Кишиневского погрома в апреле 1903 г. Он был взбешен, и Ратаеву стоило больших трудов успокоить его. Не исключено, что Азеф затаил жажду мести.
Когда весть об убийстве министра достигла Швейцарии, эсеры заседали на съезде заграничных организаций в деревне Германе близ Женевы. Они отметили это событие такой бурной попойкой, что пришлось вмешаться местной полиции. Азеф стал героем в глазах членов партии. Вдохновленные удачей, эсеры спешили деморализовать царизм еще более впечатляющей акцией. На совещании Боевой организации в Париже было решено нанести тройной удар. Жертвами были намечены три генерал-губернатора. Азеф разделил боевиков на три отряда и отправил их в Россию.
Московской группой руководил Савинков. 4 февраля 1905 г. на территории Кремля переодетый разносчиком Иван Каляев метнул бомбу в карету бывшего генерал-губернатора, командующего войсками округа великого князя Сергея Александровича. Дядя царя был разорван на части. Однако аналогичные покушения в Петербурге и Киеве сорвались. Участие Азефа в покушении на великого князя было менее заметным, чем в деле Плеве. Он полностью отстранился от черновой работы и вопреки настоятельным просьбам членов Боевой организации уклонился от поездки в Россию. Через год, когда эсеры вновь собрались в Москве, чтобы повторить покушение на генерал-губернатора Ф.В. Дубасова, Азефу не удалось остаться в стороне. Савинков решил временно оставить свой боевой пост, потому что его внешность уже примелькалась московским филерам. После отговорок и колебаний Азеф вынужден был согласиться сменить его.
Он приехал в Москву 23 апреля 1906 г. На следующий день террористы перекрыли все выезды из Кремля, но экипаж генерал-губернатора благополучно миновал их засады. Один из боевиков, Борис Вноровский, неожиданно увидел, как экипаж выехал на Тверскую улицу из бокового переулка. Он бросился наперерез и метнул бомбу. Взрыв убил его самого и молодого адъютанта, Ф.В. Дубасов получил легкие ранения. Неудавшееся покушение было единственным случаем, когда Азеф рискнул наблюдать за действиями террористов с близкого расстояния. Сразу после взрыва он вместе с другими посетителями был задержан полицией в кофейне Филиппова на Тверской улице. Его отпустили по распоряжению филера, знавшего Азефа в лицо. Впоследствии ему пришлось выкручиваться, чтобы правдоподобно объяснить товарищам свое освобождение. Кроме того, эсеры задумались о причинах неудачи. Азеф возлагал всю вину на засаду, проглядевшую экипаж генерал-губернатора. Боевики клялись, что никого не пропускали. Спустя несколько лет некоторые эсеры высказывали убеждение, что Азеф намеренно расставил террористов по маршруту, которым Дубасов никогда не ездил.
Еще неприятнее были объяснения с полицией. Секретная сотрудница З.Ф. Жученко (Гернгросс) донесла, что покушение было подготовлено эсером Азефом. Ему пришлось выдержать резкий разговор с Рачковским, который в присутствии Герасимова кричал: «Это его дело в Москве!» Прошло несколько месяцев, прежде чем он смог восстановить доверие к себе. Больше всего этому способствовала сложная операция, задуманная совместно Азефом и Герасимовым. «Основная идея нашего плана, — свидетельствовал начальник охранного отделения, — заключалась в том, чтобы целым рядом систематически проводимых мероприятий фактически парализовать работу Боевой организации и побудить ее и партию прийти к выводу о полной невозможности центрального террора». Отдельные элементы этой тактики были опробованы при подготовке покушения на министра внутренних дел П.Н. Дурново, но весь механизм был пущен в ход во время слежки за П.А. Столыпиным.
Группа террористов во главе с Савинковым пыталась нащупать слабое место в охране Зимнего дворца, который царь предоставил премьер-министру после взрыва на Аптекарском острове. Рассматривались различные варианты нападения: при выходе из дворца, на борту яхты, даже на мосту через Неву, под которым должен был проплывать катер с министром. Следившие за Столыпиным террористы не подозревали, что сами находятся под пристальным наблюдением полиции. Среди боевиков, как и рассчитывал Герасимов, созрело убеждение в безнадежности затеи. Наконец, Азеф и его помощник объявили об этом на заседании ЦК партии и подали в отставку. Осенью 1907 г. было принято решение возобновить «центральный террор». Азеф вновь возглавил боевиков. С точки зрения Герасимова, его агент продолжал выполнять их совместный план. В этот период весь политический розыск в столице строился на указаниях Азефа. От него зависела даже свобода передвижения царя. Если он гарантировал отсутствие в городе террористов, охранное отделение давало «добро» на выезд. Когда он предупреждал об опасности, царь не покидал своей резиденции.
Как раз в момент наивысшего доверия со стороны полиции Азеф начал подготовку террористического акта, который должен был достойно увенчать его революционную карьеру. Речь шла о цареубийстве. Эсеры сумели завербовать двух матросов из команды крейсера, строившегося по русскому заказу на шотландских верфях. Азеф передал им револьверы и получил взамен прощальные письма, которые обычно оставляли боевики, шедшие на верную смерть. Николай II поднялся на борт крейсера на морском параде в Кронштадте в октябре 1908 г., но сошел на берег целым и невредимым. Несколько лет спустя Азеф высказывал сожаление, что обстоятельства не позволили ему совершить цареубийство. Трудно сказать, насколько серьезными были его намерения. Вполне вероятно, что Азеф, как искушенный психолог, не поверил в решимость молодых матросов и разыгрывал роль организатора цареубийства исключительно для товарищей по партии. С другой стороны, он не мог гарантировать полной безопасности монарха, особенно скрыв от Герасимова всю информацию по этому поводу.
III
Пятнадцать лет Азеф выполнял свои агентурные обязанности, и каждый день из этих пятнадцати лет грозил стать для него последним. Многие из тех, кому доводилось сталкиваться с Азефом, и еще большее число тех, кто никогда с ним не встречался, утверждали, что эсеры могли без труда разоблачить предателя — уж очень роскошную жизнь он вел в последние годы. Все эти доводы появились задним числом. Действительная или мнимая неосторожность не принесла Азефу вреда.
Настоящая опасность грозила ему с другой стороны, и предотвратить ее он был совершенно бессилен. По идейным соображениям или из чувства мести некоторые полицейские чиновники искали контакта с нелегальными организациями и предупреждали о секретной агентуре. Донесения Азефа пестрят подобными фактами, причем комментарии постепенно менялись от доверительного «счел долгом это вам сообщить… Прошу вас деликатно это использовать» до язвительного «право, удивляюсь, что Департамент не может конспиративно устроить свои дела».
Первое предупреждение об Азефе относилось к 1903 г. Оно поступило от мелкого осведомителя, который обиделся на «старшего сыщика» и рассказал студенту Н. Крестьянинову, что всей работой эсеров в столице руководит секретный агент. Крестьянинов добился создания партийной комиссии для рассмотрения дела, но не сумел ничего доказать.
Гораздо серьезнее было так называемое петербургское письмо, переданное члену городского комитета партии эсеров Е.П. Ростовскому в августе 1905 г. В анонимном письме (его автором был чиновник Департамента полиции Л.П. Меньшиков) говорилось о двух предателях: некоем Т и Азиеве. Интересно, что первым, кто познакомился