а пока... нет ли у вас какого-нибудь готового гроба, чтобы я мог кое-что сообразить?..»
Я указал ему на гроб, который мы уже обтягивали глазетом.
Посетитель подошел к нему и полез в него.
«Дайте подушку!» — строго скомандовал он.
«Агаша! Давай подушку свою!» — приказал я жене.
Та-с со страхом, тихонько крестясь, подала мне подушку. Через секунду посетитель лежал, вытянувшись, в гробу. «Дайте крышку! — приказал он. — Прикройте меня ею!..» Поверите ли, как стал я закрывать гроб крышкой, аж зубы у меня защелкали. Что, думаю, за диво такое? Уж не перехватил ли я, грешным делом, лишнего с приятелем-гробовщиком в погребке, уж не снится ли мне страшный сон? Даже за нос свой, ваше превосходительство, себя ущипнул.
«Отлично!» — громко вскричал важный господин, вылезая из гроба.
«Про... прочная работа...» — заикнулся я.
«Ну-с, любезный хозяин, теперь я вам объясню, какой гроб вы должны мне сделать. Прежде всего, вы должны мне сделать гроб с двойным дном».
«Как-с с двойным дном?» — попятился я.
«Очень просто: именно с двойным дном. Разве вы не знаете, что такое двойное дно? На первом дне буду лежать я, а подо мной должно находиться пустое пространство, сиречь — второе дно. Ширина его не должна быть большая... Так примерно вершка в три-четыре. Поняли?»
«П... понял-с...» — пролепетал я.
«Затем, в крышке гроба, в уровень с лицом моим, вы вырежете три дырочки-отверстия: две — для глаз, одну — для рта. Сверху вы прикроете их кружочками из бархата. Вы примерьте-ка лучше, любезный!»
Господин вновь влез в гроб. Я-с, накрыв его крышкой, мелом очертил на ней, где должны быть дырочки для глаз, для рта.
«Затем, и это весьма важно, вы должны поставить в углах крышки такие винтики, чтобы покойник в случае, если бы он захотел, мог совершенно свободно отомкнуть завинченную крышку. Поняли? Гроб обейте лиловым бархатом. Ну-с, сколько вы возьмете с меня за такой гроб?»
Я замялся. Сколько с него заломить при такой оказии? Барин чудной, богатей, видно.
«Не знаю, право, ваше сиятельство...» — пробормотал я.
«Пятьсот рублей довольно будет?» — улыбнулся он, вынимая из толстого бумажника пять радужных.
Я-с, обрадованный, спросил, куда они прикажут доставить гроб.
«Я сам за ним заеду, любезный. Если все хорошо сделаете, я прибавлю еще пару таких же билетов. До свидания».
Когда он ушел, мы долго с женой и подмастерьем обсуждали это необычайное, можно сказать, посещение и этот диковинный заказ. Жена-с моя — женщина нрава решительного — выхватила у меня деньги и прикрикнула на меня:
«Ну, о чем ты сусолишь? Тебе-то что? Мало ли какие затеи приходят в голову сытым господам? Пшел стругать гроб!»
— Ну, а дальше что, Панкратьев? — спросил Путилин.
— Через сутки, к вечеру, приехал этот господин, гробом остался доволен, дал, как обещался, две радужных и увез гроб с собою.
— Ступайте! Вы свободны! — отрывисто бросил Путилин.
— Покорнейше благодарим, ваше превосходительство! — кланяясь чуть не до земли, радостно проговорил гробовщик, пятясь к дверям.
Когда мы остались одни, Путилин искренно восторженно проговорил:
— Помилуй Бог, какой молодец! Тот день, когда я его поймаю, будет днем моего наивысшего торжества!..
Изумруд с крестом
Прошло несколько дней.
Необыкновенное приключение с таинственным гробом, из которого во время хода поезда исчез покойник, стало известно петербургской, вернее, всей русской публике и породило самые разноречивые и нелепые толки.
— Вы слышали страшную историю с гробом! Покойник убежал!
— Ну, уж это вы извините: покойники не бегают.
— Но позвольте, это же факт, что гроб оказался пустым?
— Из этого следует, что покойника выкрали.
— Но с какой целью?
— Весьма возможно, что покойник имел на себе драгоценности... Мошенники пронюхали об этом, проникли в вагон и...
— Обокрали его? Прекрасно. Но зачем же им, мошенникам, мог понадобиться сам покойник? Ведь это — лишняя и страшная обуза.
Такие и в подобном роде разговоры можно было услышать везде. Стоустая молва, по обыкновению все преувеличивая, перевирая и сдабривая своей досужей фантазией, создала целую чудовищную легенду о появлении какой-то страшной, таинственной шайки «мистических» злодеев, выкрадывающих для ритуальных целей покойников из гробов.
Дело дошло до того, что во время похорон родственники, прежде чем гроб их близкого опускали в могилу, требовали, чтобы перед опусканием гроба крышка его была вновь открыта, дабы убедиться, что гроб не пуст!
Путилин был в подавленном состоянии.
Раскрыть истинный смысл чудесного происшествия с гробом он в интересах дела не мог.
— Хорошенькую кутерьму поднял этот негодяй! — ворчал он. — Воображаю, как хохочет он теперь!..
Доставленный немедленно в сыскную полицию — под строжайшим инкогнито! — виновник всей кутерьмы — гроб с двойным дном — был тщательно исследован.
В то время как мой друг обшаривал пространство, находящееся между первым дном и вторым — потайным, я услышал его подавленно-радостный крик:
— Ага! Хоть что-нибудь, хоть что-нибудь найдено...
— В чем дело? — спросил я, удивленный.
— Смотри!
Путилин держал в руке огромный изумруд.
Этот драгоценный камень был необычайной величины и красоты, принадлежащий к породе редчайших изумрудов-кабошонов. Внутри него — по странной игре природы — совершенно ясно виднелся крест.
Не успели мы как следует осмотреть его, как вошел курьер и подал Путилину депешу:
«Спешу предупредить Вас, мой гениальный друг, что я вчера преблагополучно прибыл в Петербург. Весь — в Вашем распоряжении и к Вашим услугам.
Домбровский».
— Это уж чересчур! — вырвалось у меня.
— Начинается вторая стадия борьбы... — усмехнулся Путилин. — Ты свободен? — после десятиминутного раздумья спросил меня он.
— Совершенно.
— Поедем, если хочешь, вдвоем. В одном месте ты меня подождешь, в другое — мы войдем оба.
Наша карета остановилась около роскошного барского особняка на аристократической улице.
Путилин скрылся в подъезде.
Теперь, для планомерности рассказа о знаменитых похождениях моего друга, я вам воспроизведу ту сцену, о которой позже рассказывал мне он.
Путилин поднялся по дивной лестнице в бельэтаж. Дверь подъезда распахнул ливрейный швейцар, а дверь квартиры — лакей в безукоризненном фраке.
— Графиня дома? — спросил Путилин.
— Их сиятельство дома-с...
Через минуту Путилин был принят графиней.
— Скажите, графиня, это ваш изумруд? — показывая ей замечательный кабошон, спросил он.
Крик радости вырвался из груди графини:
— Мой, мой! Боже, господин Путилин, стало быть, вы нашли мои драгоценности?!
— Увы, графиня, пока еще я не нашел ни драгоценностей,