Читать интересную книгу Всё красное (пер. В. Селивановой) - Иоанна Хмелевская

– Иди ты! – в один голос сказали Алиция с Зосей. – Может, она сама скажет, откуда Эдик о ней узнал.

Несколько дней прошли в терзаниях и сомнениях. Этично ли наносить визит убийце и преступнице, пусть даже и давней приятельнице? Не расценит ли она мой визит как знак нашего прощения ее подлым поступкам или, того хлеще, как знак их одобрения? А, может, вообще бестактно расспрашивать ее о злодеяниях и лучше сделать вид, что ничего такого не было? Совершенно запутавшись в сложных морально-психологических проблемах, я уже и не знала, кого иду посещать – закоренелую преступницу или просто свою не совсем здоровую психически приятельницу?

С первых же слов Анита рассеяла все мои сомнения. Она уже отошла после первого шока и обрела былую уверенность в себе.

– Дуры вы все, как я посмотрю, – безапелляционно заявила преступница. – Лично я ничего против Алиции не имею и даже люблю ее. Мне вовсе не хотелось ее убивать.

– А чего же тебе хотелось? Сделать ей приятное, устранив из ее дома излишек гостей?

– А что, скажешь, не было излишка? Но дело обстоит не совсем так. Теперь я уже могу тебе сказать… Мне не хотелось ее убивать, но я должна была это сделать.

Она тяжко вздохнула. Я слушала, боясь проронить хоть слово.

– Когда мы с Алицией случайно встретились во Флоренции, я ведь знала, что она щелкает там свои идиотские фотографии, и на одной из них может быть Анджей…

– Какой еще Анджей?

– Ну, этот, мой… Его зовут Андреас. Фотографии, где он заспят вместе со мной, – единственная реальная опасность раскрыть нашу связь. Я не могла этого допустить. Слишком велика была для него угроза. И еще надо было отыскать и забрать ее записную книжку, я ведь знаю, она все записывает, память у нее никудышная, без записей уже ничего бы не вспомнила. В здешней полиции мне удалось выкрасть единственную его фотографию, которой они располагали. Украсть из полиции было просто, у них все разложено по полочкам, а вот разыскать что-либо у Алиции – каторжный труд. Поэтому и нужно было ее прикончить, а потом спокойно обыскать весь дом. Ну, и еще я боялась – она сама их найдет и вспомнит что не надо. А всех остальных мне очень не хотелось обижать. Ох, ты представить себе не можешь, сколько сил и хлопот это стоило, как трудно было при этом никого не убить.

– Но ведь Эдика ты… того…

Анита опять вздохнула.

– Тут я совершенно потеряла голову, – призналась она, искренне сожалея о содеянном. – Мне надо было, чтобы он замолчал, причем немедленно, я не знала, как это сделать, ну и… Перестаралась немного.

Вот так стали понятными поразительная невезучесть нашего убийцы и подозрительно частые стечения счастливых обстоятельств для его жертв. Меня радовало, что хоть в этом у Аниты проявились нормальные человеческие чувства. Ей никого не хотелось обижать…

Анита охотно ответила на все мои вопросы. Выяснилось, что ей неизвестно, из какого источника почерпнул Эдик свою информацию. Для нее самой это было неожиданностью. На прощание она попросила меня передать Алиции, что просит у нее прощения за попытки лишить ее жизни.

– А в общем-то, ты и сама, наверное, понимаешь, – я ненормальная, – закончила Анита. – Поверь, я давно утратила способность рассуждать здраво, и никакая клиника меня не излечит. И ничего мне не сделают… Хотя жизнь моя все равно пропащая.

Она знала, что говорила. В Дании правосудие исходит из того, что всякий преступник – человек чокнутый, и гораздо чаще направляет на лечение, чем в тюрьмы. Я же и сама чуть было не поверила в психическую неполноценность Аниты, если бы не эта, столь безошибочно избранная ею линия защиты…

Я попрощалась и уже была в дверях, когда она меня задержала:

– Послушай, будь добра, скажи мне, ради бога, где она это прятала?

– На чердаке у знакомых, на площади Святой Анны, – рассеянно ответила я, с трудом продираясь сквозь сумбур в голове – Анитины преступления, ее признания, ее неуравновешенная психика. – И вообще, Алиция понятия не имела, что у нее это есть. Если бы не Херберт и если бы не ремонт чердака… Послушай, а зачем тебе понадобилось убивать фру Хансен? Она тебя узнала?

– Стала бы я убивать ни в чем не виновную старушку… Она меня не видела, но поперлась в комнату, где я была, и через минуту увидела бы. Пришлось принимать меры. Ох, если бы я знала, что это лежит на площади Святой Анны! Ну, Алиция! Никогда не знаешь, что она может выкинуть!

