Читать интересную книгу Лубянская ласточка - Борис Громов

Морис вопросительно поднял брови, как бы спрашивая: а что же здесь необычного? Натали, ожидая подобной реакции, поспешила разъяснить свою мысль:

– У русских же основная национальная черта – это стадность, советский коллективизм, которые, проявляясь, либо заканчиваются общей попойкой, либо – раз в столетие – кровавой революцией. При этом все рассуждают и мечтают о лучшей жизни, но… жизни для грядущих поколений. И мне это совершенно не нравится!

– А как русские относятся к угрозе возникновения новой войны? – спросил в заключение Морис, решив, что для первого раза он услышал достаточно.

– Война? Войны они боятся больше всего на свете. Не забывай: Советский Союз потерял в прошлой войне двадцать миллионов. При всем уважении к французскому Сопротивлению, Морис, я знаю и помню, что Гитлер оккупировал Францию всего лишь за шесть недель! Хваленая французская армия после отсидки за линией Мажино рассыпалась под первыми ударами вермахта. Париж был захвачен немцами без боя… Кстати, почти так же они его и оставили. Никаких существенных разрушений. Даже приказ Гитлера сжечь Париж немцами не был выполнен… Как же! Общеевропейская святыня. – Она посмотрела прямо в глаза Морису, пытаясь угадать, как он отнесся к ее словам.

Морис молчал, давая понять, что ему нечего возразить.

– Как ты знаешь, русским только оборона Москвы, битва за Сталинград и блокада Ленинграда стоили многих миллионов жизней. После таких испытаний русские готовы терпеть все: ущемление любых свобод, ужасные условия жизни, нищету… «Только бы не было войны!» Эту фразу ты можешь услышать и от бабки в глухой деревне, и от всемирно известной солистки Большого театра, и от именитого писателя…

– Но это все же простые граждане, Натали. А партийные бонзы и военная верхушка, принимающие политические решения – те, вероятно, думают иначе. Ведь здесь, на Западе, всем известно об угрозе цивилизации со стороны коммунистической России. Вспомни хотя бы слова Хрущева, который обещал «закопать капитализм», – впервые прервал ее Морис.

Нисколько не сбитая с толку, Натали тут же парировала:

– Вот в этом ты, как и многие на Западе, ошибаешься, выхватив слова Хрущева из контекста. Американская пропаганда ухватилась за эту фразу, превратив ее чуть ли не в программное заявление лидера мирового коммунизма. А то была всего лишь неудачная метафора малограмотного партийного функционера… Уж поверь мне: самая большая травма, которую пережили русские в этом столетии – это шок от внезапного нападения Германии. Они смертельно боятся повторения той ситуации, поэтому и бросают миллиарды на вооружение, рискуя довести свою экономику до коллапса. Однако Советский Союз никогда не начнет войну первым. К войне его может вынудить только прямое нападение или если его загонят в угол, как медведя в берлоге, и у него не будет другого выхода. Точно так же и европейцы не горят желанием зажечь огонь на собственной земле. Так что если и начнется война, то развяжут ее, конечно, американцы. – Натали замолкла, ожидая реакции Мориса на ее последнее высказывание.

Морис был немало удивлен подобным видением ситуации, изложенной этой неординарной, но, казалось бы, очень далекой от военных и политических проблем женщиной. К тому же, судя по всему, явно не поклонницей режима Москвы. Удивительно, но рассуждения Натали в своей сути совпадали с теми выводами и опасениями, которые так беспокоили в последнее время самого Мориса. Он решил пока не комментировать ее слова.

Натали украдкой взглянула на барона – его лицо выражало тревогу и глубокую озабоченность. Она была уверена, что попала в цель и он согласен с ее кратким анализом.

«Ну что ж – тест прошел удачно. Теперь становится понятным, что имел в виду Жан-Мишель, когда говорил о проснувшейся в бароне гражданской ответственности за судьбу Европы, – решила Натали. – Итак, начало положено. Со временем я выясню, что у тебя там творится поглубже, дорогой Морис…»

Самолет вылетал из Орли в 19.30. В аэропорту во Франкфурте-на-Майне Мориса будет ожидать штабной автомобиль, который за час-полтора домчит его до места службы в небольшом городишке под Мюнхеном.

Дорога была забита машинами парижан, возвращающихся с работы. Зная по опыту, сколько займет дорога, Морис выехал загодя, так что у них с Натали было достаточно времени в пути, чтобы вдоволь наговориться. Они говорили обо всем, кроме главного – когда они встретятся вновь. Однако Натали не сомневалась: на этот раз, как только Морис появится в Париже, он тут же сообщит об этом по телефону. «Итак, дорогой барон, никуда от меня вам теперь не деться».

