Читать интересную книгу Внуки красного атамана - Алексей Коркищенко

- Дави гадов, братва! Сыпь гранаты! - кричал он, преодолевая накатившуюся тошноту, и, ни на что уже не обращая внимания, бросал гранаты, одна за другой, вниз, под кручу и на спуск, рассаживая там огненные кусты перед гитлеровцами, которые, прорывая сугроб, заваленный трупами, снова устремились наверх.

Из ушей Егора вылилась горячая кровь, и он сквозь болезненный гул расслышал яростное "ура!". Оглянувшись, увидел белые тени, скользившие на лыжах со стороны табора. И услышал веселый, свежий, родной голос Конобеева:

- Егорша!.. Я здесь, братишка! Держись!

Конобеев выстрелил из ракетницы: зеленые ракеты поднялись над Голубой впадиной. Стрельба прекратилась. Кто-то громогласно прокричал в мегафон на немецком языке:

- Ди вафен штрекен! Эргебен зих! Ир умциннегунг фон[23]!

- Гитлер капут! - закричали внизу гитлеровцы.

- Смотрите, смотрите - они поднимают руки! Бросают оружие! - раздались голоса.

Егора закачало на гудящих волнах, его стал захватывать дурманящий сон.

- Санитара ко мне! - приказал Конобеев кому-то. - Быстро! Не в силах больше бороться с неодолимым сном, Егор свалился в снег, думая: "Да что ж это я?.. Наши пришли... Конобеев здесь... Деда тут где-то..." Конобеев поднял его:

- Братишка, дорогой мой!.. Егорша... Потерпи... Сейчас санитар перевяжет...

Егор слышал Конобеева, но не мог ответить ему: язык словно бы увяз в клейкой массе, намертво приклеился к нёбу.

Мысли его заплетались, затемнялись, и он рухнул в беспамятство, как в глубокий колодец.

Его положили на сани и отвезли на табор в теплую хату, там раздели, и санитар с военврачом, старшим лейтенантом Коробициной, сделали ему перевязки. Он мычал, стонал, но не приходил в себя.

В хату с Конобеевым, Кудиновым и Пантелеем Григорьевичем зашел командир батальона майор Селищев.

- Ну, что с ним? - спросил он у Коробициной.

- В забытьи, - ответила она. - Череп задет, но не глубоко. Сильно посечена осколками гранаты правая нога, повреждены сухожилья... Притом контузия,

Селищев присел на топчан, на котором лежал Егор, ласково прикоснулся ладонью к его щеке. Тот водил мутными, бессмысленными глазами и тряс забинтованной головой, будто хотел что-то стрясти с нее.

- Этот отчаянный парень - мой спаситель, - сказал майор Коробициной. - И, кроме всего, старший внук нашего полкового комиссара Запашнова...

- И, между прочим, ваш недавно приобретенный племяш, - добавила она, улыбнувшись.

Селищев метнул взгляд на лейтенанта Конобеева: кто еще мог сказать ей об этом?

А тот, пожав плечами, будто он здесь ни при чем, достал из планшета красноармейскую книжку, подал военврачу:

- Кроме всего, Егор Запашнов - боец моего взвода разведки. Так и запишите, Нина Антоновна. Вот его документ.

- Не беспокойтесь, друзья, поставим парня на его собственные ноги, заверила она, забирая книжку.

Егора завернули в одеяло, положили на носилки, прикрыли шинелью и погрузили в санитарную машину. Все вышли из хаты проводить его.

Во дворе было сумеречно, шел снег.

- Отчаянные хлопцы, товарищ майор! Втроем заперли спуск, отбили несколько атак, - сказал Конобеев командиру батальона. - Очень помогли они нашей третьей роте и особенно моему взводу: придержали фрицев, не выпустили из мешка, облегчили нашу задачу...

- Представим к награде... Смотри-ка, а вот и твои разведчики!

Во дворе появилось несколько всадников: старшина Белоусов, младший сержант Алексеенко и другие бойцы. Спешившись, Белоусов подошел к группе офицеров, отдал Честь:

- Товарищ майор, разрешите доложить!

- Докладывай.

- Первая и вторая роты заняли станицу Ольховскую без боя. Два взвода запечатали Федькин яр на три километра ниже Голубой впадины, но фрицы туда не прошли. Куда они подевались - непонятно, товарищ майор!

- Хороши разведчики! - засмеялся Селищев. - Ладно, не переживай, Белоусов, мы им тут, в Голубой впадине, котелок устроили, часть перебили, остальных в плен взяли... Сколько их там, капитан? - спросил он у подошедшего к ним командира третьей роты.

- Почти четыреста человек, товарищ майор. Загнали в коровник.

- Вот видишь, Белоусов, нам очень помог отряд самооборонцев, а то бы до утра ловили фрицев по всему Федькиному яру.

- Скажите, пожалуйста, про Егора. Где он? Жив ли?.. - спросил Белоусов с волнением.

- Да ничего... Жив Егор. Только малость покарбовало его. В госпиталь отвезли.

- Ну, парень он крепкий, оклемается!.. А в станице, товарищ майор, порядок, пожаров нет. Полицаи разоружены и заперты в подвале. Наши друзья живы-здоровы, ждут нас в гости.