* * *

Через два дня пришло письмо от двоюродной сестры Эдика, его единственной наследницы. Внутри находился запечатанный конверт. Двоюродная сестра сообщала, что конверт она обнаружила в кармане старого Эдикова пиджака, а поскольку на письме написан адрес Алиции, она сочла своим долгом переправить его адресату, полагая, что тем самым исполнит волю покойного.

Конверт был жутко измят и заляпан какой-то бурой жидкостью, которую мы после долгих споров идентифицировали как смесь вишневки с кофейной гущей. Письмо внутри конверта было залито тем же.

– Должно быть, здорово был пьян, когда писал, – ворчала Алиция, разбирая каракули.

В неровных строках буквы налезали одна на другую, кое-где сливаясь в один большой клубок, расшифровать который не было никакой возможности. Многие слова расплылись от вишневки, другие не были дописаны, знаки препинания вообще отсутствовали. Понадобилось немало времени, что-бы понять общий смысл письма. Оказывается, Эдик встретил знакомого времен своей молодости, когда после окончания войны мыкался по свету. По случаю счастливой встречи они устроили грандиозную попойку, во время которой, то ли на десятый, то ли на двенадцатый день друг молодости сболтнул лишнее. Пьяный Эдик понял, что кореш не в ладах с уголовным кодексом и вообще, скорее всего, шпион. Во-первых, теперь у него была другая фамилия. Во-вторых, он тайно пользовался варшавской квартирой Аниты. В-третьих, с презрением отзывался о безоглядно влюбленной в него женщине, которую ни в грош не ставил. Перед старым другом он не скрывал, что беспардонно использует в своих гнусных целях любящую Аниту, которую собирался бросить, как только она перестанет быть полезной. Правда, о своей шпионской деятельности он не сказал ни слова, хотя Эдику очень хотелось его расколоть, но тем не менее Эдик не сомневался в характере работы своего дружка. Большая часть Эдикова письма состояла из бессвязных восклицаний, свидетельствующих о сотрясающей душу автора внутренней борьбе: проявить лояльность по отношению к старому корешу и собутыльнику или, наоборот, предупредить Алицию. В конце концов рассудил, что если даже он Алицию предупредит и она порвет со своей знакомой, его корешу ничего не угрожает.

– Написал письмо по пьяной лавочке, сунул конверт в карман пиджака и забыл о нем. А потом, уже протрезвев, написал второе письмо.

– Права была Анита, когда говорила, что бросит ее этот подонок и не задумается, – заметила я. – На редкость неприятный тип. Ох, недаром не люблю я таких красавчиков…

– Странно, что сболтнул Эдику лишнее, – удивлялась Зося. – Ведь опытный же мошенник…

– Так он же не знал, что Эдик знаком с Анитой. Он не знал даже, что мы с Эдиком давно знаем друг друга. И вообще, из этого следует, что я ему была до лампочки.

– И не только это, – добавила я. – Вспомните, они встретились в Польше, там этот мошенник наверняка не мог сбывать наркотики, значит, не занимался своим наркобизнесом, скорее всего проворачивал какие-нибудь мелкие торговые аферы. Польша для него – безопасная пристань, вот он и расслабился. Встретил старого друга. Дружок-алкоголик ничем не мог быть для него опасен, да и в самом деле, если бы Эдик не знал тебя… А так два мужика упились вдрызг, и один стал изливать другому душу, поведал только о своих сердечных делах.

– Жаль мне эту бедолагу Аниту, хотя, возможно, она и не стоит жалости.

С прощальным визитом пришла к нам Эльжбета. Она хромала уже почти незаметно. Вскоре после нее приехал Торстен, которого выписали из больницы несколько дней назад. Незадолго до него звонила из больницы Эва – она чувствовала себя уже неплохо и собиралась выписаться через неделю. Остальные жертвы покушений Аниты тоже понемногу выздоравливали. Мы жили теперь в атмосфере радостной эйфории. Висящая над нами черная туча опасности унеслась прочь, ничто уже не угрожало обитателям очаровательного домика в Аллероде. В саду цвели астры.

– Ну, мои дорогие, – говорила сияющая Алиция, – я считаю, теперь самое время раскупорить бутылку «Наполеона». Бобусь с Белой Глистой уехали, надеюсь, навсегда, Эва жива и ни в чем неповинна, вы живы, тетя не имеет ко мне никаких претензий, прочие жертвы живы и здоровы, за машину мне возвращают ее полную стоимость. Лучше и быть не может!

Мы с энтузиазмом поддержали ее.

– Как хорошо, что уже не будет в этом доме никаких трупов! – радовалась Зося.

Алиция приготовила исключительно ароматный кофе, и мы в приятной, почти семейной атмосфере собрались за столом. От меня потребовали с подробностями рассказать о визите в психиатрическую клинику.