Когда рассказ о смерти Эвы Перрон пересёк свой экватор, из глаз Анхен закапали неправдоподобно крупные, словно искусственные японские жемчужины, изготовленные из чешуи уклейки, слёзы. Голубая блузка верной соратницы насквозь промокла, по её щекам текли чёрные ручейки французской контрабандной туши для ресниц, губы мелко и жалобно дрожали…
Неожиданно сильно запахло чем-то горелым, из-под запертой двери просочились тонкие струйки желтоватого дыма.
— Пожар! Пожар! — громко объявил густой бас проснувшегося охранника.
Денис повернул ключ в замке, распахнул настежь дверь и тут же присел на корточки, прикрыв голову полой плаща: весь холл был заполнен клубами густого и вонючего дыма.
— Надо пробираться к выходу! — Анхен схватила его за руку и сильно потянула за собой.
На корточках, кашляя и отплёвываясь, ориентируясь на глухой стук впереди, они, наконец-то, добрались до двери, ведущей на улицу. Из густой дымной пелены показалось испуганное лицо Карлитоса.
— Вождь, что происходит? Что это за дым? — глухо и озабоченно спросила Анхен, пряча лицо в подол своей мокрой от слёз блузки.
Карлитос чуть не плакал:
— Чёрт его знает, откуда взялся этот дурацкий дым! Похоже, нам всем приходит конец: вентиляция не работает, входная дверь заперта…
— Как заперта?
— Очень крепко! — подтвердил от двери невидимый Крест, скрытый густой дымовой завесой…
Глава тринадцатая
Дыра дырой
Противно это до омерзения — ощущать себя пойманным в мышеловку, тем более, когда эта мышеловка тебе совершенно «чужая». Ну, не был ознакомлен Денис с планом этих помещений, поэтому и картинка дальнейших действий в голове совершенно не вырисовывалась. Куда бежать? Что предпринимать? Он чётко знал (филиппинский опыт!) только одно: когда от угарного газа некуда скрыться, необходимо тупо лечь на землю, или просто — на пол, и тщательно обвернуть голову мокрой тряпкой, желательно хлопчатобумажной.
— Где у вас здесь вода? — натужно прохрипел Денис, обращаясь к Анхен.
— Сейчас, командир, сейчас я тебя отведу, сейчас…
Её слова были заглушены громким стуком в дверь снаружи.
— Никак помощь образовалась? — изумился Крест.
Стук прекратился, снова повисла мёртвая тишина.
— Всё, они ушли, это полный конец! — секунд через сорок принялся причитать Карлитос. — О, непорочная Мадонна, прости мне мои прегрешения чёрные и бесстыжие, прости меня, грешника закоренелого…
Взрыв!!! Сильно заложило уши, в висках мерзко и часто застучало, из носа весело закапала красная солёная жидкость…
Входная дверь широко распахнулась, и глубокий женский голос спокойно поинтересовался:
— Как вы там, ребятишки? Все живы?
Свежий живительный воздух наполнил лёгкие — до самых их невидимых краёв, жизнь опять стала казаться чем-то желанным, обещающим новые неповторимые и приятные мгновения…
Денис открыл глаза: шустрые бело-жёлтые полосы дыма, невежливо обгоняя друг друга, торопились вырваться на улицу, прямо перед своим носом он обнаружил две очень стройные женские ножки, облачённые в шикарные чёрные туфли на десятисантиметровых шпильках. Он перевернулся на живот, встал на четвереньки, вскинул голову вверх: перед ним, широко и приветливо улыбаясь, стояла сеньора Мария Сервантес — собственной персоной…
Санитары, надсадно кряхтя и морщась, вынесли на носилках труп незадачливого толстого охранника, задохнувшегося в дыму, Скорая помощь (так Денис окрестил про себя голубой фургончик с красным крестом на борту) увезла в больницу потерявшую сознание молоденькую симпатичную брюнетку, а все остальные снова расположились в кабинете вождя Карлитоса. Все остальные — плюсом донна Мария Сервантес, их спасительница, известная художница, «сеньора-гаучо», ну, и тому подобное…
Анхен нашла недопитую бутылку с виноградной граппой, дрожащей рукой набулькала огненной жидкости в крохотную рюмку, но поднести ёмкость ко рту не успела. Мари неуловимым движением подтолкнула подружку своего сына под локоть, содержимое рюмки послушно выплеснулось на пол.
— После отравления угарным газом алкоголь полностью запрещён в течение трёх суток, — строго и невозмутимо объяснила свой поступок сеньора Сервантес и внимательно посмотрела на Анхен: — Мы с вами, случайно, не знакомы? Лицо ваше мне напоминает кого-то. А, впрочем, извините! Я, кажется, ошиблась…
— Ничего страшного, бывает! — проворковала блондинка в ответ. — Разрешите познакомиться, меня зовут — Анхен Мюллер.
— Мария Сервантес, — церемонно кивнула Мари.
«Конспираторши, тоже мне!», — невесело усмехнулся про себя Денис.
Судя по недоверчивым глазам Ивана, он тоже заподозрил какой-то подвох.
— О, сама Мария Сервантес, знаменитая «сеньора-гаучо»! — приветливо заюлил Карлитос. — Разрешите поцеловать вашу ручку, прекрасная донна!
— Осторожней на поворотах, дорогой каудильо, — веско произнёс Крест. — Заранее ставлю вас в известность, что эта ослепительная красавица — моя законная супруга, мать моих четверых детей, включая вот этого шустрого шалопая, — небрежно кивнул головой в сторону Ивана.
— Даже так? — Карлитос искренне удивился. — Вы, донна Мария, выглядите лет на пятнадцать моложе своего природного возраста. Ещё раз примите мои искренние уверения в безграничном почтении…
— А каким образом, мама, ты оказалась в этих краях? — перебил вождя нетерпеливый Иван. — Конечно, ты нас спасла и всё такое…. В смысле, большое спасибо. Но откуда ты появилась?
— Да, обычное совсем дело, — деланно рассмеялась Мари и чуть смущённо покосилась на Креста. — Старею, наверное…. Вот и решила проверить, куда это мой мужинёк повёл, на ночь глядя, дона Оскара. Не в злачные ли места, полные доступных и дешёвых шлюх? Потом наши мужички нырнули за эту железную дверь, а я решила немного покараулить, вдруг — что…. Через несколько часов смотрю, появились два молодых человека. Один из них навесил на двери амбарный замок (благо и петли там имелись, очень удобная вещь, знаете ли), зашёл в парадную, надо думать — полез на крышу, вентиляционные окошки затыкать. А второй достал из-за пазухи ворох старых газет, давай их поджигать и швырять в открытую форточку…
— Там же у нас архив! — схватился за голову Карлитос. — Иван, быстро за мной! Посмотрим, что там осталось…
Мари выглянула в коридор, убедилась, что вождь и его юный соратник действительно направились в другое помещение, и кратко пояснила:
— Ревность здесь, понятное дело, совершенно не при чём. Я ведь не последняя дура. Просто предчувствия одолели нехорошие, вот и решила