на пороге квартиры, ленивым, словно замедленным, движением его запахнул, даже не смутившись.
— Что надо? — зевнув, грубо спросил Филипп. — Но учти, по субботам я не подаю.
— Сегодня пятница, — ответил лейтенант Джеймз, доставая удостоверение и поднося его к глазам собеседника, чтобы тот смог прочитать. — И я не нищая старушка, а офицер Интерпола.
— И что от меня надо Интерполу? — зевнул еще шире Филипп. Но из его глаз исчезла сонная мгла. Он насторожился, словно почуявший опасность дикий зверь.
— Меня интересует, что вы делали несколько дней назад в кампусе Royal Holloway university, — резко спросил лейтенант Джеймз. Мужчина не понравился ему с первого взгляда. А то, что он увидел под халатом, вызвало у него отвращение. — Это вроде бы не по пути в синагогу.
— Может быть, мы пройдем в квартиру, лейтенант? — спросил Филипп. — Я чувствую, что наша беседа может затянуться. А мне, признаться, немного холодно. Поддувает под халат.
Возразить на это было нечего, и лейтенант Джеймз вошел в квартиру.
— Поговорим на кухне, — предложил Филипп. — В комнате не прибрано. Я только что встал.
Вслед за хозяином лейтенант Джеймз прошел на кухню. И с завистью отметил, что размером она превосходила всю его квартиру, а по элегантности и утонченности интерьера походила на иллюстрацию в рекламном журнале, запечатлевшую модный среди миллионеров стиль минимализма. Мебели было очень мало, а ее лаконичная цветовая гамма была построена на контрасте белого и черного цветов. Дэвид Джеймз робко присел на стул с высокой спинкой, сделанный в форме изогнутой змеи. Филипп открыл вспыхнувший цветными лампами бар и достал из его стеклянного чрева бутылку вина и два бокала.
— Надеюсь, вы не откажетесь от бокала шабли? — спросил он. — Я на днях привез несколько бутылок из северной Бургундии. Я вообще много путешествую. А что мне еще делать? Я богат и одинок. Это развлекает меня.
Мужчина говорил много и, как показалось Дэвиду Джеймзу, только с одной целью — чтобы не отвечать на заданный ему вопрос, который явно смутил его. Поэтому лейтенанту перебил его, сказав:
— Я все еще жду ответа. А я очень не люблю ждать, предупреждаю вас.
— А о чем вы меня спросили? — удивился Филипп. — Знаете, я такой рассеянный! Постоянно обо всем забываю и путаю. Вот, например, сомелье рекомендовал мне под шабли устрицы или фуа-гра. В крайнем случае, рыбу под сливочным соусом. А я вчера купил рулет из свинины. И как мне быть, посоветуйте?
Лейтенант Джеймз сообразил, что его собеседник издевается над ним и начал медленно багроветь.
— Если вы немедленно не скажете, каким ветром вас занесло в кампус Royal Holloway university, я буду вынужден надеть на вас вот эти браслеты и сопроводить в полицейский участок, — сказал он, доставая наручники и кладя их перед собой на стол. — Вы подозреваетесь в похищении человека, а это серьезное преступление.
— Разумеется, если его расследует Интерпол, — насмешливо ответил Филипп. — Да вы пейте шабли, лейтенант. Когда еще придется?
Филипп, одним глотком выпив свой бокал, поставил его на стол рядом с наручниками. И, внезапно подхватив их, начал с интересом рассматривать, вертя в руках.
— Какая хорошая игрушка, — сказал он. — Стальная, и такая блестящая! А, кстати, вы не знаете, удавалось ли эти браслеты кому-нибудь разорвать? Я имею в виду тех, на кого эту штуку надевали. Я это спрашиваю, потому что вижу, что вы очень сильный человек. Интересно, вам это было бы под силу?
— Отдайте, — потребовал лейтенант Джеймз, вставая со стула. Он протянул руки к мужчине, собираясь забрать у него наручники. Но вдруг тот неуловимым глазу движением защелкнул браслеты на его запястьях и ударил лейтенанта ногой в пах.
Лейтенанту Джеймзу показалось, будто его лягнула лошадь. Он почти потерял сознание от боли. Темная пелена застлала его глаза, и он тяжело рухнул на пол. А когда очнулся, то был уже крепко привязан большим полотенцем к спинке стула, на котором он до этого сидел. Филипп Леруа оказался не только ловок, но и необыкновенно силен. Он легко приподнял грузного лейтенанта, который весил намного больше ста килограмм, с пола и усадил его на стул, не забыв залепить ему рот скотчем. И, разумеется, не сняв с него наручники.
Глава 26
— Ах, лейтенант, лейтенант, — укоризненно покачал головой Филипп, увидев, что полицейский пришел в себя и может слышать обращенные к нему слова. — Говорил же я тебе, пей шабли. А что ты? Начал мне угрожать. Как это невежливо! Теперь-то ты понимаешь это?
Дэвид Джеймз что-то гневно замычал в ответ. Скотч мешал ему говорить. Но Филипп и не подумал снять его. Он откровенно насмехался над лейтенантом.
— Да, да, я принимаю твои извинения, — сказал он. — Но ничего уже не могу изменить. Ты потерял контроль над ситуацией, а, следовательно, вопросы буду задавать уже я. А ты отвечать. Ты меня понимаешь? Если да, то кивни!
Разъяренный Дэвид Джеймз попытался встать, но его ноги были крепко связаны, и он только упал вместе со стулом на пол. Криво усмехаясь, Филипп несколько раз ударил его ногой. Глаза лейтенанта закатились, и на этот раз он действительно потерял сознание. Заметив это, Филипп прекратил избиение и поднял стул вместе с человеком. Казалось, он развлекается с полицейским, которому в этой игре досталась роль куклы.
Пока лейтенант приходил в сознание, Филипп пил шабли, бокал за бокалом, закусывая устрицами, которые нашлись в его холодильнике. Он сбросил халат и сидел обнаженный, блаженствуя не только от вина, но и от мыслей о том, какое удовольствие он получит, пытая человека. Давно уже он не терзал человеческую плоть, с тех пор, как по приказу Фергюса оказался в темнице. И сейчас рарог собирался наверстать упущенное. Он не знал большего наслаждения, чем это.
Глаза Дэвида Джеймза открылись. В них был виден смертельный ужас. Филипп удовлетворенно усмехнулся. Для начала это было совсем не плохо. Он думал, что с полицейским придется повозиться намного дольше. Тот производил впечатление сильного человека. Но сдался почти сразу. Впрочем, как многие физически очень крепкие люди.
Это казалось необъяснимым, но это был факт. Рарог по своему опыту знал, что легче всего бывает напугать того, кто привык, что его все боятся. Такой человек оказывается психологически слабым. Хлипкие и тщедушные привыкли к унижению и побоям, которые они терпят всю свою жизнь от окружающих. И их не просто сломить, потому что их дух закалился в испытаниях.
Рарог много думал над этим феноменом. И пришел к практическому выводу — в жертву он всегда старался выбирать здоровяков. Рарогу было нужно не только