дух. Этот альбом держали в руках люди, которых давно нет, а может быть и её знаменитый прадед. Очень хотелось к нему прикоснуться. Возможно, ей не отказали бы в этой просьбе, но она не смела об этом даже думать, боясь, что стоит этот колпак снять, как альбом тут же превратится в прах.
В заключение Сара Вульфовна показала свою часть знаменитой коллекции яиц Фаберже.
– Эту пару Карл изготовил лично в подарок для моих родителей, – с гордостью рассказывала Сара Вульфовна, беря бесценные вещи поочерёдно в руки, чтобы дать возможность рассмотреть изделия знаменитого ювелира получше. Возвращая их на каминную полку, она нечаянно, (а может и не нечаянно), поменяла их местами.
– Подарок для ваших родителей? – удивилась Стеша, машинально исправляя нарушенный порядок, – я была убеждена, что Фаберже жил не меньше, чем пару веков назад.
– Ну что вы… Он умер совсем недавно, в одна тысяча девятьсот двадцатом году, и был похоронен в Каннах, куда вынужден был бежать от революции.
«Совсем недавно… – подумала Стеша, – она говорит о целом веке так, словно всё происходило буквально вчера. Пока мы молоды, даже одно десятилетие кажется нам огромным сроком, а для человека, прожившего долгую жизнь, целый век это «совсем недавно».
– Его коллекция, которую он создавал вместе с группой ювелиров, работавших в его цеху, была полностью разграблена. – продолжала Сара Вульфовна, – Говорят, при этом он потерял более пятисот миллионов. Думаю, всё это ускорило его кончину, хотя главной причиной называют историю с сигарой, выкуренной им при больном сердце. Насколько я знаю, участь ваших прадедов была ещё более трагичной. Вам об этом что – нибудь известно?
– Очень мало. Моя бабушка никогда мне о них не рассказывала. Вернее, рассказывала, но как сказку, или чужую историю, которая меня совершенно не касалась. Я поняла это уже потом, после того, как, случайно попав в имение Тумановых, познакомилась с Родиной мамой. К сожалению, она умерла буквально через пару часов после нашей встречи. То, что она успела поведать перед своей кончиной, оказалось для меня большим потрясением.
– Жаль. Думаю, со стороны вашей бабушки это было большой ошибкой. Каждый человек имеет право знать свою историю, а она, как я понимаю, была очевидицей многих событий последних лет их жизни, которые теперь так и останутся неизвестными. Да, очень жаль. Нам с вами надо поговорить об очень многих вещах.
– С удовольствием, мне очень интересно с вами общаться.
– Тогда обещайте приходить к нам как можно чаще, конечно, если вам не претит общество такой старухи, как я.
– Обещаю.
– Вот и договорились. Да, я не закончила о Фаберже. Вот эти две вещи, наверняка украденные раннее из его коллекции, нам с мужем удалось выкупить во время блокады Ленинграда. Нужда и голод осаждённого города заставляли многих продавать или выменивать за продукты подлинные шедевры. Часто редчайшие произведения искусства уходили за кулёк крупы или банку тушенки. Чтобы сохранить коллекцию, нам тоже не раз приходилось рисковать жизнью, потому что в городе действовали банды мародёров. Грабежи и убийства происходили чуть ли не каждый день.
Распрощавшись с гостями, Сара Вульфовна, несмотря на усталость, по давно заведённой привычке поспешила, если так можно назвать её короткие, неуверенные шажки, к Арику, который, как ей казалось, понимал её лучше всех. Нерон, вернувшийся от двери, до которой провожал понравившихся ему гостей, а такой чести он удостаивал немногих, последовал за нею.
– Арик, ты видел эту девочку? – спросила Сара Вульфовна,– Это она. Наконец – то я могу умереть спокойно. Она умна, воспитана, а к тому же ещё и красавица. Я уверенна, она сможет сделать моего сына счастливым.
В ответ Арик резко взмахнул крыльями и крякнул, а Нерон грозно зарычал.
– И не смейте мне возражать. – возмутилась старушка, хотя прекрасно понимала, что спорит не с ними, а сама с собой и своим здравым смыслом. – говорите, она слишком молода? Ерунда. Адамчику семьдесят, ей примерно двадцать пять – двадцать семь. Семьдесят минус двадцать пять всего лишь сорок пять. Покажите мне хотя бы одну девушку, которую остановила бы такая разница в возрасте, когда дело касается миллионов. Я уверенна, эта девочка никогда не пустит по ветру то, что заработано многолетним трудом моего сына. Нерон, прекрати пожалуйста рычать. Это для тебя счастье не в деньгах, а для молодой девушки счастье, и ещё какое.
Нерон снова зарычал и бросился к двери. Но она успела захлопнуться прежде, чем он успел до неё добежать, а старушка повернуться на шум.
Глава 12
Через несколько дней Адам Викентьевич снова оказался на пороге дома Софьи Николаевны с неизменным букетом роз в руках. Выглядел он бледнее обычного.
На этот раз его встречала сама хозяйка.
– Здравствуйте, Адам Викентьевич. Вы к ребятам?
– Здравствуйте, милейшая Софья Николаевна. Да, я к Степаниде Никитишне, если можно.
– Конечно можно, только её нет.
– Как нет? А где же она?
– Они с ребятами поехали в парк.
– В парк? Зачем? – удивился Адам Викентьевич.
– А зачем ездят в парк? Погулять.
– Вы сказали «с ребятами»…
– Ну да, с Родей и новыми музыкантами. Я их, можно сказать, выгнала. А то всё работают и работают, надо же иногда и отдыхать.
– Конечно, отдыхать нужно обязательно. – согласился Адам Викентьевич.
– Именно. Если хотите, можете подождать. Только я не знаю, когда они вернутся. Может быть надумают ещё сходить в кино. Заходите, посидим по – стариковски, попьём чайку.
Софья Николаевна с удивлением заметила, что при последних словах он слегка ссутулился. Задумчиво покрутив букет в руках, вздохнул и отдал ей в руки.
– Я не знаю, стоит ли ждать. Хотя… может быть это даже к лучшему. Пойдёмте пить чай.
– Вот и славненько. Заходите, располагайтесь, а я поставлю цветы в воду и включу чайник.
Когда Софья Николаевна вошла с полным подносом в руках, гость стоял, разглядывая Стешин портрет, висевший на стене. Кто – то из ребят сфотографировал её во время выступления. Случайное фото, на котором она выглядела естественно и вместе с тем очень эффектно всем так понравилось, что из него решили сделать портрет.
– Как вам наша красавица? – спросила Софья Николаевна, разливая чай.
– Замечательна. Как раз о ней я и хотел бы с вами поговорить. Только прошу вас меня не перебивать, выслушать до конца и попытаться понять, а потом уже выгонять из дома.
– Ничего себе … – опешив, Софья Николаевна едва не пролила кипяток мимо чашки, – с какой стати я должна вас выгонять?
– Сейчас я всё объясню. Пожалуйста, садитесь.
– Чувствую, разговор будет серьёзным…– сказала Софья Николаевна, присаживаясь на краешек стула.
– Очень. Я хочу просить у вас Стешиной руки.
– Просить чего? – брови Софьи Николаевны удивлённо приподнялись и вся она застыла, забыв закрыть рот.
– Руки.
– Не поняла… Вы что, хотите на ней жениться?
– Именно.
– Однако… Я не могу поверить… Вы это серьёзно?
– Более чем.
– Простите, а вы случайно не