- Ну так в чем дело?! - засмеялся Селищев. - Поехали. Где Егоров аргамак?

- Да у нас тут коней - на целый взвод хватит! - сказал Кудинов. - У зондеровцев отбили.

- И обоз у них захватили, товарищ майор, - добавил Конобеев. - Подводы набиты всяким съедобным добром. Есть чем угоститься и отпраздновать освобождение родной станицы.

- Родной? - переспросил командир роты. - Ты же, кажется, сибиряк.

- А теперь я - казак! - сказал Конобеев под смех товарищей. - Оброднился я со станицей Ольховской навсегда. После войны я, как и товарищ майор, сюда вернусь...

Глава четвертая

Хирурги вытащили из Егора осколки гранаты и старательно "заштопали" его. После этого он спал без просыпу больше суток. Проснулся от голода и жажды. Хотел было вскочить с постели - мнилось ему, сейчас вот выбежит на веранду, снимет из-под стрехи ведро с вечерним молоком и жадно выпьет его до дна - и рухнул на кровать, вскрикнув от боли в ноге.

Сестра, молодая женщина, сидевшая у окна, отложила вязанье, подошла к нему.

- Ага, проснулся. Наконец-то! - ласково сказала она. - Спал ты как убитый.

- Как убитый? - пробормотал Егор, недоуменно озираясь и хватаясь за гудевшую телеграфным столбом забинтованную голову. Кое-что припомнилось ему. Черепок целый?

- Черепок-то целый, да вот ногу сильно посекло осколками гранаты.

- Ого! - Он пошевелил пальцами раненой ноги. Боль отозвалась, казалось, во всем теле.

Егор осмотрелся. В палате стояло несколько кроватей. Одна постель рядом с ним была разобрана, остальные опрятно заправлены. На тумбочке, стоявшей у изголовья, лежали раскрытая книга, початая коробка папирос, спички.

- Где я? В больнице?

- Нет. В военном госпитале, в станице Старозаветинской. Раненых, слава богу, мало. Госпиталь только-только организовался.

- Кто здесь? - Егор кивнул на соседнюю кровать.

- Полковник Запашнов...

- Кто?! - Егор дернулся и охнул.

- Твой родной дед, Михаил Ермолаевич, - сестра улыбнулась. - Тебя привезла из батальона майора Селищева военврач Коробицина. Нашла тут твоего деда, и он поместился рядом с тобой...

- Батальона Селищева?.. Майора?.. Значит, это был его батальон... А с дедом что?

- Он тоже раненый. Ногу осколком пробило. Но Михаил Ермолаевич уже на ходу.

- А где он сейчас?

- Пошел на перевязку.

- Сам пошел?

- Сам... На костылях, то есть. А твои добавочные ноги вон в углу стоят. Поучишься сейчас на них ходить. Тебе ведь тоже на перевязки надо будет...

- Мне бы сейчас поесть и попить... Молока бы! Сестра открыла тумбочку.

- А ты посмотри-ка, что есть... поесть. Егор увидел кувшин с ряженкой, жареную курицу, моченые яблоки.

- Родня ваша приезжала. Недавно только уехали.

- Кто ж был?

- Бабки твои были, тетки, мальчик лет двенадцати, майор Селищев с лейтенантом Конобеевым, твой станичный друг, такой носатый и лупастый, и девушка, красивая, сероглазая. Они около тебя постояли и пошли с Михаилом Ермолаевичем в приемную поговорить, а я девушку придержала, спросила:

"Ты Даша?". Она кивнула. Егор бредил, говорю, так все время звал Дашу... Ну, она тут в слезы, подошла к кровати, стала целовать тебя и приговаривать: "Миленький мой, родненький мой!.. Ёрчик-Егорчик, здесь я, здесь..."

- Я думал, мне все это снится, - смущенно перебил ее Егор. - Слышал, а никак не мог проснуться.

И тут раздался стук костылей в коридоре. Сестра сказала:

- Михаил Ермолаевич идет.

Егора словно горячая волна окатила - такая радость нахлынула. Сейчас бы на ноги вскочить, встретить деда, обнять крепко, расцеловать... Да куда теперь!

Сестра открыла дверь деду и вышла из палаты. Егор встретил деда приветствием:

- Здравия желаю, товарищ полковник!

- Здорово, здорово, рядовой Запашнов! - ответил дед и присел на его кровать. - Оклемался? - Притянул Егора за плечи, крепко, уколов усами, поцеловал, прижался щекой к его щеке. - Родной ты мой внучище!

- Здравствуй, деда... дорогой деда... - Егор обхватил его похудевшие, ощуплевшие плечи и, не в силах больше произнести ни слова, разревелся, как мальчишка.

- Ты что, Егорка?.. Ты что?.. Ты брось! - сбивчиво говорил Михаил Ермолаевич: у самого жгучие слезы опалили глаза, задрожали плечи. - Ничего, внук, ничего... не переживай... Поправимся мы!.. Все наладится... Мы с тобой еще поскачем!..

Ощущая под ладонями вздрагивающие плечи деда, Егор еще крепче обнял его.

- Да это я от радости, деда!.. Тебя живого вижу... Я тебе знаешь сколько писем написал за это время... Только отсылать было некуда...