Посмотрев ему вслед, я взглянул на Люка. Юноша спал как убитый, на устах его блуждала счастливая улыбка. Ему, видно, снились золотые диски. Потом я неслышным шагом подошел к комнате Джудит: клятва Гиппократа не запрещает доктору стоять у закрытой двери.
Мне стало ясно, что придется напрячь слух: хотя дверь была из бакелитовой фанеры, собеседники говорили вполголоса. Опустившись на колени, я прижал ухо к замочной скважине. Слышимость значительно улучшилась.
— Вы! — воскликнула Джудит Хейнс удивленно. — Вы хотите просить у меня прощения?
— Я, дорогая моя, я. Столько лет, столько лет я хотел это сделать. Голос старика стал не слышен. Затем он произнес:
— Как это гадко! Жить, питая неприязнь, какое там, ненависть... -Лонни замолчал. Спустя некоторое время продолжил:
— Нет мне прощения. Я знаю, он не мог быть настолько дурным человеком и вообще дурным. Вы же любили его, а разве можно любить безнадежно дурного человека? Но даже если бы его душа была чернее ночи...
— Лонни? — резко оборвала его Джудит. — Я знаю, муж мой не был ангелом, но и дьяволом не был.
— Знаю, дорогая моя, знаю. Я только хотел сказать...
— Да выслушайте же меня! Лонни, в тот вечер Майкла не было в машине.
Его и рядом с ней не было.
Я напряг внимание, но ничего не услышал. Джудит Хейнс прибавила:
— Меня тоже в машине не было. Наступило продолжительное молчание. Потом Лонни сказал почти шепотом:
— А мне дело представили совсем иначе.
— Я в этом уверена, Лонни. Машина была моя. Но не я ее вела. И не Майкл.
— Но вы не станете отрицать, что мои дочери были... не в себе в тот вечер. И вы тоже. И что вы сделали их такими.
— Я не отрицаю ничего. Мы все тогда перепились. Вот почему с тех пор я капли в рот не беру. Не знаю, кто виновен в случившемся. Знаю лишь одно: ни Майкл, ни я не выходили из дому. Господи, неужели я стала бы лгать, когда Майкла нет в живых?
— Нет, конечно нет. Но кто... кто же вел вашу машину?
— Два посторонних человека. Двое мужчин.
— Двое мужчин? И все это время вы скрывали их имена?
— Скрывали? Я бы так не сказала. Если мы это делали, то невольно.
Главное заключалось в ином. Всем известно, что мы с Майклом... Словом, преступниками мы не были, но готовы были взять от жизни свое.
— Двое мужчин, — машинально повторил Лонни, не слушая ее. — Двое мужчин. Вы должны их знать. Снова молчание, затем Джудит вымолвила:
— Конечно.
И снова тишина, приводящая в бешенство. Я даже дышать перестал, боясь пропустить хоть слово. Но услышать, что было сказано дальше, мне не удалось.
Сзади раздался резкий и враждебный голос:
— Черт побери, чем это вы тут занимаетесь, сударь? Я с трудом сдержался, чтобы не ответить достаточно резко, и, повернувшись, увидел массивную груше-подобную фигуру Отто, возвышающуюся надо мной. Весь красный, он угрожающе сжимал кулаки.
— Вы, я вижу, расстроены, мистер Джерран, — ответил я. — Я подслушивал.
— Встав на ноги, я отряхнул пыль с колен. — Могу все объяснить.
— Жду ваших объяснений, — чуть побледнел Отто. — Это будет интересно.
— Я только сказал, что могу все объяснить. Это отнюдь не значит, что я намерен перед вами отчитываться. Если уж на то пошло, что вы сами тут делаете?
— Что я... что я?.. — Он не мог больше выговорить ни слова. Казалось, еще минута, и он лопнет от злости. — Что за наглость, черт побери! Я собираюсь на дежурство. Что вы делаете у двери в спальню моей дочери? Почему вы не подсматриваете, Марлоу, а подслушиваете?
— Мне незачем подсматривать, — назидательно произнес я. — Мисс Хейнс моя пациентка, а я врач. И если я захочу увидеть, я открою дверь и войду.
Что ж, раз вы приступили к дежурству, я пойду спать. А то я устал.
— Спать? Ей-Богу, Марлоу, — вы еще пожалеете, клянусь. Кто там у нее?
— Лонни Гилберт.
— Лонни Гилберт? Какого черта! Отойдите в сторону! Пустите!
Я преградил ему путь. Отто кинулся на меня точно танк, но сантиметрах в тридцати от двери все же остановился.
— На вашем месте я не стал бы врываться. У них очень важная беседа.
Оба, можно сказать, погружены в отнюдь не радостные воспоминания.
— Что вы там еще несете, черт вас побери? Что хотите этим сказать, вы, любитель чужих секретов?
— Ничего я вам не хочу сказать. Может быть, вы сами мне кое-что сообщите? Может быть, расскажете об автомобильной катастрофе, которая, насколько мне известно, произошла в Калифорнии много лет назад? Катастрофа, в которой погибли жена Лонни и две его дочери?
Лицо Отто было уже не серым и не багровым, как всегда. Краска исчезла с его щек, на них появились безобразные свинцовые пятна.
— Автомобильная катастрофа? — Голос его был спокоен. — Что еще за автомобильная катастрофа?
— Не знаю, потому-то вас и спрашиваю. Я слышал, как Лонни говорил об аварии, кончившейся для его семьи трагически. Поскольку ваша дочь знает о ней, я решил, что знаете и вы.
— Не имею представления, о чем она там толкует. — Оставив свои инквизиторские замашки, Отто круто повернулся и зашагал в кают-компанию. А я, пройдя мимо него, направился к выходу. Смит, судя по всему, собрался на прогулку. Хотя температура ничуть не повысилась, снег прекратился, дувший с веста ветер ослаб и напоминал свежий бриз. Это, видно, объяснялось тем, что мы оказались с подветренной стороны Антарктик-Фьеля. В многочисленных просветах туч виднелись звезды. Воздух был пронизан их сиянием. На юге, низко над горизонтом, я увидел луну, находившуюся в третьей четверти.
Войдя в помещение, я заметил Лонни, возвращавшегося к себе в спальню.
Шел он неуверенно, словно человек, потерявший очки. Когда он очутился рядом со мной, я заметил, что в глазах его стоят слезы. Дорого бы я дал, чтобы узнать их причину. Лонни был настолько расстроен, что даже не взглянул на едва начатую бутылку виски, стоявшую на столике перед Отто Джерраном. Он не посмотрел и на Отто, и, странное дело, Джерран тоже не обратил внимания на проходившего мимо Лонни. Судя по напору, с каким он на меня набросился возле комнаты дочери, следовало ожидать, что он начнет допрашивать старика.
Возможно, даже схватит руками за горло. Однако пыл Отто заметно поостыл.
Я направился к Люку, намереваясь разбудить нашего бдительного ночного стража, но в этот момент Отто поднялся со стула и двинулся по коридору к комнате дочери. Я не колеблясь последовал за ним — семь бед, один ответ — и остановился у приоткрытой двери. С Джудит Отто говорил строгим голосом, в котором не было и намека на отцовскую привязанность.
— О чем ты с ним толковала, чертовка? Что ты ему наплела? Об автомобильной катастрофе? Что ты там наболтала Гилберту, шантажистка, мерзавка?
— Вон отсюда! — решительно произнесла Джудит. — Оставь меня, чудовище!