Читать интересную книгу «Ныне и присно» - Константин Мартынов

— Давай, — согласилась Оля.

Тимша напрягся, приподнял обмякшее тело. Судя по вони, мытье детина презирал. «Это мне епитимья такая. За рыцарство идиотское», — обреченно подумал Тимша.

Вскоре ярыжка привалился к батарее. Шабанов попятился, едва не сбив стоящую за плечом девушку.

— Как он? — спросила она чуть слышно.

Словно в ответ, мужик завозился, устраиваясь поудобнее. Булькающий храп сотряс ветхое здание.

— Теперь до утра дрыхнуть будет, — сообщил Тимша.

— Я знаю, — кивнула Оля. Стало ясно, что папашке ночевать у батареи не впервой. И деньги у дочери отнимать тоже.

— Про какую закусь он говорил?

Оля потупилась.

— У меня братики-близняшки… Аслан разрешает для них каждый день по хот-догу брать. Бесплатно.

— Хозяин? — недоверчиво переспросил Тимша. — Азер?

Девчушка кивнула, даже в полутьме подъезда был заметен проступивший на щеках румянец. Наконец он подняла глаза и с вызовом заговорила:

— Ну и что, если азер? Вам, скинхедам, все равно, что они за люди! Всех под одну гребенку стрижете? А они разные!

Тимша вздрогнул и посмотрел на девчушку с брезгливой жалостью.

— Ты и рада! За пару говенных сосисок чурке задницу лизать готова? Тьфу, мерзость!

Он ждал пощечины и даже не пытался уклониться.

— Уходи! — голос Ольги дрожал от сдерживаемых слез. — И вожаку своему доложи, мол, задание выполнено, девке голову вскружил, болтать не будет! Ры-ыцарь!

Тимша задержал дыхание, на миг просбоило сердце.

«Как это — «вскружил»? — растерянно подумал он. — Делать мне больше нечего!»

Ольга стояла отвернувшись, задрав к закопченому потолку курносый носик. Шабанова для нее больше не существовало.

«Ну и плевать! — на смену растерянности пришло раздражение. — Блажит девка, с перепугу невесть что в голову стукнуло!.. А, насчет уходить, верно сказано — до дома проводил, ошиваться здесь — даром время терять…»

Он двинулся к выходу. Медленно, словно ожидая оклика.

Девушка не окликнула.

Фонарь сдался окончательно, сорванный ветром плафон валялся в сугробе. Тимша зло выругался, пнул.

Пластик брызнул осколками. Как граната.

Глава 7

«Темнота. Снова темнота. И снова запах трав. На этот раз к травам примешан смрад горелого железа… Вежа? Нет, из вежи мы уехали… вместе с лопарочкой… Вылле…»

Сергей пробует встать… В ту же секунду тело захлестывает волной боли… Вскрик доносится издалека, словно кричит кто-то другой… Кто? Голова в огне, обрывки сгоревших мыслей уносит ветер…

«Вылле?.. Она в монастыре… А я? Помнится лес… волки… дальше провал.»

Чья-то рука приподнимает голову, в губы тыкается край жестяной кружки. Жидкость течет по губам, наполняет иссохший рот. Сергей глотает…

По пищеводу катится шаровая молния, фейерверком взрывается в желудке. Мир заливает гнуснейшей сивушной вонью, из-под сомкнутых век ручьями хлещут слезы.

«Эй вы там! Опупели, мать вашу за ногу?»

Глотку раздирает хриплый лающий кашель.

— Ну я ж говорил, Петр Нилыч, очухается малец! — довольно воскликнул надтреснутый тенорок. — Чтоб с царевой водки, да не очухаться? Не могет такого бысть.

— В… в… воды! — сипит Шабанов меж приступами кашля. — Ась? — живо откликнулся обладатель тенорка.

— В-воды, сукин кот… отравитель! Воды!

— Воды требует, — пояснил кому—то тенорок.

— Ну так дай, оболтус! — рявкнул незнакомый бас.

Прохладная влага несет облегчение, тут же, дождавшись своего часа, наваливается усталость. Во мраке скользят короткие, дарящие покой мысли:

«Речь-то русская… Дошел… таки дошел…»

Шабанов улыбнулся.

— Опять сомлел? — грохотнула боевым металлом темнота. «Темнота?» Сергей ухитрился разлепить веки. Скорее полумрак. Окончательной победе мрака мешает пара трехсвечных шандалов — один на сбитом из массивных плах столе, другой на закопченой бревенчатой стене. Окон в поле зрения не наблюдается. Зато наблюдаются четыре колоритные личности.

За столом, скрипит пером тощий мужичонка в темного сукна платье и суконной же шапке куполом. Козлиная бороденка трясется от усердия. Не иначе дьяк. Служилый писец то бишь.

Ближе к низким окованным железными полосами дверям стоят двое — один приземистый лысоватый и толстый, в отороченной мехом шапке-мурмолке, долгополом, расшитом мелким речным жемчугом коричневом кафтане. Из-под кафтана виднеются гнутые носки сапок. Физиономия у толстяка недовольная — сразу ясно, оторвали человека от сытного обеда… или от девахи пышнотелой… в общем, помешали спокойно наслаждаться жизнью.

