть в депрессию из-за своей никчемности. А ведь в нормальных обстоятельствах неправильно сработавший дайн был поводом для затяжного сплина.
Мигель, от которого не укрылись его попытки достучаться до Бераны хотя бы с помощью дайнов, попросил улучить минуту для разговора. Пришел за столик под лестницей с бутылкой текилы, и, после первой, сказал без обиняков:
— Это не вы с ней сделали, сеньор Сплиттер, но тот, кто это сделал, давно за вами следит. За вами обоими. Что бы с Бераной ни случилось, одной ссоры для этого недостаточно. Дочка у меня взбалмошная, но отходчивая, и совсем не дура. Кто-то ей давно и долго печень клевал насчет вас. Не может такого быть, чтобы у парня с девушкой без разладов обходилось, верно? И у вас не обходилось. А Берана мне ничего не рассказывала. Советов не спрашивала. Она не из тех, кто все в себе держать будет, значит, есть кто-то еще, к кому она может пойти. И про кого мне не рассказывает. Сейчас уже и не расскажет. У сеньора Халькона я спрашивал, — Мигель приподнял бутылку, видимо, подразумевая, что с сеньором Хальконом тоже поговорил не на сухую, — а он сказал, что сам не понимает, что с Бераной. Значит, не к нему она за советами ходила. У Бераны друзей много, — Мигель вздохнул и выпил, — даже маги есть. Не хочу думать, что кто-то из ее друзей оказался врагом, но больше-то думать нечего.
— А я всех на острове знаю, — продолжил Заноза его мысль, — и мне проще будет найти среди друзей Бераны того, кто с ней это сделал. Мигель, а что «это»? У тебя мысли есть? Что с ней случилось?
Мигель просверлил его взглядом. Глаза были черными, как холодный уголь. Но живыми. Куда живее, чем яркие, синие и пустые глаза Бераны.
— В вашей англиканской церкви ничему полезному не научат. Слишком много вы думаете, слишком мало верите. Душу у Бераны забрали, сеньор Сплиттер. Потому я и пошел сначала к сеньору Халькону.
— То есть… ты что, решил, что Мартин… что это он?
— Англиканец, — вздохнул Мигель. — Вы, может, вообще там в демонов не верите? При всем моем уважении, сеньор Сплиттер, демоны существуют, и сеньор Халькон — демон. Я ему верю, для него Тарвуд — все равно, что родной феод, он сам никого тут не обидит, и другим в обиду не даст. Но в последние недели, с тех пор, как сеньорита дю Порслейн у нас поселилась, он все меньше похож на человека. И я решил, что Берана могла показаться ему подходящей добычей. Я ошибся, — продолжил Мигель веско, когда разлил по третьей, — сеньор Халькон не знает, что случилось с Бераной и кто взял ее душу. Сам он ничего ей не сделал, потому что сеньора Халькон извелась бы и его извела, если б душа Бераны оказалась ему нужна. Благослови Господь ревнивых женщин! Много зла от них, но есть и польза.
Заноза хотел бы научиться ходить по временным потокам с непринужденностью Мартина. Вот было бы хорошо, сначала решить все проблемы на Тарвуде, спасти Берану, потом решить все проблемы в Алаатире, уничтожить Хольгера, потом — снова на Тарвуд. К сожалению, одного только умения задавать нужные координаты на временной оси, было недостаточно. Потому что проблемы невозможно решить полностью, и одни тянут за собой другие, и процесс бесконечен. Надо либо вовсе забыть об одном из миров, либо… как-то справляться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});