Читать интересную книгу Президентский марафон - Борис Ельцин

страны-диктатора.

Все это я понял уже давно. Но югославский кризис заставил не только думать, но и принимать быстрые, порой мгновенные решения.

...24 марта, буквально накануне начала бомбардировок, мне позвонил Билл Клинтон. Он сказал, что хочет обсудить со мной ситуацию, сложившуюся вокруг Косово. Милошевич продолжает наступление, вводя туда дополнительные войска, убивая ни в чем не повинных людей и сжигая целые деревни.

Да, я это знал. Но знал я и другое: надо было пытаться вести политические переговоры. Любые переговоры, даже безуспешные, лучше, чем один раз все разбомбить и разрушить. В это время самолет премьер-министра уже разворачивался над Атлантикой. Отзыв Примакова - это только первый шаг, сказал я. Будет много и других шагов...

Клинтон настаивал, говорил, что от меня зависит, позволить ли Милошевичу, этому громиле, сломать наши отношения, все то, что нам стоило такого труда создать за последние шесть лет, или все-таки нет. Я же, сказал мне Клинтон, со своей стороны, этого не позволю. Он приводил конкретные цифры: в Европе уже льется кровь, 250 тысяч беженцев покинули Косово. Если это не остановить, то на положении беженцев окажется еще 2,5 миллиона человек. Если мы ничего не предпримем сейчас, то получим новую Боснию. Милошевич хочет просто раздавить косовских албанцев с помощью военной силы.

Меня поразил еще один аргумент Клинтона. Он выразился примерно так: жаль, конечно, что Милошевич - серб. Для общей солидарности было бы лучше, если бы он был ирландцем или кем-то еще.

Неужели он думает, что дело только в нашем национальном сочувствии сербам? Неужели не понимает, что речь идет о самом подходе американцев к косовской проблеме, о судьбе всей Европы, всего мира?

Дело отнюдь не только в каком-то особенном "славянском братстве", которое приписывается российско-сербским отношениям. Мы бы реагировали точно так же, если бы речь шла о любой другой стране - Польше, Испании, Турции, совершенно не важно, какой именно.

Я ответил Биллу следующее: "Уверен, что, если бы мы продолжали действовать сообща, мы свернули бы Милошевича".

Клинтон вновь и вновь ссылался на общее мнение европейских лидеров. Мол, европейцы настроены еще более решительно по поводу того, что сейчас происходит в Косово. Надо нанести первый воздушный удар, и Милошевич сразу же пойдет на переговоры. Такова была логика НАТО.

К сожалению, Клинтон ошибался: бомбардировки не остановили Милошевича ни в марте, ни в апреле, ни в мае, остановили его только совместные дипломатические усилия России, Финляндии и США.

Я сказал Биллу: "Нельзя допустить, чтобы из-за одного человека гибли сотни и тысячи людей, чтобы его слова и действия руководили нами. Надо добиваться того, чтобы его окружали другие люди, чтобы для него стало невозможно вести себя так, как он ведет себя сейчас. Тут многое можно сделать, в том числе и по линии внешней разведки. Ради будущего наших отношений и будущего безопасности в Европе прошу тебя отменить этот удар. Мы могли бы встретиться на какой-то территории и выработать тактику борьбы лично с Милошевичем. Мы умнее и мудрее и наверняка смогли бы этого добиться. По большому счету, это надо сделать ради наших отношений и мира в Европе. Неизвестно, кто придет после нас с тобой. Я имею в виду тех, кто будет заниматься сокращением стратегических ядерных вооружений. Но ясно, что надо делать нам самим, - сокращать и сокращать эти горы оружия. Вот чем нам надо заниматься".

Я помню, как во время разговора пытался чеканить каждое слово. Старался как-то эмоционально воздействовать на своего собеседника.

Клинтон в ответ сказал, что не разделяет моего оптимизма в отношении методов, которыми можно воздействовать на Милошевича.

Это значило одно - война...

По-человечески у меня не было претензий к Биллу. В его голосе я слышал даже сочувствие. Но, как президент США, он жестко и однозначно давал понять: переговоры бессмысленны.

Это была ошибка. Очень большая ошибка.

Клинтон привел еще один, самый серьезный для меня аргумент: Милошевич это последний коммунистический диктатор, который хочет разрушить союз между Россией и Европой, выступает против демократизации континента.