Вернувшись из аэропорта, Натали, прежде чем отправиться домой, зашла в кафе у Трокадеро и взяла чашечку кофе и pain au chocolat[32] – лакомство, которое она обожала, но позволяла себе крайне редко. Как говорят англичане, все лучшее в этой жизни или противозаконно, или аморально, или от этого толстеешь.

Перед тем как покинуть кафе, она вошла в телефонную будку и набрала номер советского консульства. Услышав ответ дежурного, произнесла заранее обусловленную фразу:

– Простите, мсье, я могу поговорить с Жаном Дюбуа? Он просил меня позвонить после семи.

– Вы, очевидно, ошиблись номером, мадам. Такого здесь нет.

Подобный ответ означал, что вызов на внеплановую встречу принят. И свидание Натали с ее куратором из парижской резидентуры КГБ должно состояться через день в Люксембургском саду, на одной из его тенистых аллей.

Вернувшись домой, она приготовила себе «кир» – смесь шампанского и сиропа из черной смородины, любимый напиток многих французских женщин. Устроившись на диване, Натали поставила любимые сентиментальные баллады в исполнении Фрэнка Синатры с оркестром Билли Мэя, убавила звук и принялась прокручивать в голове события последних дней. На душе у нее было и радостно и тревожно. Происхождение тревожного чувства она не могла себе объяснить. Возможно, включилась интуиция. Внутренний компьютер, получив информацию, уже обработал ее, однако по каким-то причинам пока задерживал вывод результатов анализа «на экран». Ее размышления прервал звонок телефона. Звонил мсье Бриссон из парижского центра фирмы «Бэнг энд Олафсен». Натали вновь решила поменять свой музыкальный центр. В специализированном магазине фирмы ее давно и хорошо знали как самого взыскательного и весьма компетентного клиента. Бриссон сообщал, что, как и договаривались накануне, он почти уже в пути. «Мадам, я везу вам каталог наших новых поступлений. Есть потрясающие новинки». Разумеется, мсье Бриссон всегда предлагал Натали самую дорогую аппаратуру.

Натали меняла свой музыкальный центр примерно раз в два года, когда реклама радостно объявляла о создании новых «примочек», или, как их называют американцы, «gimmicks». Отличалась такая аппаратура исключительно дизайном. Услышать разницу в звучании могла лишь летучая мышь. Служили эти бесполезные новинки только для повышения цен и выманивания у богатого покупателя больших денег. Натали все эти уловки прекрасно знала, но они ее совершенно не смущали.

– Ведь я могу себе это позволить, – говорила она. – Поэтому для меня это еще одна маленькая радость.

Порой ей и вправду казалось, что голоса ее музыкальных кумиров, Фрэнка Синатры, Дина Мартина и Дорис Дей, на новой аппаратуре приобретают особую глубину и большую выразительность. Еще одна иллюзия…

…Такси остановилось у станции метро «Мон Пике». За последний час это была уже третья машина, которую сменила Натали. Выйдя из такси, она быстро нырнула в подземку. В очередной раз благословила создателей прекрасно разветвленной сети парижского метро: уходить от преследования, если таковое возникнет, – одно удовольствие. Выходя в последний момент из хвостового вагона или вскакивая в электропоезд перед тем, как закроются двери, меняя направление маршрута, заходя в крупные магазины и покидая их затем через выход на другую улицу, она старалась определить, все ли чисто, не увязалась ли за ней бригада наружного наблюдения ДСТ. Проделав в течение двух часов все эти, как она называла их, «шпионские штучки», необходимость которых на печальных примерах внушили ей московские специалисты по наружному наблюдению из 7-го управления КГБ, Натали наконец оказалась у входа в Люксембургский сад.

Расположенный среди улиц, полных машин, людской толпы и назойливого шума огромного мегаполиса, этот чудесный оазис мира и покоя давал утомленному горожанину возможность отдохнуть душой. Кажется, время здесь остановилось, задержалось в небольших рощах, рассеянных по всему пространству парка, благоухающего цветами, умиротворенного журчаньем воды в фонтанах. Анна Ахматова часто приходила в Люксембургский сад вместе с Модильяни. Он был настолько беден, что они сидели на скамейке, а не на платных стульчиках, как принято. Легкий стульчик можно и переставить куда захочешь – под каштаны, возле фонтана или в укромный уголок.