у власти, что умел признавать свои ошибки и работать над ними.
К сожалению, слишком многие знают о том, что в течение многих лет он продвигал Завьялова и оказывал ему всяческую поддержку, то есть полностью отмазаться не удастся. Значит, нужно думать, как минимизировать неизбежные потери, в том числе репутационные.
В первую очередь нужно предупредить тех, кто тоже так или иначе завязан на Завьялове по бизнесу или в личных отношениях. Или не нужно? Откуда ему знать, кто ещё посещал завьяловский клуб: такой информацией не принято делиться. Так что, предупреждая, можно оказаться в очень серьёзно подставиться. Поэтому правильнее всего будет просчитать, как максимально обезопасить себя, а остальные… спасение утопающих, как говорится, дело рук самих утопающих. Топить он никого не станет, но и руку помощи протягивать не будет торопиться, так сказать, во избежание.
– Женя, меня ни для кого нет, – сказал он, приоткрыв дверь в приёмную, где секретарь что-то тихо печатал в ноутбуке, пережидая гнев начальства. – Это значит — ни для кого.
– А для Дмитрия Александровича? – на всякий случай уточнил молодой человек, привыкший, что Завьялов допускался в кабинет Фомина всегда, несмотря ни на какие обстоятельства.
– Женя, тебе что-то не ясно в словах «ни для кого»? – в голосе Фомина звякнул металл, и секретарь понятливо закивал.
Вернувшись в кабинет, Фомин взял оставленный Олегом — кстати, надо будет узнать о нём побольше и иметь его в виду, мало ли — конверт и начал медленно перебирать фотографии. Да уж, даже самые безобидные из них могли в момент разрушить тщательно создаваемый образ идеального семьянина, щедрого мецената, перспективного политика. А некоторые могли бы стать и основанием для привлечения внимания определённых структур: совершенно ясно было, что девушка, с которой развлекается Дмитрий Александрович, в лучшем случае отделается серьёзными травмами.
Егор Андреевич не мог отделаться от ощущения, что он упускает что-то важное, что-то, что ни в коем случае нельзя просмотреть. И он снова и снова перебирал фотографии, всматриваясь в залитое кровью лицо девушки, в искажённое, совершенно безумное лицо Завьялова. Что? Что он не замечает?
Зная, что самый верный способ в такой ситуации — это перестать зацикливаться на проблеме, Егор Андреевич открыл ежедневник, которому по-прежнему доверял больше, чем всем новомодным приложениям и электронным планировщикам. Он листал страницы, стараясь перестать думать о Завьялове, но получалось откровенно плохо: слишком серьёзной была ситуация.
Неожиданно взгляд зацепился за строчку: «… тендер. Паевский, Краснов, Матвейчук...»
Краснов… Алексей Краснов… Фомин замер, глядя в пространство. Почему никогда не подводящее чутьё выдернуло именно это имя? Как Завьялов может быть связан с не лезущим ни в какие игры Красновым? Дима — человек, обожающий внешние эффекты, любящий появляться на публике, а Краснов сидит себе безвылазно в своём доме с женой… Стоп! С женой…
Егор Андреевич, отгоняя дурные предчувствия, быстро набрал в строке поиска «Алексей Краснов» и выбрав вкладку «картинки», стал листать яркие изображения. Наконец он остановился на фотографии с какого-то мероприятия и увеличил снимок.
– Да твою ж мать… – выругался он, неверяще глядя на фотографию, на которой Алексея держала под руку красивая женщина. Фомин даже вспомнил, как её зовут — Елена.
Потом он выбрал фотографию из тех, что лежали в конверте на столе, сравнил её со снимком в интернете и почувствовал желание выпить. Девушка, с которой «развлекался» Завьялов, была невероятно, до ужаса похожа на Елену Краснову.
Это что же получается? Дима не просто уродует девушек, а его конкретно перемкнуло на жене Алексея Краснова? Ничего себе информация… Впрочем, может быть, это всего лишь совпадение? Но внутренний голос настойчиво говорил, что никаким совпадением тут и не пахнет: всё так и есть.
Наливая себе коллекционный виски, Фомин лихорадочно перебирал в памяти все случаи, когда пересекался с женой Краснова: благотворительные акции, громкие премьеры, статусные мероприятия. Мозг услужливо подсовывал картинки, и Егор Андреевич вспоминал, что действительно, его протеже всегда обнаруживался где-то возле четы Красновых или рядом с Еленой, если она вдруг оказывалась одна.
Вдруг Фомин прищёлкнул пальцами и довольно улыбнулся: он знал, у кого наверняка можно разжиться информацией. Он открыл шкаф и выбрал среди нескольких конфетных коробок, лежавших там именно на такой случай, наиболее эффектную. Махнув рукой вскочившему секретарю и буркнув, что скоро вернётся, он спустился на этаж ниже и, негромко постучав, заглянул в кабинет.
– Приветствую, очаровательная Лариса Павловна! – проворковал он, и сейчас никто не узнал бы в радостно и даже слегка игриво улыбающемся мужчине грозного Фомина. – Вы, как всегда, просто обворожительны!
– Льстец ты, Егор Андреич, – кокетливо поправила причёску сухощавая дама лет шестидесяти, которую обворожительной мог назвать только полный слепец. Ну, или тот, кому от неё было что-нибудь нужно, как, например, Фомину. Вся администрация прекрасно знала, что нет человека более осведомлённого о личной жизни окружающих, чем Лариса Павловна. Она всегда была в курсе кто, с кем, где и как долго. – Выкладывай, что привело тебя ко мне?
– Драгоценная моя, скажи, ты ведь наверняка знаешь Алексея Константиновича Краснова? – не стал ходить вокруг да около Фомин, для этого они с главбухом слишком давно и хорошо друг друга знали.
– Алёшу? Конечно, знаю, уже лет, наверное, двадцать, не меньше. А что тебе, старому лису, от него надо?
– И супругу его знаешь?
– Ну разумеется, очаровательная женщина, хотя и слишком холодна, мне кажется. Но любит Алексея, это совершенно точно, всегда рядом. А это нынче большая редкость.
– А про неё ничего такого, – Фомин покрутив в воздухе пальцами, – не слышно было? Ну, связи на стороне, ты понимаешь?
– Никогда, – Лариса Павловна энергично сверкнула очками, – Елена идеальна, хотя многие, очень многие увивались за ней, а она даже в их сторону не смотрела никогда.
– А кто увивался-то?
– А с чего это ты интересуешься? – вдруг подозрительно прищурилась главбух. – Уж не собираешься ли сам заняться? Не по зубам она тебе, Егор, уж прости, да и угомониться тебе пора. Вон, Завьялов твой, уж насколько и моложе тебя, и интереснее, а тоже, говорят, от ворот поворот получил.
– Да ты что? – Фомину не приходилось изображать заинтересованность, так как вопрос действительно его чрезвычайно интересовал. – Не знал, что он на чужих жён заглядывается, не знал…
– Скользкий он у тебя какой-то, – неожиданно сказала Лариса Павловна, задумчиво рассматривая вручённую конфетную коробку, – вот вроде и придраться не