Прошло несколько дней пути, а они не встретили ни одного живого человека.
Кругом были только выжженные солнцем холмы с обширными долинами меж ними и руслами пересохших рек, на дне которых кое-где еще оставалась корка застывшего в камень ила и сухие ломкие стебли растений. На холмах трава была высушена и вытоптана. Лошади с трудом находили себе еду. Сыскать подходящую низину, где сохранилась вода, было большой удачей — хорошо, что такие места виднелись издалека и располагались на расстоянии в один переход, так что можно было ехать от одного оазиса до другого. Чаще всего попадались каменные колодцы, около которых были устроены загоны и поильни для скота, а порой и навесные домики для пастухов. В одном месте славяне обнаружили даже три глинобитных дома под чахлой пальмой. Источник почти иссяк — поэтому маленькое поселение оказалось заброшено.
Была зима, но для непривычных северян все равно было очень жарко, а потому от Мертвого моря Буян взял на север так уверенно, словно уже бывал здесь или кто ему поведал. Он скрывал, что все это узнал еще на родине, от Яги-воительницы, которая открыла ему кое-что об этих землях. Властимир и Мечислав молчали, а Гаральду было не до того.
Видя, каким молчанием он окружен, рыцарь терял покой и сон. Он начинал ненавидеть своих спутников. Попадись им на пути караван, Гаральд ушел бы с ним, даже не спросясь, куда тот идет. Но отправляться в путешествие по неизвестным местам одному не хотелось, и он терпел и ждал.
Они заночевали у очередного, шестого или седьмого, колодца. Подле глинобитного круга с колодезным шестом на влажной земле проросла кое-какая трава и даже тонкая стройная пальмочка шелестела на фоне звездного неба перистыми листьями. Видно, кто-то из путников, проходя здесь, бросил косточку от финика.
Гаральд подметил: колодцы стали попадаться чаще, травы и деревьев около них было больше, следы кочующих стад и бедуинов были свежими. Значит, еще день-два, и они в городе. Не важно — в каком; там он наконец-то попрощается с этими язычниками и повернет домой. А дома, в Англии, ему придется искать или смерти на поле боя, или монастырского уединения, чтобы в молитве выпрашивать прощение для загубленной души Джиневры. Гаральд снова и снова представлял ее себе такой, какой она была в тот день, когда сам король Альфред приехал в замок ее отца и попросил руки девушки для Гаральда. Рыцарь приехал под видом его оруженосца и скромно стоял у двери, но потом король сделал знак ему подойти и под руку подвел к оменевшей от радости девушке…
Чья-то тень заслонила звезды, и рыцарь отвлекся от сладких воспоминаний. Сначала он подумал, что это ветер наклонил крону пальмы, но все было тихо, а тень перемещалась по спящему лагерю, осторожно обходя чуть тлеющий костер из кизяка. Гаральд скосил глаза, наблюдая, кому это из славян не спится по ночам… Впрочем, все они язычники, пришло время приносить жертвы своим кровавым богам, а он, иноверец, для того самый подходящий…
Тень медленно приближалась, но не к нему, а к спящим воинам. Крадучись, она обошла Мечислава и направилась туда, где разметался во сне Буян — его светлая рубашка и соломенные волосы ярко выделялись в темноте. Отсвет догорающего костра упал прямо на незнакомца, и тот сделал такое, что рыцарь забыл обо всем на свете: чужак протянул руку, и огонь тут же погас, словно пальцами загасили свечу, — только сизый дымок взвился струйкой.
Рыцарь перекрестился под плащом, мысленно проговаривая молитву. “Вот, — пронеслось в уме, — связался с язычниками, теперь их дьявол с собой заберет, а меня за ними следом, как спутника… Пресвятая Богородица, спаси нас!”
Пришелец немного постоял над спящим гусляром, а потом, так и не прикоснувшись к нему, отошел и склонился над князем…
Самой страшной мукой для Властимира были сны. В них он снова был зрячим, в них возвращалось то, что не хотелось вспоминать наяву. Во сне он видел жену, сына, волков, пожар Резани, кровь, смерть, сражения. То, что он пережил, уже будучи слепым, во сне обретало жуткие черты.
Сегодня ему привиделся отшельник с Мертвого моря. Во сне он казался похожим на призрака, на неупокоенного мертвеца. Он летел на князя, протягивая костлявые руки. Как всегда бывает во сне, Властимир не мог пошевелиться, а только стоял и ждал, когда приблизится призрак.
Тот налетел, как ураган, встряхнул князя за плечи и промолвил неожиданно знакомым голосом:
— Пора, княже! Пора!..
Властимир проснулся и понял, что это ему не снится. Южная ночь нахлынула прохладой и тихим ветром, напоенная треском сверчков и вздохами спящих людей и лошадей. Холод стылой земли пробирал под одеждой. Кто-то тихо тряс его за плечо и шептал:
— Княже, пора! Пошли!
Судя по голосу, это был гусляр.
— Буян, ты? — Властимир приподнялся. Друг нащупал его руку и пожал:
— Я. Поднимайся и идем со мною, только тихо — не буди прочих.
— А что, уже утро?
— Ночь покамест, да только мне недосуг света ждать, — загадочно отмолвил гусляр, увлекая князя за собой.
— Что случилось? Мы уезжаем?
— Нет, успокойся. Куда мы в ночь-то? Я тебе одну вещь сказать должен, да раньше не мог, вот и решился впотай,
— А они что же? При них нельзя?
Властимир успокоился и пошел за Буяном, что потихоньку уводил его от костра, подле которого оставалось вовсе не двое, а трое путников.
Гаральд не мог пошевелиться, сам не зная почему. В тот миг, когда он осенил себя крестом, пришелец словно угадал его движение и на миг обернулся.
“Сатана!” — только и мог подумать рыцарь. Все, кроме него, спали. Наутро никто не поверит его словам — а язычник-колдун, Буян, поднимет его на смех, когда он скажет, что князя взяли черти в преисподнюю.
Он испугался окончательно, когда над холмами, к которым уходили почти невидимые в ночи тени, вспыхнул свет. Несомненно, это открывались врата Ада, готовые принять новую жертву.
И в этот миг взгляд рыцаря упал на аркан. Лошадей славяне привязывали на длинный повод, который позволял им бродить почти всюду. Арканы волочились за ними по земле, отчего о них иногда кто-нибудь спотыкался.
В душе Гаральд добрым словом помянул всех святых, каких вспомнил, и, дотянувшись, дернул аркан, подтаскивая к себе лошадь.
Конь дремал, когда неожиданно ожившая веревка сдавила его шею. Мигом проснувшись, он рванулся, потащив за собой человека, и заржал.
Остальные жеребцы проснулись и отозвались на крик. Уходящие приостановились, Властимир оглянулся:
— Что там, Буян? Случилось что?
— Змея, должно, — как-то странно спокойно сказал тот. — Кони их боятся…
— Надеюсь, не Облака моего?
— Нет. Рыцарев жеребец беснуется… Пошли скорее! Гусляр торопливо потащил Властимира прочь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});