Второй — полная противоположность: высокий, широкоплечий, черные с проседью кудри прижаты ободком похожего на луковицу шелома, на угловатом жестком лице неизгладимая печать властности, подбородок скрыт густой спадающей на грудь бородой.

«Вылитый Бармалей», — хмыкает Шабанов. Ирония — лишь средство победить робость.

Взгляд скользит по одежде незнакомца. Из-под налатника — плаща с разрезами до подмышек, — тускло блестит кольчуга, на широком украшенном бляхами поясе упрятанный в ножны меч. Носок грубого видавшего виды сапога нетерпеливо стучит по полу.

«Ясен пень, — мысленно хмыкнул Сергей, — командир местного гарнизона… Воевода. Наверняка и лекарь у него в подчинении… Лекарь? Отравитель! Выкормыш дона Рэбы!»

Сергей морщится — на языке до сих омерзительный привкус влитого лекарем пойла.

«А-а, вот он, коновал!»

Белобрысый «коновал», с довольной миной на угреватой физиономии, торчит в полушаге от серегиного изголовья. В одной руке мерзавец по-прежнему держит посудину с адским зельем, в другой — кувшин с водой. Потертый кафтанчик и домотканые пестрядные порты неоспоримо свидетельствуют, что врачи на Руси и в шестнадцатом веке не жировали.

— Не-е, не сомлел! — радостно возвестил лекарь. — Эвон, зенками лупает!

Вояка, ожившей статуей Командора, двинулся к приютившей Сергея лавке. Басовым гулом отозвался пол. Следом, по-утиному переваливаясь, приблизился толстяк.

— Кто таков? — булатом звякнул голос вояки.

Сергей попытался сесть… не сумел — помешал обхвативший грудь ремень. «Неужто к лавке приковали? Точно. Вот гады! Не доверяют. Я ж к ним… а они… В рожу бы плюнуть!»

— Отвечай, коли воевода спрашивает! — нетерпеливо громыхнул вояка. Булат уступил место колокольной бронзе. Лекарь отскочил, воровато оглянувшись, поковырял в ухе.

— Шабанов я… Тимофей. Умбский помор.

Вояка недоверчиво прищурился.

— Умбский? Что ж тебя лопари в каянских землях углядели? Али Умба нынче рядом с Овлуем стоит?

— Весайнен… в Порьей губе…

«Вот он, момент, ради которого… Почему ж онемели губы? И голова, как не своя…» Мысли путались, каждое слово приходилось выдавливать, борясь с некстати одолевшими слабостью и тошнотой.

— Наши-то, Букин… Заборщиков… они еще у Овлуя утекли… я не сдюжил… потом уж, из Весалы… два раза… если б Матул не помог… лопарь… Вылле…

Объяснения звучали бессвязно и невнятно. А уж если судить по хмурому лицу воеводы, и вовсе никчемно. Шабанов задохнулся. В голове шуршали галькой волны океанского прилива, с грохотом разбивались о береговые утесы. «Рано отключаться. Надо о главном!»

— Юха на Печенгский монастырь пошел… лучших дружинников взял. Оттуда на Колу метит… помочь надо, предупредить!

— Как есть подсыл! — злобно фыркнул толстяк. — Ты сегодни дружину уведешь, а завтрева немчура припрется. Едва отстроиться успели!

Дьячок вздрогнул; уныло посмотрел на сломавшееся перо. Испачканные чернилами пальцы потянулись к аккуратной горке запасных. На кончике крючковатого носа, свидетельством крайнего усердия, висит мутная капля пота.

— Посмотрим, что на дыбе скажет, — отрезал воевода. Рука властно ткнула в незамеченную Сергеем дверцу.

Лекарь недовольно буркнул — пожалел даром истраченной водки. Дьячок проворно шмыгнул к двери, потянул за кованую ручку. Раздался душераздирающий скрип.

— Никак смазать не могут, окаянные, — виновато оглянулся дьячок, и, просунувшись внутрь, тявкнул, — Эй, Осип! Забирай оборванца!

Мрак за дверцей прорезали багровые отсветы. Через десяток-другой секунд из-за дверцы послышалось громкое сопение, проем заслонила громоздкая туша.

— Этого мозгляка на дыбу? — утробно прогудел вошедший. — Окачурится ведь, а меня виноватить станете.

Тем не менее, кат сноровисто отстегнул ремни. Могучая ручища сгребла Шабанова, сунула под мышку. В нос шибануло скисшим потом. «С таким Осипом никакой дыбы не надо», — подумал Сергей. В принципе, он хотел сообщить это присутствующим… язык, зараза, отказался подчиняться.

Пыточная оказалась именно такой, какой представлялась душная тесная каморка, земляной пол, очаг с засунутыми в него железными прутьями, из толстенных брусьев сколоченная дыба — медведей на такой растягивать. Посреди пыточной широкая скамья, под ней на цепях покачиваются браслеты кандалов. Рядом со скамьей, на низком широком столе разложен замысловатый инструмент — молотки, клещи, шилья, зловещего вида лопаточки… «Как у дантиста… — невольно поежился Сергей. Кату бы еще белый халат натянуть — и вовсе не отличишь».