Вы, аиотееки, пришли сюда из-за моря и вообразили, что раз там, у себя, никто не смеет мериться с вами силой, то и тут все будут вести себя так же. Вы ошиблись. Это у себя там, далеко за морем, вы хищники, а тут вы лишь добыча.
…Те, которые пришли перед вами, могли бы тебя это подтвердить… если бы остались живы. Впрочем, возможно, кто-то из них и спасся, после того как мы их разбили. Вероятно, бедолаги побежали на запад… В лучшем случае они умрут от голода и жажды в тамошних степях, а в худшем — дойдут до Вал’аклавы, которая почти так же могущественна, как и Великая Окраина, и их там сделают рабами.
Эуотоосик надолго задумался. Раны его уже почти зажили. Однако боюсь, что прежней крутизны или хотя бы прямой спины ему не светит. Ходил он, сильно изогнувшись на один бок и будто прихрамывая, хотя в ноги ранен и не был.
Видать вражеское (или лучше сказать «дружеское», «союзническое»?), копье повредило какие-то мышцы спины, и теперь это не позволяет ему даже нормально стоять. Я из-за этого даже чувствовал некоторую неловкость, — ведь пострадал-то он из-за моей подставы. И лихой вояка в результате превратился в жалкого калеку…
— Ты лжешь мне, — наконец подвел Эуотоосик итог своим размышлениям. И на сей раз его голос звучал холодно и спокойно. — Если бы вы и правда были бы так сильны, — тебе не пришлось бы прибегать к подлостям и хитростям! Истинному воину не надо скрываться за ложью. — Его оружие и его верблюд! — Они побеждают за него, а не лживые речи!
— Да уж… — лишь усмехнулся я. — Твой верблюд много наговорил за тебя! Иногда мне кажется, что он тебя поумнее будет, потому что не стал брыкаться и дергаться, а сразу нам покорился!
…А сила оружия… Она лишь для тех, кто не владеет силой ума. Вы эту силу не цените. А напрасно. У нас в Великой Окраине способный побеждать лишь силой своего ума мудрец ценится куда выше махающего дубиной или копьем вояки. Мы выделяем таких людей в отдельную касту и почтительно зовем их «Бот’аниками». Что означает «Познавшие все тайны мира!»
Но я еще не бот’аник. Я только учусь, пытаясь заслужить это высокое звание. Но даже я лишь одной только силой своего ума и магии смог направить всю вашу Орду в голодные и холодные степи. И, может быть, мне это зачтется и я удостоюсь стать кандидатом в бот’аники.
…Ты надеялся, что аиотееки найдут на севере землю обетованную и путь на небо? Они найдут там лишь смерть и путь в загробный мир… Никто не способен выжить в тех краях зимой… А ведь то, что ты видишь и чувствуешь сейчас, это только ее начало. Скоро ударят настоящие морозы и выпадет снег, в котором утонет даже твой верблюд. Аиотеекам нечем будет обогреть себя и раздобыть пищу. И вернуться обратно они тоже не смогут, — не пустят снега.
…А потом, когда весной снег растает и в степи вернется тепло, посланные мной воины пойдут туда и соберут добычу. И вся ваша Орда будет уничтожена лишь силой ума одного человека!.. Так что ты там говорил про свое оружие?
Эуотоосик в ответ лишь промолчал… Сдается мне, он и сам был ботаником и в свое время натерпелся насмешек от разных идиотов, похваляющихся силой мышц и презирающих тех, кто изучает книги (если они у аиотееков есть) или возится с травками или камешками. Так что целая страна, где мозги ценятся куда выше мышц, — это не только его заветная мечта, но и некий огромный страх.
Идти против такой силы для него тоже самое, как для меня вести своих ирокезов против армии, вооруженной огнестрельным оружием… Только я один буду осознавать силу этой армии и этого оружия, понимая беспросветность попытки воевать с ней в открытом бою…
— Так чего ты от меня хочешь? — Эуотоосик наконец поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. — Мне не кажется, что ты пришел просто для того, чтобы посмеяться надо мной.
— Вот тут ты прав, — довольно кивнул я. Кажется грозный оуоо наконец-то пошел на сотрудничество. — Смеяться над тобой я не стал бы. Потому что мы с тобой очень похожи. Живи ты у нас, — тоже наверняка бы стал бот’аником, потому что ты из тех, кому хочется заглянуть глубже, чем видят твои глаза, и найти истинный смысл очевидного.
И только поэтому ты до сих пор жив. Ибо у нас считается плохой приметой убивать людей, подобных тебе и мне. (После кнута стоит угостить пленника и пряником.) Мы ценим ум даже в наших врагах.
У тебя есть то, что нужно мне, — знания. Если я их добуду и принесу на Совет Бот’аников, это сильно поможет мне войти в их круг. Так что я хочу, чтобы ты поделился со мной тем, что знаешь, и тем, что видел. И тогда я оставлю тебя в живых.
