полы рубашки и обнимаю себя руками.
Запах мужчины будоражит и успокаивает одновременно. Усталость и сонливость накатывают частенько в последнее время, поэтому я быстро вдеваю пуговки в петли рубашки и иду к кровати, проскальзываю под покрывало и ощущаю нежность холодного шелка.
Никогда не спала на таких постелях, не чувствовала такой мягкости. Разве что в единственную ночь с Шахом в «Элите» простыни были такими же мягкими, но они очень быстро пропитались потом мужчины и начали обжигать разгоряченную плоть своим холодом, а сейчас эта ледяная мягкость ощущается лаской.
Закрываю тяжелеющие веки и уплываю в сладкий сон без сновидений, а когда просыпаюсь, понимаю, что солнце за окном уже садится и вся комната окрашивается в необыкновенно красивый оттенок нежно-розового. Я смотрю сквозь створки балкона на яркое синие небо, когда слышу слабый стук в дверь, оборачиваюсь, но мой посетитель не ждет приглашения, Зухра проскальзывает в комнату и улыбается мне, а я вдруг замечаю, что вся спальня усыпана множеством пакетов.
В руках женщина держит вешалку, на которой висит нечто великолепное. Воздушное. Необычайно прекрасное.
— Что это? — спрашиваю слегка хриплым ото сна голосом.
— Подарки господина… — отвечает и заходит, прикрывает за собой дверь.
— Откуда? — до конца не понимаю, как все это оказалось в моей комнате.
— Пока ты спала, я занесла все в комнату.
Киваю, но сама ничего не понимаю.
— Я не касалась подарков хозяина. Не хотела тревожить твой сон, но если ты проснулась, я все развешу в гардеробной.
— В гардеробной? — повторяю за женщиной.
Никак не удается прийти в себя и понять, что именно происходит в эти самые минуты.
Женщина опять улыбается и идет к стене, толкает за выемку, которую я раньше не замечала, и часть стены отъезжает, превращаясь в дверь, за которой я вижу пространство, полностью обустроенное для хранения всевозможной одежды.
— Так мне развесить, Полина, или ты предпочтешь сама открыть подарки?
Теряюсь, сажусь на кровати и отвечаю смущенно:
— Я сама…
Зухра же в свою очередь останавливает взгляд на моей самодельной ночнушке, почему-то мне кажется, что ее глаза начинают улыбаться, взгляд теплеет, а я приподнимаю покрывало и прикладываю его к груди.
— Так правильно. Подарки лучше открывать своими руками. Радости будет больше… — кивает женщина.
Взгляд скользит по многочисленным пакетам, я читаю наименования брендов и буквально теряю дар речи.
Никогда и близко не могла позволить себе купить нечто подобное…
Да и никогда особо подарков не получала. Все всегда было скромно. Даже на мои дни рождения в самом детстве лучшим презентом был торт со взбитыми сливками и свечами, я всегда все понимала, не просила, но…
Понимание, что Шахов преподнес все это богатство мне…
— Ты погрустнела, — неожиданно нарушает молчание управляющая.
Поднимаю взгляд на женщину. Не могу понять, о чем она. Насколько часто ее хозяин дарит подобные вещи другим женщинам… с чего я вообще взяла, что, помимо меня, у него нет наложниц, или как там на Востоке называют постельных игрушек…
Видимо, все мои мысли находят свое отражение в моих глазах, которые наполняются слезами.
Зухра хмурится, приближается и кладет на кровать платье, которое держала в руках. Расправляет серебристую воздушную ткань, а я кошусь на это великолепие, как на гюрзу, которая неожиданно заползла ко мне на кровать…
— И всем своим наложницам твой господин подобные подарки дарит?
В моем голосе слышатся обида и боль, и я не намерена скрывать их от Зухры, которая качает головой и смотрит на меня как-то по-другому. Словно неразумное дитя артачится, а взрослая умудренная опытом родительница спускает шалости с рук.
— У Шаха нет наложниц, и ты… не наложница.
Отвечает, глядя мне в глаза.
— Я его пленница, — хочет возразить, а я опережаю, — хотя, нет, прости, вы же называете меня гостьей.
— Убери оружие, спрячь клинок в ножны. Будешь воевать, сама себя поранишь. Или заставишь его показать на деле, насколько острым и опасным может быть кинжал мужчины.
— Вы всегда аналогиями говорите?
Мотает из стороны в сторону головой. Больше отвечать не будет, а мне хочется царапаться и кусаться от чувства гнетущей безысходности.
— Господин ожидает тебя к ужину, — выговаривает спокойно, но я лишь отрицательно качаю головой.
— Я не голодна.
Цыкает.
— Не провоцируй льва…
— Ну вот опять. Лев. Как высокопарно.
— Ничего ты не знаешь, Полина. Ни традиций, ни языка. Имя Аслан. Лев по-нашему…
Вообще-то я знала. Но сейчас не поняла, что женщина просто перевела имя Шаха.
— Ты наденешь это платье, приведешь себя в порядок и спустишься к нему…
Повторяет и отходит от меня.
— А если нет?! Если не надену и не спущусь?
Зухра опять улыбается незло. А так, словно с ребенком беседует. Непокорным бунтарем, но все же ребенком.
— Пойдешь голой. Или он придет к тебе. По-любому ты исполнишь его приказ. Просто есть разница. Как именно…
Отвожу взгляд в сторону. В то время как домоправительница продолжает:
— Женщина должна быть податливой, мягкой, она должна опоясывать скалу наподобие ручейка. Будешь бодаться, разобьешься о твердые выступы.
— Это ваши законы и традиции.
— Я свое слово сказала, Полина, дальше твой ход. В любом случае через час ты будешь внизу. А вот как этот приказ будет выполнен — зависит от тебя. Шахов не тот человек, который потерпит непокорность.
Выговаривает все, разворачивается и уходит, плывет в пространстве словно птица. А я прикрываю глаза и падаю обратно на подушки.
Хочется выбросить все подарки Шаха в окно, назло, да и вообще проскальзывает мысль отказаться от всего и остаться в сорочке.
Которая также принадлежит Аслану.
Рассматриваю потолок и все же решаюсь. Встаю с кровати и иду к подарочным пакетам, нахожу там буквально все. От ажурного нижнего белья, которое, скорее, напоминает тонкую невесомую паутинку, до косметики.
Все абсолютно новое, а в одном из пакетиков лежит забытый чек только на одни трусики, смотрю на дату и понимаю, что Зухра не солгала. Все куплено сегодня для меня. Под меня. А сумма, за которую куплен один маленький лоскуток, просто поражает.
Достаю тонкий лифчик и прикладываю к груди, краснею, понимая, что Шахов не ошибся с размером. Запомнил форму моей груди в ту ночь.
Опять смотрю в сторону платья, которое осталось лежать на кровати. Тонкая переливчатая ткань и одна бретель. Прикусываю губы. А затем надеваю комплект белья, идеально подходящий под такую нежную ткань.
Натягиваю платье и смотрю на себя в зеркало. Волосы длинные, лежат послушными локонами, даже сушить не нужно. Видимо, климат благоприятно сказывается.
Кошусь в сторону пакета с косметикой и отметаю эту мысль. Не собираюсь я прихорашиваться.