Читать интересную книгу Должностные лица - Иван Щеголихин

Глава двадцать пятая НЕ УМЕЕШЬ — НАУЧИМ

Только сейчас Вася оценил работу директора. Жизнь на комбинате без пульса, ни о каком плане не могло быть и речи. Выделка заметно уменьшилась, выручка кое у кого заметно увеличилась. Если раньше разрешение на вынос продукции из цеха получали два-три человека, то вчера, например, подали на проходную список из девятнадцати фамилий. Что это значит? А то, что еще столько же пронесли поделки без всякого разрешения. Трудовой накал не стихал, даже наоборот, жарче стало по цехам, но Вася видел, а где не видел, нюхом чуял, вкалывали в эти дни исключительно для себя, обшивая и ублажая своих просителей. Все для народа и ничего для комбината. Процветала тащиловка. Вася налетел на охрану, как гром и молния, — до каких пор, мать-перемать, вы будете ротозейничать, на ваших глазах растаскивают комбинат, а вы чифир гоняете, сигареты с фильтром курите! Кричал Вася и ругался точь-в-точь, как Роман Захарович, но толку не было, ни черта его крики не помогали. Тетка из охраны спросила с недоумением: «Ты чего, Василь Иваныч, кричишь? Так всегда было». А тут еще Григорий Карлович позвонил — надо бы нам встретиться, решить кое-какие вопросы. Вася показал характер — никаких встреч до приезда директора, никаких вопросов. Положил трубку. У Голубя стукачей полно, с ходу дунули ему, что стали больше выносить левой продукции, вот он и замандражил, будто из его кармана выгребают.

Отбоярился от одного, прикатила другая — Зябрева на машине секретаря обкома отобрать шкурки каракуля не черного, не коричневого, а серого. Машина остановилась возле цеха выделки, Вася психанул моментально, раскалился, хоть прикуривай от него, завалил Зябреву шкурками — выбирайте, мне некогда, план горит. Она там чихала и морщилась, а он вышел и пристал к мужичку из охраны:

— На территорию машина прошла, чуть тебе ноги не отдавила, видел?

— Ну?

— А чья она?

— Да какая-то баба приехала.

— Не баба, во-первых, ты не на базаре, говори — женщина, и все внимание на машину — откуда она, из какого учреждения?

Охранник хлопал глазами, не мог понять, чего от него требует Махнарылов — в первый раз, что ли? Всегда въезжали как к себе домой.

— Ты когда брился? — продолжал воспитывать Василий Иванович.

— Вчера.

— А теперь когда будешь бриться?

— Завтра.

— Вот так и живешь, то вчера, то завтра. Волокешь, к чему я говорю? У тебя жизни нет, понял? То вчера, то завтра. А как раз сегодня вверенное тебе предприятие растаскивают. Номер видишь КРА 00–03, чья это машина? Обкомовская, понял? И другим скажи, своему сменщику, начальнику караула, что приезжала машина обкомовская, чтобы они записали номер.

— Что мне, больше всех нужно? — уныло тянул охранник.

— Ты чего ждешь, когда потащат отсюдова крышу и радиаторы парового отопления?..

Не помогали накачки. Растащат комбинат до приезда Шибаева, хоть замки вешай, пломбы везде лепи, и Каролина пропала, мать-перемать, Вася ее вообще на работе не видел, сегодня узнал — укатила с Шевчиком на голубые озера аж в Кокчетавскую область. Вот и несут из ее цеха пошива по девятнадцать комплектов того-сего. Пробудет еще неделю Роман Захарович в Москве, и комбинат разворуют, и рабочие разбегутся. Какой там план, доход, приход — сплошной отход. Отказался Вася разговаривать по делу с Голубем, а он возьми да прикати к нему сам прямо в кабинет под вывеской: «Что ты сделал для плана?»

— Василий Иванович, я, собственно, по вашей просьбе. Хотел бы ответить на вопрос, куда девать сто тысяч.

Вася сердито смотрел в сторону, был очень недоволен, но все-таки вежливо спросил, куда.

— Вы даже не предлагаете мне сесть, — упрекнул Голубь. А Вася опять расстроился, охрана мышей не ловит, опять пропустили постороннего на личной машине, мало ли, что офицер, нам погоны — не пропуск.

— У меня к вам, Василий Иванович, деловое предложение. Я посоветовался с товарищами и заручился их поддержкой, — продолжал напористо Голубь.

— С какими конкретно? — насторожился Вася, зная, какие у него товарищи.

— С авторитетными. Как вы считаете, начальник цеха крупная фигура на производстве или так себе?

— Очень крупная. Бывает, крупнее самого директора.

— Я тоже так считаю. Нам достоверно известно, когда Шибаев был начальником цеха, он самостоятельно проворачивал очень большие дела. Михаил Ефимович завидовал — вот умеет. А тот, кто умеет, тот и имеет. А что мы видим у вас, Василий Иванович? Где ваша самостоятельность?