Но и у меня были свои аргументы: "Народ наш теперь будет очень плохо относиться к Америке и НАТО. Я помню, с каким трудом менял отношение простых людей и политиков здесь, в России, к США и Западу. Было очень трудно, но мне это удалось. И теперь все это терять?"

...Этот разговор состоялся в тот момент, когда самолеты НАТО уже были в воздухе. А завтра была война.

Недавно я посмотрел фильм "Плутовство" (по-английски он, кажется, называется "Хвост виляет собакой"). Очень интересный фильм. Снят он еще до косовского кризиса. Но с удивительной прозорливостью создатели этой картины предвидели все: и критическую точку в мире, откуда придет беда (Балканы), и внутриполитический фон в США, и вообще механизм возникновения войны как компенсатора или регулятора каких-то других, внутренних проблем.

Но в жизни война не бывает "виртуальной". Она вполне реальная, кровавая, с человеческими жертвами. Она развращает тех, кто ее ведет, - ибо приучает людей к диктату силы. Приучает их не задумываться над причинами того, что же происходит на самом деле.

А происходило, на мой взгляд, вот что.

Американцам было крайне необходимо любыми средствами стимулировать североатлантическую солидарность. Для них кризис послевоенных ценностей тоже являлся серьезной угрозой, но совсем с

другой стороны, в другой плоскости, чем для России. Они боялись набирающей силы европейской самостоятельности. Экономической, политической, нравственной.

Это моя личная версия событий. Я ее никому не навязываю, просто предлагаю задуматься над этой стороной косовского кризиса.

Однако вернусь к событиям тех дней.

Вот фрагмент из текста моего заявления, опубликованного 25 марта 1999 года, сразу после начала бомбардировок: "... Фактически речь идет о попытке НАТО вступить в XXI век в униформе мирового жандарма. Россия с этим никогда не согласится".

Одним политическим заявлением, конечно, дело не ограничилось.

Я понимал, что остановить эту войну можно только в случае одновременных и огромных усилий России на обоих фронтах - необходимо и давление на НАТО, и давление на Югославию.

Если же война продолжится дольше, чем месяц-два, Россия неминуемо будет втянута в конфликт. Грядет новая "холодная война". Внутриполитическая стабильность у нас в стране после начала бомбардировок стала серьезнейшим образом зависеть от ситуации на Балканах. Коммунисты и националисты пытались использовать балканскую карту, чтобы разрушить баланс политических сил в нашем обществе. "Теперь-то мы знаем настоящую цену Западу, - раздавались истеричные голоса. - Мы всегда говорили, предупреждали, что такое НАТО, что могут сотворить эти проклятые американцы! Сегодня Югославия, а завтра Россия!"

И что дальше? Что будет, если этот процесс агрессивного антиамериканизма, антизападничества не удастся остановить?

Кризис в России еще более обострит кризис в мире. Кризис доверия к власти мог привести к серьезным внутриполитическим последствиям, и я в тот момент даже не исключал и возникновения массовых беспорядков, неконституционных действий. В конце концов, войны всегда провоцировали революции.

Именно это вызывало мое особенное раздражение: как они не понимают? Ведь это лидеры, с которыми мы встречались десятки раз! Многие из них называют меня своим другом. Неужели для них не очевидна простая вещь: бомбардировки, да что там - каждая выпущенная ракета, наносят удар не только по Югославии, но и косвенно - по России.

А у нас в Москве действительно наступили тревожные дни. У стен американского посольства бушевала толпа. В окна летели бутылки, камни. На стенах писали непристойности. Особняк на Садовом кольце находится в двух шагах от проезжей части. Охранная зона - три метра асфальта. Любая экстремистская выходка с применением оружия могла привести к непредсказуемым последствиям. В тот момент милиция задержала группу экстремистов, которые проезжали мимо американского посольства с приготовленным к стрельбе гранатометом. Трудно себе сейчас представить последствия такого выстрела.

Парламент принимал резолюцию за резолюцией. Думские коммунисты вели активные переговоры с Милошевичем о создании военно-стратегического союза двух государств. Началась вербовка добровольцев для войны на стороне сербов. Политики всех мастей пытались набрать очки на косовском конфликте. Например, мэр Москвы Юрий Лужков прямо высказывал поддержку демонстрантам у посольства. Милиция в большей степени охраняла не посольство, а демонстрантов.

И хотя далеко не все общество занимало в те дни столь же яростно антинатовскую позицию, как красные депутаты в Думе, но в целом настроение у россиян было и вправду крайне тревожным, напряженным. Люди принимали югославскую трагедию очень близко к сердцу.