…Ты даже сможешь вернуться к себе домой, если захочешь, конечно. А можешь остаться с нами, — твоя спина не станет помехой для этого. Мы будем ценить в тебе не человека оружия, а человека знания. А среди аиотееков ты, перестав быть воином, сможешь пользоваться тем же уважением, как и прежде?
— И чего ты хочешь узнать? — осторожно спросил Эуотоосик, на лице которого сомнение и надежда попеременно сменяли друг друга. А еще там же гордость боролась с любопытством, а отчаяние цеплялось за соломинки каких-то планов и намерений… Мой оппонент пребывал сейчас в таком нервном возбуждении, что даже не пытался скрыть свои эмоции.
— Расскажи-ка мне сначала о зерне, что вы возите с собой.
— Зерне? — Лицо Эуотоосика вытянулось от удивления. Кажется, мой вопрос даже отчасти оскорбил его. — Спрашивать о такой привычной банальности, как зерно, которым ежедневно набиваешь пузо! И это у него-то, который учился у каких-то там великих жрецов, хранящих сакральные Знания, и входил в воинскую элиту непобедимых аиотееков-оуоо? — Что ты хочешь узнать об этом зерне от меня? Что я могу тебе рассказать?! — Я воин и жрец, а не пахарь какой-нибудь! Или ты думаешь, я похож на речных червей, которые копошатся по колено в грязи, выращивая его?
— Ты уже сказал немало! — преувеличенно довольно заявил я в ответ. — Значит, чтобы вырастить его, нужно много воды… Я так понимаю, это «речные черви», живут в долинах рек и делают как-то так, чтобы вода заливала их поля равномерно… Ты ведь должен был видеть эти сооружения. А еще я думаю, что там где выращивают это зерно…
Тут я описал ему свои представления о жизни Древнего Египта из застрявших в моей голове обрывков школьных знаний и посмотренных фильмов. Главным образом о структуре общества и инженерных сооружениях… И судя по внимательным глазам собеседника, почти все время угадывал правильно.
— …И это я узнал только из одной твоей фразы про «речных червей», копошащихся по колено в грязи! — самодовольно подытожил я, пытаясь сразить собеседника силой своего интеллекта. — Расскажи мне больше, и мои знания увеличатся…
— Эх, что и сказать тебе, Великий Царь Царей Мордуй, которого я почитаю за своего двоюродного дядюшку! (Я так и не понял, в чем там хохма с двоюродными дядями, но почему-то именно они особо почитались у всех местных племен, от горцев до лесовиков. Не зря Осакат отправили на воспитание именно к двоюродному брату ее матери). Я и сам не очень рад, что теперь придется кормить столько голодных ртов, а ведь ты знаешь, что у нас нету ни пашней, ни больших стад, и мы питаемся лишь тем, что добыли на охоте или забрали у врага. (Последнее было тонким намеком.)
Я ведь даже и подумать не мог, когда просил тебя помочь нам с одеждой, что выйдет вот такое. Но ведь вышло. И я думаю, что если мы отнесемся к этому правильно, это пойдет на пользу и твоему, и моему народам.
(… Нет, бабы это реально чистое зло. Знал бы, что будет такая морока, ни за что бы не подписался быть свахой для трех десятков своих вояк… Да и не мои они еще, а приблудные, послать бы их всех на фиг с их бабами и проблемами… Но это я так, ною).
Короче, пару недель назад я проделал хитрейший финт ушами — предложил Мордую взаимовыгодную сделку. — У нас, мол, бабы почти все остались на той стороне Гор, где и пребывают в гостях у моего почти двоюродного дедушки по сестре, Великого Царя Царей Леокая. А мужики все пообносились и ходят в сплошной рванине… Вон посмотри на мою обувку — это же чистый кошмар! (Специально для такого случая надел свои старые тапкопортянки.) А портновское мастерство женщин Олидики славится на все земли мира. Так не отпустишь ли ты своих баб, тех, кому не помешало бы подзаработать, — сшить им одежду и обувь. А уж мы их отблагодарим достойно!
Как раз перед этим мы с шаманами-мастерами продемонстрировали Царю Царей наше пробное изделие… Шлем, на мой взгляд получился не слишком-то удобным. Но Миотоя и Ундая просто распирало от гордости, — такого не то что они, такого в окрестных землях вообще никто не делал!
…Тем больше было их удивление моим «предательством», когда я, отмалчивавшийся при первых просмотрах изделия, обрушился на него с беспощадной критикой в присутствии Царя Царей, их непосредственного заказчика.
Нет, я, конечно, постарался густо подсластить пилюлю, отдав должное мастерству обоих шаманов, их несомненным знаниям и глубокому проникновению в мир духов. (Эти сволочи опять заставили меня пить наркокомпот перед отливкой, дабы умилостивить духов.) Но!