Читать интересную книгу Костер - Константин Федин

Он уже дошел до дверей в зал, когда кто-то громко попросил «минутку повременить», и все начали сторониться, насколько еще было можно. Кирилл увидел Новожилова и за ним, плотной кучкой, несколько членов обкома.

Крупное, немного рыхлое лицо Новожилова стало как будто мускулистее и сбавило сильные свои краски. Но шел он, как прежде, — с раскинутыми плечами, выдвинутым подбородком. Он был прям и высок, а в этот момент почудился Кириллу даже еще выросшим, в старом своем защитного цвета френче, туго обнимавшем туловище.

Поравнявшись с Кириллом, Новожилов, точно от неожиданной боли, крепко сдавил веки и чуть заметно дважды кивнул с таким выражением, будто подтверждал, что оба они — Кирилл и Новожилов — одинаково все понимают, одинаково чувствуют. В то же время он левой рукой нащупал правую Кирилла, сжал ее в запястье, подтянул Кирилла к себе, повел его рядом.

— Как самочувствие? — спросил он вскользь, продолжая смотреть прямо перед собой.

— В порядке, — ответил Кирилл.

Они вошли в зал, где сразу стало просторнее. Новожилов выпустил руку Кирилла. Они поглядели друг другу в глаза на миг дольше, чем прежде, и в этот миг Кирилл понял, что ответил Новожилову не так, как хотел бы.

— Порядок нужен теперь военный, — сказал Новожилов, но, словно перехватив колебание Кирилла, тут же спросил: — Что у тебя?

— Надо что-то сейчас же сделать для жены. Она — в Бресте, — торопливо ответил Кирилл.

Новожилов на мгновенье остановился, голова его толчком поднялась еще выше, он спросил едва слышно:

— Как в Бресте?

— С каким-то театром. Только вчера улетела.

Новожилов уже двигался дальше и уже по-прежнему глядел вперед, но, снова подтягивая к себе за руку Кирилла, отстающего в проходе между стульев, сказал недовольно:

— Даже не знаешь, что за театр?

— Какой-то московский. Молодой.

— Зайди ко мне после собрания.

Минуту спустя в зале стихло. Кирилл сидел в первом ряду. Против него, чуть наискось, высился Новожилов: подойдя к своему месту за столом, он не сел, а стоя выверял взглядом весь зал, как будто без переклички хотел установить, кого недостает в строю. Потом он медленно произнес обычное слово, зазвучавшее необыкновенно:

— Товарищи!

Кирилл принял слово как в самом деле необыкновенное для такого часа, когда все должно было решительно перемениться. Но слово было прежним. Привычка к нему десятилетиями впитывалась кровью. Если оно зазвучало необыкновенно, то потому лишь, что власть его господствовала вопреки перемене, содрогнувшей всю жизнь.

Новожилов сказал, что товарищи уже слышали сообщение, переданное по радио, но он огласит его еще раз по записи. Он начал читать. Рука его твердо держала сложенные листы бумаги. Он был веско-неподвижен, как глашатай. Одни губы его грозно затворялись и размыкались да глаза, которые он отрывал от бумаги, синим отблеском пробегали по залу.

Извеков чувствовал, как водворяется в душе самообладание. Но мысли продолжали свою странную рысь несколькими ярусами, то вклиниваясь одна в другую, то опять расслаиваясь.

Если бы надо было повторить, что читал Новожилов, он повторил бы. Но повторялось также все, что бушевало в его мозгу, когда он сидел перед холодной шторкой радиоприемника. Мы находимся в войне — твердил его внутренний голос. Нам не скоро теперь дадут передышку. Нам никогда ничего не давали. Мы брали сами. Все надо взять самим. Всего можно добиться, как мы добились в гражданскую войну. И вот мы опять в войне. Что следует дальше? Каким будет исход войны? Откуда эти слова об исходе? Война только что грянула — и нет, не время думать о ее исходе.

Извеков не отрывался от лица Новожилова. Оно было гневным и было добрым. Новожилов всегда был таким — гневом ограждал он добро, во имя которого поднялась революция. Он умел быть другом и был им Извекову. Что случилось бы с Кириллом, если бы Новожилов не согласился дать ему работу в Туле?

Четыре года назад Извеков неожиданно узнал, что своему переводу в Тулу обязан Рагозину. Оказалось, Новожилов хорошо знал Петра Петровича. Однажды при встрече он пожаловался ему, что старая Тула с ее тесовыми домишками гниет, новых квартир дают мало, население растет, рабочих прибывает все больше. Петр Петрович в разговоре об Извекове с председателем Комиссии партийного контроля и вспомнил об этой жалобе. Взыскание, наложенное на Извекова партией, не открывало ему никаких заманчивых далей. Рагозин предложил направить провинившегося на жилищное строительство в Тулу. Председатель Комиссии, сам туляк, отозвался в том смысле, что сватом быть не собирается. Случись опять какая промашка у Извекова, отвечай тогда вдвойне перед своими земляками? Пусть решает отдел кадров. Рагозин поговорил в кадрах. Там ответствовали: как посмотрит Новожилов — ему работать с Извековым. Новожилов отвечал, что посмотрит хорошо, но ведь не он направляет на работу, а — к нему. Кончилось тем, что Рагозин и Новожилов согласились поддержать Извекова сообща, и он прибыл в Тулу.