Вася любил тонкий намек, а когда работали грубо, это его обижало.

— Что вы этим хотите сказать? — задал Вася вопрос нападающим голосом. Однако Голубя это не смутило, от намеков он перешел к делу _ почему бы Махнарылову не вести часть дела самостоятельно? И доходами распоряжаться бы самому, вот как к примеру, он распорядился выручкой от каракуля в Чимкенте, двадцать пять тысяч рублей — и все себе. Вася похолодел — откуда? Кто? Когда? Но Григорий Карлович не стал вдаваться в детали, сказал, что делаются такие дела довольно просто, путем утайки от компаньонов. Однако в одиночку можно и погореть, нужны помощники, чтобы своевременно устранять помехи. Про Чимкент Голубю кое-что стало известно, а почему? Потому что Василий Иванович оторвался, зазнался.

— Я маленький человек, — сказал Вася, сурово сдвинув брови, — всего лишь начальник цеха.

— В науке управления, Василий Иванович, есть правило; чем больше решений принимается в самом низу, тем эффективнее действует управление. Понимаете?

— Не совсем. Это как, в самом низу? Если вахтер на проходной примет решение шмонать не всех, в через одного, какой будет эффект? — Науку управления Вася зарубил на корню.

— Давайте вернемся к вопросу о вашей самостоятельности как начальника цеха.

— Я вырос у вас на глазах, Григорий Карлович, и у меня никогда не было своей охраны, кто я такой? — У Васи в голосе почти слезы. Выросло дитя без охраны, а если и охраняли его, так временно, три срока в зоне.

— Как это, кто такой!? — изумился Григорий Карлович и даже нервно встал. — Вы начальник цеха! Вы фигура, главная, можно сказать, фигура, на производстве, нельзя себя унижать. Унижение паче гордости, говорили древние.

— Факт остается фактом. А без охраны я воровать не могу.

— Фу-у-у, Василий Иванович. При чем здесь воровство, уважаемый? Речь идет о долевом участии в производстве материальных благ. От каждого по способностям, каждому по труду, это наш принцип. Если вы на все сто процентов выкладываете свои способности, а оплачивают вам всего лишь процентов пятьдесят, разве это справедливо? Кто эту разницу будет возмещать? Никто, кроме вас самих, такое время. Никогда не произносите в нашей среде, Василий Иванович, таких грубых и пошлых слов, как воровство, хищение и прочее. Вы очень грамотный человек, непревзойденный организатор производства, нельзя так выражаться. Надо говорить — резервы, прибыль, доход.

— Как ни говори, а охраны у меня нет, — прежним обиженным тоном продолжал Вася.

— А если охрана будет?

— Тогда и дело будет.

— Разрешите, я позвоню с вашего телефона? — Голубь набрал номер, кому-то сказал: — Я жду вас на комбинате в цехе Василия Ивановича. — Положил трубку, взял со стола газету «Труд». Вася теперь не расставался с газетой, читал каждый номер. — Вы можете заняться своим делом, я вам не буду мешать.

Васе как раз это и нужно, он вышел в цех, пальцем поманил свою верную подругу, а ныне старшего мастера Тасю Пехоту. Так и так, у меня будет сбор тузов, даю тебе задание, выполнишь, когда я нажму кнопку.

Вскоре к цеху выделки подъехала синяя «Волга», за ней милицейский газик с мигалкой. По комбинату сразу слух — приехали забирать Мах-нарылова. А директора уже взяли в Москве, везут этапом. Из «Волги» вышел Лупатин, из газика вышли Цой и капитан Парафидин из Октябрьского райотдела. Вася встретил их у входа, проводил в свой кабинет. Четыре человека охраны для одного только Махнарылова, это вам не трали-вали, столько офицеров не приезжало сразу даже к самому Мельнику. Лупатин, конечно, помнил, как Вася его стопорил на самосвале возле «Мороженого вина», но сделал вид, что не узнал проказника, а видит перед собой фигуру — начальника цеха.

— Как наши успехи, как наше здоровье? — бодро спросил майор Лупатин, сидя на Васином месте, а Вася, стоя перед ним, как на допросе, вежливо отвечал, что все в ажуре.

— Вы нас принимаете не гостеприимно, — заметил капитан Парафидин, — не по-казахски.

— Что предпочитаете, коньяк, водку, пиво?

Не успели они ответить, как Вася одним взмахом руки сдвинул завал на столе разных шкурок, бумаг, экземпляров, экспонатов, расстелил газету «Труд», выставил бутылки, стаканы, колбасу, все у него было наготове. Выпили по первой, но Голубь, как всегда, отказался, он за рулем.

— Все мы за рулем, — перебил его Лупатин.