и увидел камень. Черный гладкий камень размером с взрослого человека, который словно подобрал под себя ноги и, обхватив колени руками, прижал к ним голову. Возле камня тропа расходилась в стороны. Вправо убегала в невидимую горку обычная земляная тропка, кое-где прикрытая красноватыми листьями. По ее бокам колыхалась все в том же тумане настоящая живая трава. Теплом и умиротворением веяло оттуда. Влево в ложбину спускалась каменная дорожка, только оттуда тянуло холодом. Лежал снег. Но там была вода. Слышался ее запах и даже журчанье. Казалось, в воздухе стоит вкус прохлады. Но тропа шла и вперед.
Сашка остановился. Медленно опустился на колени, едва не упав ничком. Наклонился к каменной поверхности и слизнул сбегающие с холодного бока капли росы. Прижался щекой, дождался следующих капель и снова слизнул их. Посмотрел вправо, где ему почудилась лесная поляна с блеснувшими в траве ягодами и солнечным светом. Повернул голову влево. Несколько минут, и он наткнется на маленькую избушку, утонувшую до половины в снегу. Сашка даже не успеет замерзнуть, потому что печь жарко натоплена, по комнате ползет запах свежего хлеба, и чьи-то добрые проворные руки готовы стянуть с него одежду, омыть ноги, прижаться к лицу губами. Он останется там навсегда, и единственной заботой до конца долгой и безмятежной жизни станут попытки найти объяснение тому, почему он свернул со своей тропы.
Сашка снова наклонился и лизнул камень. Прокашлялся. Встал. Оглянулся назад, где колеблющиеся языки мерцающего тумана уже пересекли пройденный путь и ждали решения, какие из оставленных путей скрыть. Безвозвратно. Нет. Он пойдет прямо. И с этой мыслью, преодолевая накатывающее изнеможение, Сашка двинулся вперед.
Все происходящее дальше распалось в памяти на несвязанные куски. Тропа по-прежнему уходила вперед, следуя неровностям невидимого рельефа, распадаясь на теперь уже незамечаемые ответвления. Только окаймление менялось. То это были камни или скалы. То удушливые дымы близких гейзеров. То мангровые заросли, то дубравы. То булькающие болота. Тучи кровососущих поднимались из них и облепляли лицо. Ветви сплетались над головой, и Сашке приходилось то продираться сквозь заросли, то ползти под толстыми сучьями. А в нескольких шагах от тропы все превращалось в расползающийся кисель мороки. Странные создания: то ли птицы, то ли летучие земноводные пикировали на него с высоты. Сначала Сашка отбивался руками, затем вырвал из очередных зарослей длинную палку и стал отмахиваться ею. И не переставал идти.
Где он брал силы? Пытался заряжаться от окружающего тропу окаймления, но полуреальность сама жаждала обладать энергией. Поэтому он закрылся, сберегая остатки силы, и стал тянуть ее из тропы. Теплый камень медленно, нехотя, но отдавал ему крохи. Но и эта сила не спасала от жажды. Вряд ли он смог бы идти так долго, если бы не редкие ливни, и не роса. Голода Сашка не чувствовал.
Сколько длился его путь? Несколько дней? Или больше? Он трогал подбородок, и ему казалось, что он идет всего лишь несколько часов. Смотрел на сапоги и одежду, истерзанные в лохмотья, и эти часы увеличивались до месяцев. Он ничего не ел и совсем не спал. И единственной его неутомимой и несгибаемой частью оставался меч за спиной. Странно, но у Сашки ни разу не возникла мысль взять его в руки. Очередные заросли высокой травы, покрытой шипами-крючками, разрывающими кожу в кровь, встали у него на пути. Сашка раздвинул их палкой и вышел на поляну. Тропа огибала маленькое, не больше пяти шагов в диаметре, озерцо, и уходила в темные скалы. Рядом поблескивал крохотный родничок. На берегу стояло дерево, усыпанное плодами. Под ветвями, опустив в воду босые ноги, сидел человек и смотрел, как золотые рыбки пощипывают пальцы. Незнакомец поднял голову, усмехнулся и сказал:
— Ну, вот. Уже что-то.
Сашка онемел. Он увидел самого себя.
Глава четвертая. Зелёные холмы.
44
Дождь закончился под утро, и призрак, прежде чем раствориться в воздухе, показал, куда идти дальше. Отряд продолжал путь. Дан нервно озирался по сторонам. Ему казалось, что Ник по-прежнему рядом. Мальчишка так и не смог привыкнуть к его появлению.
Минули пять дней. Прошли еще три дождя, но теперь уже днем. Земля набухла от влаги, и однажды утром глазам спутников предстала фантастическая картина: равнина Дары позеленела. Лукус остановил лошадь, спрыгнул с нее и, опустившись на колени, коснулся ростков, впервые за лигу лет пробившихся на поверхность.
— Что? — спросил Хейграст, недоуменно оглянувшись.
— Трава, — прошептал Лукус. — Самая обычная трава. Луговой мак. Полевка. Серебрянка. Белоголовник. Обыкновенная трава. Мертвых Земель больше нет, Хейграст. Весна пришла в Дару. Я думал, что эти земли прокалены насквозь. Что в них нет жизни. Неужели правда то, что говорил Леганд? Что время в Мертвых Землях останавливалось?
— Подожди! — не согласился Хейграст. — Мы с тобой уже были в Мертвых Землях. Воспоминания у меня остались не из приятных, но время текло как обычно!
— Для нас с тобой, — покачал головой Лукус. — Эл начал творение с времени. И наделил им каждое существо. У каждого свое время. И мы с тобой жили по своему времени. А для корней и семян время в Даре остановилось. Ведь никто до сих пор точно не знает, что произошло в Ари-Гарде. Откуда пришла Черная Смерть? Что сделало одну из самых прекрасных стран Эл-Айрана Мертвыми Землями? Мы знаем только одно, расползание язвы остановил Арбан-строитель. И заплатил за это сполна. Но теперь все повернулось вспять. Неужели это сделал Саш? Но если так, в чем его миссия? В этом? Может быть именно он, а не Арбан должен был вернуться в Эл-Лиа?
— Кто бы это ни сделал, дорога, в самом деле, становится приятней. Но не думаю, что эта трава ускорит наш путь, — заметил Хейграст. — А насчет миссии — оставим рассуждения до Мерсилванда. Мы все еще ничего не знаем ни об источнике, ни о светильнике.
— О каком источнике вы говорите? — спросил Дан.
— Узнаешь, — усмехнулся Хейграст. — Как сказал этот загадочный Чаргос, всему свое время. Будьте осторожны и не забывайте — тварей, которые тут обитают, трава не остановит.
Но трава, кажется, подняла настроение даже лошадкам. Они перестали довольствоваться метелками, и на привалах, а зачастую и на ходу, норовили ухватить одну-другую былинку. Дану приходилось понукать их, а то и покрикивать, особенно на запряженных в носилки. Каждая из лошадок успела проявить характер. Шет и Эсон оказались с ленцой, хотя, возможно, их удручало состояние Саша.