Когда в первом подробном рассказе Новожилову о своей печальной истории Извеков назвал себя «штрафным», тот пошутил:

— Ничего, мы тебя в ускоренном порядке перекуем!

Извеков с сомнением повел плечами:

— Беда, что перекованный всегда в худшем положении, нежели перековщик: он во веки веков не станет равноценен своему воспитателю, даже если превзойдет его качествами, — он ведь произведен из худшего, чем воспитатель, материала.

— Ну, — воскликнул совсем повеселевший Новожилов, — ты разве росточком немножко не вышел, а материал, я знаю, — закаленный.

— В Питере я наблюдал любопытный случай, — сказал на это Извеков. — Был там один упоенный успехами своего учреждения директор. И служил в учреждении очень дельный бухгалтер. Только в прошлом за бухгалтером числился грешок, который искуплен был трудовым лагерем. После лагеря директор решил перековывать бухгалтера дальше и определил в свой финансовый отдел. И вот осчастливленный бухгалтер начал выказывать чудеса такой одержимости своим делом, что поднял всю бухгалтерию до идеала. Директор не нахвалится им. Приди какой важный посетитель и окажись, как на грех, под рукой бухгалтер, сейчас же директор: «Познакомьтесь, прошу вас, — это наша гордость, главный бухгалтер, отличник, можно сказать — герой труда, золото, а не работник, вдохновляет весь аппарат, энтузиаст финансов… а ведь, подите-ка, с какой-анкетой! Смеются вон дурни разные над перековкой, а ведь он в лагере три года отработал, да-с, в лагере за нечистоплотное дельце, — вором ведь был, вором!»

— Что ты говоришь! — перебил с изумлением Новожилов. — Не может быть! Анекдот!

— Представь себе, может быть. Я знал обоих. Директор и мне демонстрировал свое перекованное сокровище. Мало того, что обозвал его вором, потребовал еще, чтобы бухгалтер сам подтвердил: «Правду говорю про тебя, а?»

— А тот что?

— Подтвердил. Опустил голову, глаза в землю: «Правда, говорит, было несчастье…»

— И что же… Что с ним… с бухгалтером?

— Ничего особенного. Спился понемногу. Новожилов рассмеялся, но тут же нахмурил лоб.

— Сопьешься!..

С неожиданно ласковой хитринкой он сощурился на Извекова:

— Это ты что же, мне в поучение?

— К слову, — улыбнулся Кирилл.

— Понимаю. Да слово-то у тебя олово. Стукнешь — не позабудется… (Новожилов усмехнулся.) Я себе в заслугу демонстрировать тебя не собираюсь. И мой тебе совет — поменьше думай, что проштрафился. Ни к чему. Перестань. Это, брат, интеллигентщина…

Перестать думать о своей беде Кирилл не мог. Но после разговора стал думать меньше и меньше: пришла работа без роздыха, да и Новожилов чутким своим расположением к нему настроил многих в его пользу.

Сейчас, в застывшей неподвижности зала, взгляд Кирилла не отрывался от лица Новожилова, и память, в невольном беспорядке, вычитывала из прошлого то одну, то другую встречу, в которой этот друг ободрил его мимолетным пожатием руки. Кирилл назвал в эту минуту Новожилова не только другом, но даже спасителем, уверив себя, что Аночка непременно будет спасена Новожиловым, только им, никем, иным. «Зайди ко мне после собрания» — слова эти сопровождали все мысли Кирилла, на всех ярусах, по которым они скользили. Раз Новожилов сказал — он сделает, он спасет ее. Кто же еще, кроме него? Он, один он в силах вырвать Аночку из огня.

И вдруг Кирилл увидел самого себя-в то давнее, давнее время, когда судьба случила его впервые с Новожиловым. За двадцать лет с тех пор ни разу не думалось с подобной остротой о необычайном событии, сопутствовавшем этой встрече, а тут оно удивительно быстро прорезалось иглой воспоминания.

В 1921 году

…Белые армии были разбиты. По укромным углам русской равнины держались одни шайки бандитов. На подавление бандитов Извеков был послан в лесную Тамбовщину с отдельным отрядом Красной Армии. Но неожиданно его откомандировали из армии и назначили начальником уездной милиции. Тут встретился он с Новожиловым.